Самым трудным решением в моей жизни стал отказ от старшего сына,собравшись с силами, заговорил он наконец.Мейрхофер, вам известно, какая у нас хорошая семья. Мы с женой неизменно заботимся о детях наилучшим образом. Стараемся воспитать их порядочными людьми. Но Алоис-младший оказался тем самым уродом, без которого семьи не бывает. Если бы я не отрекся от него, пострадали бы другие дети. А сейчас трем оставшимсяон вовремя удержался от того, чтобы всхлипнуть,живется просто замечательно.
Вечером по настоянию Клары Адольф показал отцу табель с оценками за полугодие. И, увидев, как изменилось лицо мужа, мать двоечника почувствовала себя так, словно совершила по отношению к сыну прямое предательство.
Грозным тоном, скорее подобающим для того, чтобы объявить войну соседнему государству, Алоис произнес:
Я поклялся твоей матери. По ее настоянию. Сказал, что впредь и пальцем тебя не трону. Это случилось ровно год назад. Мы все были потрясены тогда трагедией, разразившейся в нашей семье. Но сейчас, можешь быть уверен, я нарушу клятву. Это единственный способ проучить негодяя, извлекшего прямую выгоду из моего обета. Что ж, пошли! Мы идем к тебе в комнату.
И вновь ему удалось не дать воли гневу. До тех самых пор, пока он не вытащил из брюк ремня.
Под первым ударом Адольф сказал себе: я не заплачу! Однако порка оказалась на этот раз такой жестокой, что он все же не удержался от крика и слез. Да ведь и сам Алоис еще ни разу не пускал в ход кожаный брючный ремень. Удары которого не только причиняли боль, но и словно бы обжигали. Только бы не умереть!вот единственное, о чем мог думать мальчик. Причем страшился не только тяжести ударов, обрушивающихся на тощие ягодицы, но и разрыва сердца. Однако в самый жуткий миг Алоис резко прервал экзекуцию, толчком поставил сына на колени и приказал: «Хватит вопить!»
Тоска, накатившая на Алоиса, была воистину безысходной: прожить такую долгую жизнь и не оставить после себя ни одного мало-мальски достойного отпрыска!
7
Адольф испытывал истинные муки. Он осмелился показать свои наброски учителю рисования. Предполагал, что их тут же вывесят в самом центре доски, на которой выставляют лучшие рисунки учащихся. Он даже заранее подобрал слова подобающе скромной речи в ответ на неизбежные, по его мнению, похвалы. Эти прекрасные мгновения перевесят позор плохих оценок у него в табеле.
Должен признать, что мне пришлось поработать над далеко не обязательным (в случае моего невмешательства) фиаско.
У Адольфа и впрямь был талант, хотя и ничего особо выдающегося, с первого же взгляда на его рисунки я понял, что великим художником ему не стать. Скажем, двадцатилетний на тот момент Пабло Пикассо привлек в 1901 году наше чрезвычайное внимание как раз своими художническими способностями. Юный Адольф Гитлер, напротив, рисовал именно, и только, так, что его работы можно было вывесить на доску вместе с лучшими рисунками других учащихся.
«Но этого не должно произойти,проинструктировал меня Маэстро.Чего нам не хватает, так это еще одного непризнанного гения. Ушат холодной водыочень холодной, сразу и весь!вот что ему нужно».
А уж я расстарался. Учитель рисования был одним из наших клиентов. (Строго говоря, как раз из той категории посредственностей, мнящих себя непризнанными гениями, о которой говорил Маэстро.) Я устроил ему скандал с женой и сильнейшую головную боль как прямой результат этой перепалки. Рисунки Адольфа он смотрел, страдая невыносимой мигренью. И, разумеется, не отобрал ни единого.
Адольф не мог поверить в это. В тот же час он навсегда распростился с надеждой достичь успеха хоть на каком-нибудь учебном поприще. Пусть учатся другие, а он, Адольф, будет жить своим умом.
Разумеется, он, в отличие от Алоиса-младшего, не уйдет из дому; делать это ему совершенно необязательно. От одного прозвища Римлянин его все еще кидало в дрожь. Нет, он будет жить в семье и втайне от родственников развивать в себе железную волю.
В училище он по-прежнему отлынивал от уроков. В табеле за год, который Адольф вручил отцу в июне, значились двойки по двум предметампо математике и по естествознанию. Бедняга Алоис! У него уже не было энергии выпороть сына еще раз.
Летом, осознав, что оставлен в том же классе на второй год, Адольф впал в уныние почище, чем отец, однако ему удалось (с моей помощью) внушить самому себе, будто он проник в самую суть учебы куда лучше всех остальных реалистов. Потому что обзавелся тайным ключиком к познанию, не говоря уж о простых знаниях. Он будет запоминать только жизненно необходимое. Его одноклассники тратят массу времени на заучивание совершенно несущественных деталей. И в этом отношении ничуть не отличаются от учителей. Затверживают наизусть длинные списки и целые хронологические таблицы. Зубрят. Повторяют как попугаи. А как они радуются, когда учитель соглашается с их бессмысленными высказываниями! Вот такие-то и становятся круглыми отличниками.
Другое дело он, Адольф. Он выше этого. Во всем ему хочется докопаться до корня, дойти до сути. Только сокровенное знание является подлинным. Поэтому их учебники и шпаргалки ему ни к чему. Они замыливают взгляд и туманят разум.
Важнее всего для меня было развеселить его. А главное развлечение Адольфу этим летом доставляла его способность доводить Анжелу до слез. Теперь он уже не был слабее. А значит, в ответ на любой упрек мог безнаказанно обзывать ее глупой гусыней. Для Анжелы это было чудовищным оскорблением, и она даже жаловалась на Адольфа Кларе. Потому что терпеть не могла гусей. Видела, как они плавают в городском пруду, и считала их грязными птицами. Наблюдала, как гуси выбираются на мощеную дорожку, оставляя на ней помет. Себе Анжела казалась скорее белой лебедыо.
Я позволил Адольфу некую фантазию: в образе элегантно одетого преподавателя реального училища, красавца, остроумца и всеобщего кумира, он произносил звучным голосом: «В том-то и суть, молодые люди. Не пытайтесь запомнить историческое событие во всех деталях. Лучше послушайте меня, а я скажу вам так: "Берегитесь! Потому что вы плаваете в мутной воде». Большинство фактов, которые вы уже успели заучить, это сущий вздор; есть другие факты, им полностью противоречащие. Заучите и эти, вторые, и окончательно запутаетесь. Но я могу спасти вас. Главноезапоминать только жизненно необходимое. Собирайте и заучивайте только те факты, которые могут подкрепить вашу точку зрения».
8
Как-то на вечеринке леондингского нобилитета состоялась примечательная дискуссия. Один из ораторов, мужчина весьма осанистый, развил тезис, согласно которому развитие железнодорожного транспорта представляет собой угрозу традиционному общественному укладу.
Железные дороги,сказал он,делают наш мир слишком тесным. Многим это не нравится, королю Саксонии например. Как он только что сформулировал, «рабочий прибывает по назначению в одном поезде со своим королем». Столь же правомерно и другое наблюдение, вытекающее из первого: богатому человеку отныне не удается, перемещаясь из пункта А в пункт Б, обогнать бедного. А такое положение вещей рано или поздно приведет к общественной дисгармонии. Слово взял другой оратор:
Совершенно согласен с моим глубокоуважаемым другом: ценность многих так называемых нововведений и новшеств более чем сомнительна. Превосходный пример томукарманные часы. В наши дни практически каждый может по сходной цене обзавестись личным хронометром. Однако я помню эпоху, когда хорошие часы были предметом роскоши. Ваши подчиненные обращали внимание на то, какие у вас часы и на какой цепочке. И относились к вам с надлежащим почтением. А сегодня любой болван может вытащить из брючного кармана какую-нибудь грошовую поделку и нагло заявить, будто его часы показывают более точное время, чем ваши. И знаете, что в этом самое скверное? Порой он оказывается прав!
Общество встретило последнее замечание бурным смехом.
Вот так-то, господа. Грошовые часы идут порой точнее, чем наши фамильные реликвии, любовно передаваемые от отца к сыну при жизни нескольких поколений.
В другой вечер речь зашла о дуэльных шрамах. Алоис почувствовал себя несколько тоскливо. Хотя он с предельным вниманием прислушивался к рассуждениям о том, какие именно рубцы предпочтительнее: на левой щеке или на правой, на подбородке или в углу рта. В конце концов он позволил себе высказаться, заметив, что в бытность его молодым таможенником у многих начальников он видел такие шрамы и «мы уважали их за это». Закончив речь, он смешался и покраснел. Очков она ему в здешнем обществе явно не прибавила.
Еще раз Алоис был жестоко уязвлен молодым спортсменом (с шикарным дуэльным шрамом), снизошедшим до продолжительной беседы с ним. Только что в Линце завершился этап автогонки ПарижВена, и молодой человек с боевой отметиной, как выяснилось, не только владел машиной, но и успел принять участие в гонке.
Ранее тем же вечером само присутствие спортсмена внесло оживление в спор о том, имеет ли смысл обзаводиться автомобилями, и аргументы «за» и «против» в конце концов зазвучали с изрядной горячностью. Противники автодела говорили о пыли, копоти, грязи, шуме мотора и, главное, о парах бензина.
Спортсмен возразил на это:
Я понимаю, как страшат вас огнедышащие чудовища, но вот лично мне пары бензина нравятся. Они действуют на меня возбуждающев эротическом смысле.
Присутствующие развеселились. Спортсмен и сам рассмеялся.
Как вам угодно, но к бензиновому духу примешивается запашок разврата.И он недвусмысленно понюхал собственные пальцы. Компания буквально застонала, с трудом сдерживая смех.Хорошо вам, удалившимся на покой, покоиться в колясках и в каретах, но я, человек молодой, предпочитаю быструю езду.
Это уж чересчур!выкрикнул один из гостей.
Отнюдь нет. Мне нравится ощущение опасности. Шум мотора заводит меня. Внимание пешеходов, привыкших любоваться хорошими лошадьми и красивыми каретами, всецело переключается на моего железного монстра. Даже мчась на большой скорости, я успеваю подметить это краешком глаза.
На Алоиса все это произвело сильное впечатление. Автомобилист меж тем продолжил:
Да, конечно, вождение автомобилязанятие довольно рискованное. Но ведь и лошадь может ни с того ни с сего понести. И лучше уж сломать шею в стремительной машине, чем не собрать костей в опрокинувшейся коляске. Или трястись на сивом мерине, который втайне желает тебе скорой и мучительной смерти.
Тут уж все рассмеялись в голос. Действительно, что может быть хуже такого мерина?
Позже, когда общая дискуссия уже завершилась, спортсмен вовлек Алоиса в беседу тет-а-тет, смысл чего разъяснился довольно быстро: молодому человеку со шрамом понадобилось разузнать поподробнее об определенных таможенных процедурах. Алоиса это задело. Блестящий оратор снизошел до беседы с ним исключительно в утилитарных целях.
Судя по всему, вам не раз случалось пересекать границу,сдерживая раздражение, сказал Алоис.
Что правда, то правда. Но сильнее всего меня тревожит таможня британская. Говорят, они там просто зверствуют.
Разговаривая с Алоисом, спортсмен совершенно сознательно поворачивался к нему в профиль, чтобы выставить напоказ щеку с впечатляющим дуэльным шрамом.
Это был красивый шрам, и человеку столь привлекательной наружности, да еще умеющему держаться с такой самоуверенностью, он явно шел; однако служба на таможне способствует развитию совершенно специфических способностей, так что Алоис научился отличать аутентичный шрам, оставленный дуэльной шпагой, рассекшей кожу до кости, от имитации, какой обзаводится иной фат, чтобы прельщать дамочек собственным мужеством. Такие мошенники делают себе опасной бритвой надрез на щеке и помещают туда конский волос. Зарастая, безобидный надрез приобретает вид грозного рубца, вполне достаточного для того, чтобы всю оставшуюся жизнь прожить в образе смельчака дуэлянта.
Отличную имитацию порой непросто распознать, но Алоис уже успел внушить себе, что его собеседник наверняка воспользовался опасной бритвой и конским волосом. Уж больно безупречен был его шрам и располагался в точности так, чтобы украшать, ничего не портя.
Поэтому Алоис ответил хлыщу со всей суровостью:
Мне кажется, когда речь идет о том, чтобы помешать какому-нибудь красавчику ввезти в Австрию драгоценные безделушки, не задекларировав их и не уплатив пошлины, мы ничуть не хуже англичан и зверствуем точно так же. Celer et vigilans,добавил Алоис.Таков был мой неизменный девиз.
Получилось очень удачно. Соответствующее латинское изречение, означавшее «быстрый и бдительный», он заучил за несколько часов перед вечеринкой, надеясь, что представится случай пустить его в ход. И надо же, оно сразу пригодилось, чтобы поставить нахала на место!
Numquam non paratus,возразил, однако же, спортсмен, и Алоис с трудом удержался от того, чтобы в недоумении разинуть рот.
Вернувшись домой, он первым делом полез в сборник латинских изречений. «Никогда не застигнешь врасплох»вот что ему, оказывается, сказали! На мгновение Алоиса охватила былая ярость. Попался бы ему этот молодчик на таможенном пункте!
За семейным ужином Алоис изрядно разошелся. Волнение не отпустило его, и он с удовольствием рассказал о фальшивом дуэльном шраме, а сын, как ему показалось, с интересом его выслушал. Адольфу и впрямь было интересно. Когда-нибудь он сам обзаведется автомобилем. А может быть, и собственным дуэльным шрамом.
9
К изумлению Адольфа, отец однажды повел его в оперу. Это торжественное событиеим предстояло слушать «Лоэнгрина»мыслилось как поощрение за полугодовой табель с болееменее удовлетворительными оценками, предъявленный Алоису в феврале 1902 года. Оставшись на второй год и, значит, поневоле повторяя уже пройденное, Адольф закончил первое полугодие вполне прилично, а его прилежание и поведение были признаны и вовсе хорошими. Это дало возможность Алоису провозгласить: «Добрый знак! Успеваемость вытекает из хорошего поведения».
Алоис понизил планку собственных притязаний. Он долго и тяжело болел. Двумя месяцами раньше, в декабре, он подхватил инфлюэнцу, и это его испугало. И вновь он почувствовал себя обязанным во что бы то ни стало исправить непутевого сына.
Так что в начале февраля, через несколько дней после второй годовщины смерти Эдмунда, он предпринял новую попытку сблизиться с Адольфом. Подметив, что мальчик с искренним интересом слушает отцовские пересказы дискуссий на Burgerabend, он также с удовольствием обнаружил, что Адольф стал заядлым читателем всех попадающих в дом газет. А из немногих высказываний Адольфа за семейным столом Алоис узнал о том, что одноклассники сына (судя по всему, из хороших семей) разговаривают на переменах об опере, в которой регулярно бывают с родителями. Вот он и решил сводить мальчика в оперу.