Что?
Знак тайного братства «Дети Самаэля», где клеймят членов таким «крестом».
Дети Самаэля? опешила я. Первый раз слышу это имя. Думаю, нам надо ехать к Ивану прямо сейчас. Иначе в этот раз получим по башке обе, встала я.
Что это за сраное братство? Я хотела знать о нём прямо сейчас. Я хотела знать о нём всё. Меня словно включили: такой по телу прошёл заряднастолько я чувствовала, что мне обязательно нужно это знать.
Но Диана осадила меня тяжёлым как целая глыба шоколада взглядом:
Мы поедем утром. Иначе всех разбудим и не дадим выспаться. В чём тогда был смысл сюда приезжать?
«Антон сорвётся, и поедет к Эле», продолжила я мысль, что она не озвучила.
И вдруг увидела себя на месте Дианы. Себя всего месяц назад, когда я вот так же сходила с ума от безответных чувств к Моцарту, а он Блядь, я и правда ревнивая. Я вышла за него замуж, он признался мне в любви, но, чёрт побери, может, я никогда и не желала смерти Целестине или моей сестре, но я ненавидела тот факт, что он с ними спал. И хотела забыть. Старалась не думать. И не могла.
Зачем, чёрт побери, я это знала? Зачем сама спросила его про Элю? Зачем попёрлась в гостиницу «Лотос», где он встречался с моей сестрой? Любопытствозло. Жила бы сейчас в счастливом неведении, любила Элю, искренне переживала за беременную сестру, была благодарна прокурору города, что та отыграла свою роль, отведённую ей Моцартом, как по нотам. А сколько их было ещё, до меня, за те двадцать с лишним лет жизни, на которые Сергей был старше? Это же глупоревновать к прошлому. Но вместо того, чтобы забыть, у меня стояло перед глазами, как не Антон, а Моцарт сейчас сорвался бы и рванул в больницу, меня даже не дослушав, возможно, даже не оглянувшись. И я согласилась подождать до утра.
Пусть в конце концов Антон выспится. Эти новости могут и подождать.
Только разговорами её не утомляйте, выходя из палаты, сказал доктор. Чудо, что на вообще пришла в себя. Ещё и дышит самостоятельно. И ради бога, он остановился и укоризненно покачал головой. Девочки, не курите в палате. Я понимаю, что клиника частная, палата платная. Но это же просто ни в какие ворота!
Диана отвернулась, чтобы врач не видел её смешок. Я честно кивнула, обещая, что курить не буду. И честно, если и хотела поговорить, то просто рассказать Эле, что случилось за эти две недели. Только совсем забыла, что это же Целестина.
Она будет у него в тюрьмепрохрипела она, едва увидев меня у кровати. Не ходи.
Началось!
Кто? Куда? стояла я, хлопая глазами.
Тебе дадут адрес, она сглотнула, показала на воду и покачала головой. Не ходи к нему. Обещай мне.
Понеслась!
Обещаю, выдохнула я, подавая ей стакан с трубочкой, смиряясь с тем, что у нас есть штатная провидица и я ни хрена не понимаю о чём она говорит.
Эля делала несколько жадных глотков, уронила голову на подушку и улыбнулась:
Меня отпустили.
Что это значит? Кто? тут же забыла я только что данное доктору обещание.
Это долгий разговор. Вызови пластического хирурга. Я хочу убрать этот чёртов шрам, пока здесь лежу, выдохнула она, а потом повернулась к Диане. Мать не мать? Отец не отец? Ну что ж, твоя беззаботная жизнь закончилась, девочка, усмехнулась она. Но против буду не я.
Глава 5. Моцарт
« Но против буду не я», сказала Эля. Может ты поймёшь, что это значит. Всё думала говорить тебе или нет, но, кажется, сестре Ивана нравится Антон Не знаю, нравится ли ему Диана (мне кажется да, пикируются они знатно), только он не бросит Элю, пока она в больнице. А, может, и никогда не бросит»
Хм Я положил на шконку Женькино письмо и встал.
Антон и Диана?! Кто бы мог подумать! Неужели можно выдохнуть, и он всё же увлёкся кем-то, а не Женькой?
В памяти возник образ девочки: как она кормила пса конфетой, как смеялась. Невысокая, с тёмными волосами, с тёплыми карими глазами, ладненькая В груди опять как-то нехорошо защемило, а потом я вспомнил!
Бринн, засранец, ей же ещё восемнадцати нет!
Но, надеюсь, хоть это не будет моей заботой? Мне и своих хватает.
В одиночной палате разгуляться было негде: два шага от стены до стены, четыредо раковины. Но это была новая палата в новой тюрьме и лучшие платные апартаменты на одного, что в ней былис душем, полноценной туалетной комнатой.
А то, что Целестина очнуласьлучшие новости, что пришли за последние две недели. Элька жива! Она выкарабкалась. И даже серое небо над мокрыми крышами тюремных корпусов, что виднелись сквозь железную решётку на современном пластиковом окне, сегодня не казалось зловещим и хмурым.
Адвокат молчалмне официально передали только письмо, на удивление, пропущенное цензором, хотя моя девочка прошла по краю, написав:
« Тогда я ещё не знала, что это Ты. Тогда и не подозревала, что буду любить тебя так сильно, что всё остальное станет казаться неважным»
Когда вечером мне вдруг сказали: ко мнежена, на какую-то долю секунды я даже поверил, что это Женька. Я так невыносимо скучал. Так хотел её увидеть, обнять, вдохнуть её запах. Что, когда громыхнул засов, мозгами понималжену не привели бы в камеру, свидания с арестованными в принципе запрещены, только в комнате для краткосрочных свиданий, разделённых стекломно сердцем ещё надеялся. Оно взволнованно забилось и рухнуло вниз.
Ты?! не поверил я своим глазам.
Я, мой лысый котик, прозвучал томный голосок, издевательски ехидный и трогательно проникновенный. Помнишь меня?
Тяжёлая дверь захлопнулась, и мы остались одни. Если, конечно, не считать камеру видеонаблюдения в углу под потолком.
Ева? сделал я шаг назад и упёрся в стену.
Святое дерьмо! Я едва сдержался, чтобы не стукнуться с досады затылком.
Только не говори, что не ждал, усмехнулась она, качнув стройными бёдрами.
Всё такая же: высокая, длинноногая, со стянутыми в хвост на макушке огненно-медными волосами, с кошачьими зелёными глазами. Дикая. Бледная. Опасная.
Ну почему же! Ждал! Вот только никак не ожидал, что это будет она.
Это был короткий роман, любви моей Это был красивый обман, игра теней, упрямо зазвучала в голове старая дурацкая песня.
Ну, зачем она была связана с ней? Ну почему тот далёкий вечер, семь лет назад, навсегда связал пустой ресторан, её гибкую спину под моей рукой, кружащую за окнами метель и охрипший голос певицы, в сотый раз запевающей только для нас:
К единственному нежному, бегу по полю снежному По счастью безмятежному тоскуя
Евангелине было двадцать пять. Мнетридцать три.
Я жаден, горяч, неистов. Она красива, умна, хитра, талантлива. Между нами не могло не заискрить. Не могло не вспыхнуть. Каждый вёл свою игру. Каждый знал, что у этой мимолётной страсти неизбежный финал: или я разобью ей сердце, или она разобьёт моё. И каждый хотел выиграть.
Я притворялся лучше. А может просто был сильнее.
Мы должны были улететь вместе. Но она приехала, а янет. Нет, на самом деле я приехал. Стоял и смотрел как она с волнением поглядывает на часы, потом с тревогой всматривается в летящую снежную крупу, потом в слезах рвёт на мелкие клочки моё письмо и бросает с трапа.
Она была молода, стройна, прекрасна. У неё были все шансы. Всезагарпунить меня в самое сердце. Заарканить. Окольцевать. И выиграть. Посмеяться и бросить, не приняв моё предложение. И я бы корчился как выброшенная на берег рыба, забывая её, разбиваясь о равнодушные острые камни, но простил. Я был готов, что честолюбия в ней куда больше, чем чувств. Что играет она куда лучше меня. Смирился. Написал письмо. Купил кольцо. И со спокойствием человека, принявшего свою участь, приехал
Но тот самолёт улетел без меня.
Совру, если скажу, что это далось мне просто.
В той победе был такой острый привкус поражения, что я не забыл его до сих пор.
И где-то в душе всегда знал, что за те её слёзы однажды придётся заплатить.
Только не знал, что иногда счета по всем долгам приходят одновременно.
К далёкому и грешному бегу по полю снежному как будто всё по-прежнемуулыбнулась одними губами Евангелина и в прах рассыпала шаткую надежду, что она простила. Я бы простил, но она затаила обиду. Перейдём к делу, Сергей Анатольевич?