Нашим ребятам осталось всего несколько минут до заслуженного отдыха, сообщил Рокки в микрофон. А как только площадка освободится, дамы и господа, наши художники нарисуют на ней большую овальную дорожку для дерби. Сегодня вечером будет дерби, дамы и господа, не забывайте о дерби. Несомненно, это будет самое волнующее зрелище, которое вам доводилось видеть! А теперь, ребята, до отдыха нам остается еще две минуты, небольшой спринт. Покажите зрителям, какие вы свеженькие. А вы, дамы и господа, продемонстрируйте нашим отличным ребятам, что вы их любите. Давайте их поддержим.
Сделав радио погромче, Рокки начал притопывать и прихлопывать. Публика присоединилась к нему и начала нас подбадривать. Под эти хлопки мы немного оживились, но вовсе не из-за аплодисментов. Просто вот-вот должен был начаться перерыв, во время которого нас обещали накормить.
Глория подтолкнула меня, я поднял глаза и увидел, как Ролло Петерс шагает между Фредди и той девчонкой, Мэнски. Мне показалось, что Мэнски плачет, но прежде чем мы с Глорией к ним протолкались, взревела сирена и все помчались в раздевалки.
Фредди стоял у своей койки и запихивал в сумку запасную пару ботинок.
Я уже слышал, сказал я. Мне очень жаль.
Да ничего, отмахнулся он. Если уж разбираться, кто кого изнасиловал, так это как раз она Мне ничего не будет, если я уберусь из города до того, как спохватятся копы. Еще повезло, что Сокса заранее предупредили.
И куда ты? спросил я.
Пожалуй, куда-нибудь на юг. Мне всегда хотелось увидеть Мексику. Так что пока
И он исчез раньше, чем об этом кто-то успел узнать. Проходя мимо служебного выхода, я мельком увидел, как над океаном заходит солнце. На миг это меня так ошеломило, что я просто окаменел. Не знаю, что удивило меня большечто я впервые за три недели увидел солнце или что обнаружил эти двери. Я шел к ним и надеялся, что солнце не зайдет раньше, чем я окажусь у выхода. Так взволнован я был только раз в жизни, однажды под Рождество. Я был еще ребенком, но в том году уже достаточно взрослым, чтобы наконец понять, что, собственно, такое Рождество.
И вот я вошел в большую комнату и увидел там сверкающую снизу доверху елку.
Я распахнул двери. На горизонте солнце погружалось в океан. Оно было таким красным, ослепительным и раскаленным, что я даже удивился, почему не видно пара. Однажды я видел, как над океаном поднимался пар. Это случилось на строительстве шоссе вдоль побережья, несколько человек что-то делали там с порохом. Вдруг раздался взрыв, и людей охватило пламя. Они мчались к морю и прыгали в него. И тогда я увидел тот пар.
Солнце освещало редкие облачка на небе, окрашивая их в багровые тона. Вдали, на горизонте, там, где солнце садилось в море, океан был совершенно спокоен, а это так не похоже на океан. Он был изумителен, изумителен, изумителен, изумителен, изумителен
На набережной кое-где сидели люди, ловили рыбу и совсем не замечали заходящего солнца. «Странные люди! Да этот закат гораздо важнее всей вашей рыбы!» подумал я.
Двери вырвались у меня из рук и захлопнулись с таким грохотом, словно выстрелили из пушки.
Ты что, оглох? заорал мне в ухо чей-то голос.
Это был один из тренеров.
Ты чего открываешь двери? Они должны быть заперты. Хочешь, чтобы тебя дисквалифицировали?
Я только смотрел, как заходит солнце, сказал я.
Ты с ума сошел?! Тебе нужно поспать. Ты должен выспаться.
Но я не хочу, сказал я. Я себя прекрасно чувствую. В жизни не чувствовал себя лучше.
Все равно тебе необходимо отдохнуть, настаивал он. Осталось всего несколько минут. Ногам нужен отдых.
Он отвел меня к моей койке. Неожиданно я осознал, что в раздевалке не слишком здорово пахнет. Я вообще довольно чувствителен ко всяким там запахам и ароматам и потому очень удивился, как же я раньше не замечал этого: воздух здесь был застоявшимся, со всей очевидностью давал о себе знать тот факт, что в раздевалке одновременно находилось слишком много людей. Сбросив с ног туфли, я рухнул навзничь.
Помассировать тебе ноги? спросил тренер.
Со мной все в порядке, улыбнулся я, с ногами тоже.
Он проворчал что-то себе под нос и отошел. А я лежал и думал о заходящем солнце. Какого оно было цвета? Не красного, нет, совсем другого оттенка.
Раз или два я уже почти вспомнил; так иногда вспоминаешь имя, которое когда-то знал, но забылв голову приходит, какой оно было длины, и какие в нем были буквы, и как оно звучало, но не само имя.
Лежа на кровати, я чувствовал, как волны вздымаются подо мной и разбиваются о сваи. Вздымаютсяи обрушиваются вниз, вздымаютсяи обрушиваются Океан отступает и наступает, отступает и наступает снова
Я был рад, когда заревела сирена, заставившая нас подняться и уйти обратно на площадку.
Определяет вам высшую меру наказания, предусмотренную законом7
Все уже было готово, вокруг площадки провели жирную белую линию, образовавшую большой овал. Это была трасса для дерби.
Фредди смотал удочки, сообщил я Глории, когда мы шли к столу с бутербродами и кофе. (Это называлось легкой закуской. Основную еду нам подавали в десять вечера.)
Та девица, Мэнски, тоже смылась, кивнула Глория. Пришли тут двое из социального обеспечения и увели ее. Ручаюсь, мамаша как следует разукрасит ей пышную задницу.
Нехорошо так говорить, сказал я, но уход Фредди стал самым прекрасным моментом моей жизни.
Что он тебе такого сделал?
Да нет, я не в том смысле. Если бы он не ушел, я никогда не увидел бы заход солнца.
Господи, вздохнула Глория, с кислым видом взирая на бутерброд, неужели на свете нет ничего, кроме ветчины?
Тебе можем предложить бутерброд со змеиным ядом, буркнул Мак Астон, стоявший в очереди за мной. Это он так шутил.
Есть один с ростбифом, сказала буфетчица. Предпочитаете ростбиф?
Глория взяла бутерброд с ростбифом, но и с ветчиной оставила тоже.
Мне до краев, попросила она Ролло, который наливал кофе, и побольше сливок.
Она жрет, как в прорву кладет, сказал Мак Астон.
Мне черный, обратился я к Ролло.
Глория отнесла еду к помосту распорядителя, где музыканты в это время настраивали инструменты. Увидев ее, Рокки Граво спрыгнул на площадку и заговорил с ней. Мне там места не было, и я не стал к ним подходить.
Привет, сказала мне какая-то девушка, на свитере которой я заметил цифру семь. У нее были черные волосы, черные глаза, и вообще она была хорошенькая. Имени девушки я не знал.
Привет, ответил я и огляделся, чтобы увидеть партнера своей собеседницы.
Тот в это время разговаривал с двумя женщинами, сидевшими в ложе в первом ряду.
Ну, как у вас дела? спросила «семерка». По ее речи можно было догадаться, что она девушка интеллигентная.
«Что она тут, черт возьми, забыла?» снова и снова задавал я себе вопрос.
Пока все идет хорошо. Только мне бы хотелось, чтобы марафон уже кончился. И чтобы я выиграл.
И что бы вы сделали с деньгами, если бы выиграли? спросила она и рассмеялась.
Снял бы фильм, сказал я.
За тысячу долларов большого фильма не снимешь, вам не кажется? произнесла она и откусила бутерброд.
А я о большом фильме и не думаю, объяснил я. Это будет совсем короткий фильм, из двух-трех частей.
Вы меня заинтересовали, призналась она. Я за вами наблюдаю уже четырнадцать дней.
Серьезно? удивился я.
Да, каждый день я вижу, как вы стоите вон там, на солнце, а на вашем лице одно за другим меняются тысячи разных выражений. Мне казалось, что вы слишком растерянны.
Ну, тут вы ошибаетесь, возразил я. С чего мне быть растерянным?
Я слышала, вы рассказывали своей партнерше, как сегодня смотрели на заход солнца, ответила она и рассмеялась снова.
Это еще ничего не доказывает начал я.
Послушайте произнесла она и быстро оглянулась. Нахмурившись, взглянула на часы. У нас еще четыре минуты. Хотите сделать для меня кое-что?
Ну почему бы нет? ответил я.
Она поманила меня, и я следом за ней зашел за помост, около метра высотой, обтянутый тяжелой, плотной тканью, которая ниспадала до самого паркета. Мы стояли одни в небольшой нише за помостом. Если бы не шум в зале, подтверждающий обратное, мы вполне могли бы сойти за единственных людей на земле. Оба мы были возбуждены.