— Они, дамочки-то наши, за доллары из Питера себе выписывали, это точно, я сколько раз таких жеребчиков видал...
Комната действительно сообщалась с соседней, обе обставлены как спальни, с царскими кроватями, с зеркалами во всю стену, с почти одинаковым рисунком на обоях и покрывалах. Только в первой спальне переплетались светло-голубые дракончики, а во второй — оранжевые. Впрочем, цвет обоев и детали обстановки терялись во мраке благодаря отсутствию электричества и плотным ниспадающим занавескам на окнах.
Я обнаружил его по запаху.
В плетеном кресле отдыхал мужчина. Снизу, до пояса, с гостем Людмилы было почти все в порядке, а верхняя часть тела выглядела так, словно ее прожевали или надолго окунули в кислоту. Нет, сравнение неточное; пожалуй, меня больше пугал не сам труп, а невозможность, условно говоря, заполнить протокол.
Я никак не мог понять, что же с мужиком произошло.
Когда я первый раз сюда поднялся, то не сразу его заметил. Он сидел в плетеном кресле-качалке, между опущенным шелковым балахоном кровати и окном. подле кресла поблескивал синим стеклом высокий кальян. У босых ног мужчины валялся раскрытый глянцевый журнал, все страницы которого безнадежно склеились. Толстый ковер на метр вокруг пропитался кровью.
Голова покойника запрокинулась, вместо глаз зияли кровавые ямы. Надо ртом тоже кто-то постарался, расширив его до предела. Кожа на лице и шее издалека походила на сплошную гнойную рану, но вблизи становилось ясно, что это не гнойники, а следы многочисленных мелких укусов. Правая рука свободно свисала, перегрызенная или перерезанная в локтевом суставе. Кисть отсутствовала.
Зато целиком присутствовала левая рука. Она уютно грелась неподалеку, на ковре, сжимая в пальцах мундштук кальяна. Халат на плече мертвеца задубел, прилип к ране, мешая ее рассмотреть.
Однако здесь поработала не волчья пасть и не мотопила. Следы и того и другого я встречал на практике. Похоже, парню разом и очень быстро продырявили глаза и рот, и живот. Входные отверстия на животе, под халатом, я вначале принял за пулевые, но они оказались крупнее и ровнее...
В позапрошлом году мы с Гоблином выковыривали из речушки мертвяка; его солидно погрызли раки, а может, и не раки, кто их там разберет, под корягами. Лазарев после этого случая заявил, что речную рыбу долго жрать не сможет. Однако тот пьяница по сравнению с моей сегодняшней находкой смотрелся писаным красавцем.
Мне пришло на ум сравнение с рыболовными крючками видел в каком-то триллере. Как будто кожу сдирали тысячами крючков, но не содрали полностью...
— Крысы? — выдохнула Галя.
— Крысы так не могут, — со знанием дела возразил Валентин.
Либо мужик на момент нападения спал, либо нажрался до потери чувствительности. Его холеные с педикюром и цепочкой вокруг щиколотки ножки стояли ровненько и расслабленно. Либо его отключили мгновенно действующим ядом, либо...
— Боже мой... — простонала Эля.
Я показал Галине под кровать. Там лежала пропавшая кисть руки. Сторож говорил правду, крысы так не грызут. Я с ними давно в прохладных отношениях, выгнал поганую их породу из подвала райотдела. Пока выгонял, использовал все возможные средства борьбы; серые поганцы невероятно быстро привыкали обходить ловушки и запоминали запахи ядов, Так что я насмотрелся, как они грызут.
В розовой спальне поработали не крысы. Мертвеца изрядно потрепали снаружи, но основное пиршество неведомые хищники закатили внутри.
Угу, внутри.
— Дай фонарь! — Я принял из рук верного, но все еще слегка смущенного оруженосца Зиновия фонарь, посветил на откромсанную конечность. Я хотел посветить ему в рот, но для этого пришлось бы перелезать через кровать.
Рука походила на водонапорный пожарный шланг.