Один бокал Фриц пододвинул к Элизабет, занятая своими мыслями, она молча следила за его действиями, вокруг второго бокала положил розовый стебель из букета в бетховенской вазе, взял в руку третий и сказал:
Давайте выпьем за нашу молодую дружбу, за все прекрасное в этом мире и за умершую
Бокалы звякнули.
Элизабет застыла на миг. Потом по ее телу пробежала дрожь, и она до дна осушила бокал. Фриц взял розовый стебель, отломил одну розу, окунул ее в третий бокал и протянул цветок Элизабет. Затем вылил вино из третьего бокала в розы, стоявшие перед маской Бетховена, и подвинул их к женскому портрету, утопавшему в цветах. После этого Фриц медленно взял в руки старинный канделябр и зажег свечу.
Ах, Лу пробормотал он, уже не владея собой, и взглянул на портрет. В мерцающем, дрожащем пламени свечи лицо словно ожилоказалось, будто прекрасные глаза улыбнулись, а алые губы дрогнули.
Простите меня, промолвил Фриц, иногда на меня находит. В особенности, когда я пью в память о ней. Вино для мертвых губ, цветы для бесцветного лба
Все отзвучало, исчезло О, как далеко это все, что некогда было моим, моим
Он умолк и посмотрел на Элизабет. Слегка откинув голову, она смотрела на него широко открытыми глазами и беззвучно плакала.
Не надо плакать, пробормотал Фриц. Не надо
Сумерки немного сгустились, пламя свечи засверкало ярче. В окно влетела бабочка, покружилась вокруг свечи и свалилась, опалив крылья.
Бабочки Люди Кто только не опалил себе крылья на свече судьбы
Расскажите мне что-нибудь о своей жизни, попросила Элизабет.
Фриц молча глядел на пламя.
Она носила имя Луиза, но все называли ее Лу Посмотрите на ее портрет в мерцающем пламени свечитакой она была при жизни. Однажды я увидел Лу на прогулке весенним вечером. Она была прекрасна. Она была гаванью для кораблей моих желаний, ее глазазвездами во мраке моего бытия, а ее душаспасительным благом и мостиком над бездной моей отчужденности. Мы с ней прожили бурную, пьянящую весну и по брожению крови в наших жилах уже предчувствовали приближение жаркого лета. Но когда наступила осень, мы мало-помалу вернулись на землю. У меня были слабые легкие, и я был гол как сокол, а онаобручена с достойным человеком, которого уважала. С кровоточащим сердцем я вырвался из ее объятий: тогда я полагал, что смогу прожить всего несколько лет. Разве я мог приковать ее расцвет к моему увяданию? Вскоре после этого я продал несколько картин и уехал, так как забыть ее был не в состоянии. А когда спустя несколько недель тоска погнала меня назад, я узнал, что и она не смогла вынести разлуки. Она порвала с тем человеком и со своей семьей и хотела вернуться ко мне. Несмотря ни на чтони на болезнь, ни на бедность, ни на проклятье семьи. Не найдя меня, она вернулась домой. И заболела. Ее последними словами были слова любви и мое имя. Так сказала ее мать. Когда я приехал, на ее могиле цвели темно-красные розы. Больше я ее никогда не видел Забыть ее я не в силах. Жизнь без нее для меняиллюзия и греза. Единственная радостьэто часы сумерек, когда свечи горят перед ее портретом, написанным мной в счастливые дни. Тогда ее глаза вновь мерцают в обманчивом блеске пламени, как некогда, и ее нежные алые губы вновь улыбаются, как некогда, и дорогой, любимый голос шепчет давно отзвучавшие знакомые слова, в такие минуты моя тоска дрожит и трепещет, а душа благословляет мучительную памятьи все, все поет старую песенку:
Слышу до сих пор, слышу до сих пор,
Песню юности моей
Сумерки заполнили всю комнату, пламя свечи соткало корону вокруг золотых волос Элизабет. Она плакала и сквозь слезы смотрела на портрет покойницы. Все ее существо пронзил ужас перед великой загадкой жизни, время от времени даже мерещилось, будто ее пульс выстукивает одно-единственное слово: бренность. Пусть наше счастье взлетает до звезд и солнца и мы от радости воздеваем руки к небу, но однажды все наше счастье и все мечты кончаются, и остается одно и то же: плач о потерянном. Быть человекомтяжкая доля! Хотеть вечно держать друг друга за рукии вечно терять друг друга в соответствии с вечными законами. Всю жизнь бороться, сражаться, торжествовать, страдать, а в конце концов все потерять и остаться с единственным и последним утешениемпесней о ласточке:
Сколько рек и гор, сколько рек и гор
Развели нас с ней!..
