В Черске, поскольку путешествие завершалось, выходила Стаха, разумеется, одна, а господин Казимеж ехал до следующей станции и только там покидал coupé d'amour, чтобы через пару часов вернуться скорым в Бендзешин. Обычно через неделю или десять дней после этого, если не приходила телеграмма с отменой, Забжеский ехал в Тульчинпервую остановку за Черском, проводил там ночь в каком-нибудь отельчике, а на следующее утро на обратном пути встречал в поезде свою светловолосую любовницу, которая сопровождала его до самой Рудавы.
Так прошел годв ничем не омрачённом согласии, незабываемый год счастья и любовного безумия. Вопреки опасениям Стахи, привязанность Забжеского росла и крепла с каждым месяцем.
Им полностью овладела красота тридцатилетней, буйно расцветшей в полдень жизни женщины. Исходили из нее чары, которые связывали его мужскую волю и бросали ей под стопыпод те милые, маленькие стопы, которые так страстно прижимал к губам. После каждого свидания открывал в ней новые искусы, ибо была, как стихия, каждый раз иная. Особенно глаза: огненные, темно-сапфировыеменялись постоянно; дремала в них тоска степей, пылал жар восточной гурии или клубилась холодная, гордая дума весталки. Его удивляла ее эротичная утонченность.
Кто тебя этому научил? спрашивал не раз, потрясенный буйством ее любовной фантазии. Муж?
Стаха презрительно надували сочные, как разрезанный гранат, губы:
Он?! Этот солидный, совершенно лишенный воображения пан? Тоже мне предположение!
Значит, много читала? Ну, признайся, настаивал, водя губами по ее прекрасной шее.
Сводила нетерпеливо королевские дуги бровей:
Скучный ты сегодня, Казик, иногда производишь впечатление педанта. Не проще ли предположить, что всё развилось во мне само собой, в пылу истинной любви?
Обвивал ее стан рукой и шептал:
Стаха! Возможно ли? Ведь я, только я открыл в тебе этот завораживающий ураган, который сжигает наши души и тела в роскошной муке? Ведь только благодаря мне созрел в тебе этот странный, экзотический цветок, запахом которой упиваюсь до потери рассудка? О, как ты прекрасна, возлюбленная моя, о, как прекрасна!
И прижимал голову к ее коленям в покорности поклонения
Несмотря на многократные попытки, не удалось ему склонить её к бегству, или по крайней мере к разрыву с мужем.
Хочешь лишить меня привлекательности, порожденной исключительно секретностью наших отношений? отвечала ему всегда в таких случаях. Люблю азарт. Кто знает, если бы стала твоей женой, не перестала бы тебя любить?
Ты страшно испорченная, Стася, морализаторствовал с улыбкой Забжеский.
До мозга костей, отрезала, приглаживая ладонью его буйную черную шевелюру. Но чем тебе это, собственно, мешает?
Хочу, чтобы ты была только моей. Не люблю ни с кем делиться любовью. Ведь ты его, наверное, не любишь? Так как можешь жить с ним под одной крышей?
Да, не люблю его, но не хочу с ним порывать. Не настаивай, Казик, больше, не то поссоримся.
И на том обычно заканчивались всевозможные попытки любовника в этом вопросе. Лунинская, в определенном смысле была женщиной несокрушимой и умела настоять на своем. Забжеского раздражало это сопротивление, перед которым он ощущал себя бессильным, как ребенок.
«Может она хочет нас обоих держать в своей игре? думал, анализируя их отношения. Может оба: и я, и ее мужтолько марионетки ее каприза, которыми она играет согласно своим желаниям? Между тем, этот Лунинский представляется мне человеком с характером и, несмотря на всё, что она о нем говорит, лицом незаурядным. Хм странная женщина»
И воспроизводил в мыслях смелый, мужской профиль соперника, с прекрасно сформированным орлиным носом и гордым, высоким лбом. Наблюдал его не раз украдкой из окна вагона на станции в Черске, выходящего навстречу жене, или когда прощался с ней в момент отъезда. Это ясное, открытое лицо с доброй, немного грустной улыбкой, эти серые глаза, которые словно смотрели вдаль, склоняли его ко многим размышлениям.
«Безусловно, прекрасный человек, признавал в душе, желая быть беспристрастным в суждении о муже любовницы. Ну и, допускаю также, мужественный человек. Возможно, только, немного староват для нее: выглядит не меньше, чем на сорок пять. В любом случае, производит впечатление gentlemanיa в полном смысле этого слова. Видно, сильно привязан к ней: здоровается с ней всегда так душевно, и так внезапно с ее появлением проясняются эти задумчивые глаза. Допускаю, что не согласился бы так легко на потерю Стахи. Может, она это чувствует и поэтому боится решительного шага?..»
Однако, не выдавал себя этими домыслами перед госпожой Лунинской, которая вообще в последнее время все более неохотно говорила о муже, очевидно избегая разговора на темы своей совместной жизни.
Пока не случилось такое, что невольно направило внимание обоих в эту сторону.
Было это 15 июня, почти через полтора года с начала знакомства. Неизвестно почему, у Забжеского эта дата глубоко засела в памяти.
Ехали уже около двух часов в сторону Рудавы, как обычно, изолированные от остальных попутчиков, увлеченные собой, счастливые В какой-то момент Стаха освободилась из его объятий и начала прислушиваться.
Кто-то прошел по коридору и задержался у нашего купепрошептала, указывая движением головы на застеклённые двери.
Показалось тебе, успокаивал её также приглушенным голосом, в конце концов, каждый имеет право задержаться в коридоре.
Может, подглядывает за нами?
Пустой труд, двери плотно закрыты.
Я должна убедиться, кто это такой.
И, осторожно отодвинув край занавески, выглянула через щель в коридор. Но в тот же миг, смертельно бледная, отпрянула от окна в глубину купе.
Что с тобой, Стася?
Не отвечала долгое время, в страхе упершись взглядом в дверь. Затем, дрожа, прижимаясь к его груди, прошептала:
Генек стоит в коридоре.
Это невозможно: сам видел, как в момент отъезда из Черска твой муж заходил в станционную контору. Я хорошо следил за его движениями: если бы вскочил в последний момент в поезд, я бы, несомненно, заметил. Померещилось тебе, Стаха.
Нет, нет, упиралась, это он, наверняка он.
Тогда постараюсь убедиться в этом собственными глазами: выйду и присмотрюсь к нему, как следует. Твоего мужа с виду хорошо знаю, и узнал бы его везде с первого взгляда.
Задержала его, судорожно хватая за руку:
Хочешь потерять меня?
Почему? Будь здравомыслящей, Стася! Ведь он меня совсем не знает: никогда в жизни не видел моего лица. Ну, пусти меня, не будь ребенком!
И ласково, но решительно освободив руку от её нервного пожатия, вышел, плотно закрывая за собой дверь.
В коридоре увидел у одного из окон мужчину, невероятно похожего на Генрика Лунинского: те же черты, те же задумчивые глаза; только одежда егообычная, прогулочнаяисключала идентичность с мужем Стахи, который в момент отправления поезда был в форме работника железной дороги.
Незнакомец, казалось, не обращал на него ни малейшего внимания. На звук открываемой двери не обратил ни малейшего внимания и не изменил позу: стоял, все время опираясь плечом о стену вагона, и, засмотревшись в пространство за окном, спокойно курил сигару.
Забжеский решил обратить его внимание на себя. Вытянул из коробки папиросу, подошел к спутнику и обратился к нему с легким поклоном:
Могу ли я попросить огня у уважаемого пана?
Незнакомец очнулся от задумчивости и посмотрел на него спокойным взглядом.
Пожалуйста, пан, ответил вежливо, стряхивая пепел с сигары.
И тогда Забжеский с удивлением констатировал необычную перемену в выражении его лица: перед ним в эту минуту стоял совсем другой человек, который не имел ничего общего с Лунинским.
Спасибо, ответил, скрывая удивление вынужденной улыбкой.
И, затянувшись пару раз дымом из папиросы, вернулся к Стахе. Застал ее забившуюся в угол купе, с выражением смертельной тревоги в глазах.
Это решительно кто-то другой, успокоил ее, входя внутрь. В конце концов, если не веришь, посмотри сама из-под занавески. Этот человек всё ещё стоит в коридоре.
Послушалась не сразу. Осторожно выглянула. Через минуту, полностью успокоенная, обратилась с улыбкой к любовнику: