Раз принявши это странное поручение, г. М. стал считать делом чести хорошее его выполнение.
Он выбрал самую живую, лукавую и остроумную из прекрасных ветрениц, которых было множество на бале; она должна была сделаться предметом изучения для мадам X.
Сначала Тигрица (такова была воинственная кличка этой сирены) отказалась, конечно, с сожалением, от приглашения к ужину, ссылаясь на то, что ее покровитель был также на бале; она охотно бросила бы его, но теперь сделать этого нельзя, потому что скоро подойдет время платы за квартиру.
Ну вот! сказал г. М. Пошли его к черту, а о будущем не заботься!
Пожалуй, теперь я его брошу, но потом я ведь опять должна его поднять, сострила лоретка.
Эта острота развеселила г-<жу> X., и она присоединила свои просьбы к просьбам г. М. Наконец с большими усилиями им удалось соблазнить Тигрицу.
В классический час фойе, в половине четвертого, наше трио оставило бал в сопровождении одного молодого человека, знакомого с Тигрицей и с г. М.
Обе пары отправились в один из ресторанов старого города и взяли там роскошный кабинет, отличавшийся уютностью и изяществом.
Ужин был самый веселый.
Возбуждаемая Бахусом, Тигрица рассыпалась в остротах и каламбурах довольно сального свойства, так что м-м X. сначала сконфузилась, но мало-помалу она стала оправляться от смущения и довольно сносно разыгрывала роль провинциальной лоретки, которая хотела бы повеселиться в столице, но в тоже время сознавая, что у нее нет хорошего тона, но со временем и с помощью Тигрицы она надеется его выработать.
Все шло отлично и непристойные шутки действительной лоретки перестали смущать поддельную ее подругу; она смеялась от всего сердца и не думала раскаиваться в своем неразумном поступке, как вдруг за дверью кабинета, где кушали четверо наших гостей, послышался знакомый голос.
Этот дрожащий от гнева голос принадлежал г. X, который свирепо требовал, чтобы его впустили, иначе грозил выломать дверь.
Нужно упомянуть, что банкир сам явился с оперного бала, где жена его, к удивлению своему, видела; но она не придала этому значения, так как ее трудно было узнать.
Но теперь угрожающий голос супруга прозвучал ей как мани, факел, фарес на пиру Бальтазара.
Это мой мужя погибла! вскричала она в отчаянии.
Несмотря на свою известную храбрость, сам г. ф<он> М. растерялся. Одна Тигрица осталась спокойною и, как ни в чем не бывало, управлялась с грушей, наблюдала за испуганной парой и, казалось, наслаждалась ее беспокойством.
А, мадам оказывается почтенной дамой, восклицает лоретка, искоса насмешливо посматривая на м-м X. Это значит, надо мной издевались! Хорошо же, теперь будет и мне над чем посмеяться!
При этих словах она вскочила и побежала к двери.
Боже, что вы хотите делать? кричит испуганная супруга.
Я хочу отворить дверь вашему супругу, отвечает хладнокровно Тигрица. Слышите, как он ломится! Или вы хотите дождаться того, чтобы он сорвал дверь с петель?
Ради Бога, не делайте этого! просит г-жа X. задыхающимся голосом. Вы не захотите сделать меня несчастною!
Я, мадам? Небо да сохранит меня от этого, сказала лоретка, кладя палец на задвижку, которая сопротивлялась еще яростному Отелло счетных книг. Я добросердечная девушка, продолжала она, я никому не желаю зла. Наденьте опять вашу маску и успокойтесь. Ваш супруг ищет здесь не вас.
При этих словах Тигрица отодвинула задвижку и отворила дверь, на пороге которой появился, бледный от ярости, банкир.
При виде его мадам X. чуть не упала в обморок. Позабывши совершенно, что на ней опять была надета маска, в ужасе она закрыла руками лицо и желала в эту минуту провалиться в землю на 1000 ф. глубины. Как невинная жертва, склонившаяся под убийственным ножом, ожидала она рокового удара, который сама наворожила на свою голову.
Но каково было ее удивление, каково было ее затаенное негодование, когда она увидала, что поток ругательств и проклятий, ожидаемых ею за ее легкомыслиецеликом обрушился на голову ее новой подруги, которая, по своему обыкновению, только смеялась над ним.
Теперь все было ясно: госп. X. был покровитель лоретки. Как только его ветреная подруга бросила его на бале, он отправился ее преследовать и шаг за шагом открыл наконец убежище, где была скрыта беглянка. Выходя из себя за сыгранную с ним дурную шутку и еще более от хладнокровия невернойон кричал и шумел, несмотря на присутствие г. М, которого он, конечно, узнал.
Тигрица, напротив, оставалась непоколебимою, подождала, пока он перебесился, потом взяла его за руку и в свое оправдание сказала только следующие слова: «Не правда ли, теперь вы готовы? Я надеюсь, что вы будете так добры, отвезете меня ко мне домой». Г. X., который, как все покровители, был слаб, почувствовал при этих словах, что его гнев исчезает; короче, он подался на обольстительную просьбу.
Ради Бога, г. ф. М., говорил он, уходя с Тигрицей, между тем, как четвертый лишний гость уже ушел, ради Бога, ни слова моей жене об этой истории.
Пожалуйста, не беспокойтесь, отвечает молодой человек, нежно пожимая ручку оставшейся дамы.
Глава IVОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ
Мой друг Клавдий женился.
Прежде он жил в самых отдаленных частях города; в последнее время, напротив, переселился на новую улицу в центре города.
Действие происходит в начале лета.
В один прекрасный день он без всякой особенной цели подошел к окну, уткнулся носом в стекло и долго и внимательно что-то рассматривал; потом он обратился к жене, сидевшей в той же комнате, и сказал ей, что он сейчас любовался на одну молоденькую девушку.
Прелесть что за штука, прибавил он к этому.
Я рада этому, отвечала супруга с оттенком угрозы в голосе.
Это не мешало, однако, супругу в несколько приемов подступать к окошку; в своем увлечении он даже не боялся возбудить ревность супруги.
Молодая особа, казалось, напротив, не обращала никакого внимания на моего почтенного друга.
Ей было не до тогоона вышивала у окна. Лето, между тем, подвигалось вперед.
Клавдий отправил свое семейство на дачу.
Сам он вел холостую жизнь, обедал в трактире и не думал более о своей соседке. Когда он через два месяца возвратился домой, то служанка обратилась к нему:
Здесь была какая-то молодая дама; она желала говорить с вами.
Молодая дама? Она была одна? живо спросил Клавдий.
Нет, отвечала служанка, смеясь, она приходила с своей нянькой.
Г-м, с нянькой!
Она опять придет.
Послышался тихий звонок.
«Дело, подумал Клавдий, уходя из комнат, если только это та дама, как я догадываюсь, то, как видно, она не теряет даром времени, и хорошо делает. Ничего; это можно».
Невольно как-то вошел он в гардеробную и намочил духами руки и бороду. Затем возвратился в салон, куда была введена незнакомка.
Нянька осталась в передней.
Мой друг Клавдий отворил дверь и увидал, что это была онамолодая девушка.
Вдруг почему-то на него напал редкий припадок откровенности.
На мгновение он замялся и пробормотал:
Дитя моене ошибайтесь: мне уже сорок лет.
Слышала ли она это? Это известно только Богу и ей.
Впрочем, друг мой произнес это признание не слишком громко.
Кроме того, звук его голоса был заглушен другим, более сильным звуком, именно рыданием, выходившим из уст молодой девушки.
Рыдание! Да, она плакала.
Это было причиною, что наш сорокалетний юноша, растроганный, поспешил предложить ей кресло и поместился около нее, горя нетерпением узнать, какого рода утешение может он предложить ей для смягчения ее раздирающей скорби.
Как капли дождя, падающие на листья розы, слезы струились с лица молодой девушки и капали сквозь пальцы.
Она пришла, как соседка к соседу, поэтому на ней не было перчаток.
Ради Бога, сказала она наконец, не думайте обо мне дурно.
О, не беспокойтесья не до такой степени строг, отвечал Клавдий.
Это говорили его молодые стремления; старый скептик молчал. К этому Клавдий прибавил, смеясь:
И я не до такой степени глуп.
Он почувствовал, что при этих словах маленькая ручка соседки, которую он держал в своей руке, слегка дрогнула.