Ах, не принесет, ах, не принесет
Счастье ласточка с собой.
Но она поет, но она поет,
Как той весной.
Жизнь течет дальше, дальше, пока однажды и о нас не пропоют любимые уста:
Сколько рек и гор, сколько рек и гор
Развели нас с ней!..
С трудом подбирая слова, Фриц продолжал:
У нее был небольшой, но приятный серебристый голосок Песню, которую она так любила, вы пели в тот вечер, когда я впервые вас увидел: «Слышу до сих пор» Песня эта стала для меня символом. Когда я после месяцев мучений вновь вернулся к жизни, у меня не осталось никаких личных желаний. Дабы не влачить жалкое существование, а приносить пользу людям, я собрал вокруг себя молодежь. Пришел Эрнст, потом и другие. Приносить пользу человечествуслишком высокие слова для моих скромных усилий, но на большее меня не хватит, да я и не способен. Вот я и стараюсь помочь молодым стать людьми. И уже жить без них не могу. Так и течет моя жизнь день за днем, покуда не придет срок, тогда богиня Норна разорвет нить моей судьбы и меня вновь поглотит бескрайний мрак.
Между тем стало совсем темно.
В душе Элизабет звучали никогда не слышанные мелодии. Ее переполняло желание пожертвовать всем для этого человека, открыть ему душу и найти у него понимание и снисхождение. Ее бил озноб, и на великое и неизбежное одиночество жизни она смотрела обезумевшими от горя глазами.
Вскочив с места, Элизабет схватила Фрица за руку. И, вспыхнув, выпалила сквозь слезы:
Позвольте и мне быть рядом с вами Я так хочу помогать вам Помогите же и вы мне Жизнь зачастую так сложна И так нужно, чтобы рядом кто-то был Фриц взглянул ей в глаза.
Элизабет, прошептал он едва слышно. Ты так на нее похожа. Я принял тебя в свое сердце, как только услышал твой голос. Мой дорогой юный друг
Благодарю вас, о благодарю вас, пылко воскликнула Элизабет.
Нет, не то, перебил ее Фриц, мои молодые друзья говорят иначе. Разве ты хочешь быть исключением? Мои молодые друзья называют меня «дядя Фриц».
Дядя Фриц, благоговейно повторила Элизабет.
Он поцеловал ее в лоб.
Огонь свечи упал на висевший на стене портрет. Казалось, красивые глаза замерцали и заискрились, а розовые губы разомкнулись в улыбке.
III
Куда мог подеваться дядя Фриц? Паула капризно дернула головкой и осторожно поставила в вазу букет сирени.
Придет, не беспокойся, улыбнулся Фрид. Ведь ты только что вошла, имей терпение. Я уже битый час его дожидаюсь.
Разве дверь была открыта?
Нет, заперта, но ключ торчал в замке.
Он ведь знает, что мы приходим по пятницам. А, нашла! Паула победно помахала блокнотом. Тут что-то написано!
В самом деле?
Натурально! Сидишь тут битый час и ничего не видишь! Ну Фрид! Ни на что путное мужчины не способны! Еще называют себя венцом творения! Итак: тут сначала несколько стихотворных строк, а потом: «Милые мои дети!..» Ага! « Мне нужно пойти в город, чтобы купить сахару к чаю, киноварь и кобальтовую синь для палитры, а также шоколадные конфеты для лакомки Паулы. Кекс и масло на столе. Где чашки и сахар, вы знаете. Чай тоже. Чувствуйте себя как дома. Фриц».
Насчет лакомкиэто камешек в твой огород, ввернул Фрид.
Отнюдь! Ох уж этот дядя Фриц! Вовсе я не лакомка, возмущенно выпалила Паула, грызя кекс.
Совсем не лакомка, подтвердил Фрид и протянул ей всю вазочку.
Фрид, до чего же ты противный! Она топнула ножкой. Научился у этого Эрнста, слова не скажет без насмешки. Мне восемнадцать лет, прошу это учесть! Я уже не ребенок, а молодая дама!
В этом никто и не сомневается!
А вот и нет! Ты сомневаешься! И обращаешься со мной как с ребенком! Сомнение, выраженное в действиях.
Нижайше прошу о прощении, сударыня!
Ну вот, ты опять ехидничаешь.