Перед уходом из квартиры я совершил неблаговидный поступок. Вынужденный. Главный человеческий инстинкт блаженно почивал, дальше меня вел инстинкт самосохранения. Обстоятельства требовали принять меры, и, наступив на горло собственным принципам, эти меры пришлось принять. Совесть укоризненно покачала головой и отвернулась, когда я полез в сумочку счастливо отключившейся Насти.
Ха-ха. Телефон, в котором остался некрасивый снимок, оказался на блокировке. В отместку я устроил фотосессии с обеими спящими подружками, благо вспышка на рассвете не требовалась. Позже сообщу, что у меня тоже завелся компромат если Люська с Настей посчитают такое за компромат. Посмотрим. Уходя, я шепотом попрощался с раскинувшейся во сне Настей, чья растрепанная голова на миг приподнялась с ковра: мол, где я, кто это, и что, вообще, происходит?
«Спи, все хорошо», сказал я.
Она послушно закрыла глаза.
Я ушел, аккуратно прикрыв за собой входную дверь. Щелкнул автоматический замок, и жар прошедшей ночи остался за непреодолимой преградой. Подъезд встретил прохладой, улица заставила зябко передернуть плечами, а пеший путь домой окончательно отрезвил. Мозги включились.
Было бы здорово, если Настя, проснувшись, подумает, что ночь со мной ей приснилась. Из возможных развитий событий этот вариант был наилучшим. Для всех. Кроме моей гордости. Черт подери, ведь было же все это, было, и еще как было!
А рассказать никому нельзя. На меня глянут как на вруна или озабоченного психа, и однажды Настины приятели объяснят где-нибудь в укромном месте, что нехорошо возводить на чудесную девушку гнусные поклепы. Настя и Кваздапил, феерическая роскошь и тоскливая несуразность, огонь и вода в одной постеликто поверит в невозможное?
Честно говоря, я бы сам не поверил.
Приятели потихоньку вставали, проклиная весь белый свет, мешавший насладиться заслуженным отдыхом. Сейчас комната напоминала вольер для коал и ленивцев. Согбенные фигуры поднимали себя с помощью мата и в порядке очереди плелись в сторону ванной. Зато оттуда выходили совершенно другие люди. Именно люди, а не унылые силуэты и оболочки.
Мыв клуб, проинформировал меня Игорь, один из сокомнатников. Пойдешь?
Он встал следом за мной и уже преобразился.
Чего я там не видел?
А чего ты здесь не видел?
За пребывание здесь не нужно платить.
Деньги кончились? догадался приятель, в этот момент поливавший себя одеколоном, от запаха которого сам едва не задохнулся.
Одолжу! предложил Артур, единственный из нас, кто уже нашел летнюю подработку. Мне вчера аванс выдали.
Не надо, сказал я, укладывая вещи для поездки домой.
Домой едешь? дошло, наконец, до всех.
Тот дом, откуда каждый приезжал, оставался домом, а эту квартиру столь высоким статусом награждали редко, в силу необходимости. Две состыкованных спинками кровати вдоль одной стены, два скрипевших шкафа по другую и четыре кровати посередине, где личные и лишние вещи складывались, за неимением тумбочек, на пол под кроватями. По узким проходам пролегали дорожки из ковролина. Три стула тоже играли шкафов, по одному на каждую пару проживающих. Это дом? Нет, это место пребыванияс личным пространством в виде индивидуального отделения в холодильнике и полки с вешалками в шкафу. Вообще-то, Мадина права, шесть человек для однокомнатной квартирымноговато, но мы привыкли. Теснота не замечалась, а плюсы такого существования, вызванные многократной экономией, перевешивали любые минусы. Об остальном всегда можно было договориться.
От меня, наконец, отстали. Завязалась веселая перебранка, попутно приятели вспоминали, кто и что творил в кегельбане на прошлой неделе, а также не появилась ли у кого возможность пригласить девчонок в количестве от одной до бесконечности. Если точнее, то от бесконечности до хотя бы одной.
Возможность, как я понял, отсутствовала.
Дождавшись ухода раздухарившейся компашки, я сверился с расписанием электричек. Времени до отправления ближайшейнавалом, вокзалв десяти минутах ходьбы, можно потешить себя редким удовольствиемв тишине и покое понежиться в горячей воде.
По захламленности ванная комната превосходила спальню и кухню вместе взятые. Заваленная вещами стиральная машина по одну сторону, пожелтевшая раковина умывальника по другую, сверху белье на веревках между стенами, сзади, на внутренней стороне двери, полотенца на изображавших вешалки гвоздях, а впереди оставшееся место занимал коричневевший потеками зев пластиковой ванны. Если закрыть за собой дверь, то, встав на пятачок зеленого кафеля, без угрозы что-то уронить даже рук не поднять.
В ванне валялись брошенные кем-то грязные брюки. Я убрал их в полиэтиленовый пакет, сполоснул белую посудину, набрал воду и, раздвинув сушившееся на веревочках белье, наконец, погрузился в нирвану. В нирваННураскинув повисшие плетьми руки и выпиравшие из океана блаженства острова коленей. Пейзаж просто чудесный. Какие Мальдивы, какие Канары, вы о чем? Полная ванна горячей воды и никого рядомвот высшее удовольствие! Голова откинулась на холодный бортик, глаза закрылись. До чего же хорошо
В притворенную дверь ванной комнаты раздался стук.
Можно?
Разморенный и расслабившийся, я собрался заорать на кого-то из вернувшихся, однако, не дожидаясь ответа, вслед за стуком ко мне беззастенчиво ввалился
Неправильно сказал. Потому что не ввалился, а валилась.
Мои глаза полезли из орбит, а рот немо разевался по-рыбьи в поисках приличных выражений: излом черных бровей узкие скулы четко очерченные губы
Обладательница давно отмеченных мной длинных ног и вкусных подробностей, которой скорее пристало быть усладой повелителя Блистательной Порты, стояла передо мной во всем тщательно отрепетированном, вымученном у зеркала великолепии. Ее глаза искрились, губы расцвели улыбкой:
Привет. Это я.
Но как
Прикрывшийся ладонями, я ошалело смотрел на Мадину как на привидение. Она по определению не могла тут оказаться: не знала, где живу, не могла миновать запертой за ушедшими друзьями двери
Нашла тебя просто: спросила, показали. На лестнице узнала, что другие отправились играть в боулинг, а ты отказался.
Я домой собираюсь. К родителям. Готовлюсь, вещи собираю.
Помочь?
Не надо! Я испуганно дернулся, не зная, что еще взбредет в голову непредсказуемой посетительницы.
Как хочешь. Женщины лучше умеют обращаться с вещами, вот и предложила.
Стоя надо мной, одетая в накинутую на платье куртку Мадина разглядывала забитое вещами помещеньице, неотъемлемой частью которого был ястарательно прятавший хозяйство под решеткой скрещенных ладоней, в которых оно едва помещалось.
Самое глупое и обидное, что почему-то именно я в этой ситуации чувствовал себя виноватым. Так не должно быть, но было.
Я перешел в наступление:
Как нашлапонятно, а как попала внутрь?
Дверь была не заперта.
Мадина вела себя так, будто ничего особенного не происходило, а мне было нестерпимо стыдно. Моя нагота, показное к этому равнодушие гостьи, иногда простреливавшей шаловливыми намеками, что это не совсем так Долго это не могло продолжаться. Лежа перед Мадиной, словно поросенок на столе кверху лапками, невыгодно для мнения о себе и некрасиво раскоряченный, я глядел на нее, такую шикарную, знойную, томную
Нет. Какая бы ни была, она сестра друга.
Впрочем, как женщина
Я судорожно сглотнул. При небогатом (до слез) опыте в этой сфере, до сих пор у меня не было такой красавицы даже в гостях, не говоря о большем. Даже в качестве друга. Обитательницы параллельного мира со мной не пересекались(во внеучебное время) и не имели желания пересекаться. Ответно я не жаловал их, называя пустышками и потаскушками. По большому счету, Мадина в мое определение тоже укладывалась, хотя и с натягом. Представитель иной планеты почтил посещением наш серый скучный мир. С этим требовалось что-то делать.
Для начала нужно прояснить непонятное:
Дверь в ванную не заперта, потому что незачем запираться, если я в квартире один. Как ты попала в квартиру?
Придержав низ куртки, Мадина присела на бортик ванны и улыбнулась, игриво поиграв бровями: