И домик был.
Сават ди ка! С этим криком главная по завтраку рвется к каждому из весьма немногих обитателей домиков, сходящихся на террасу. Кланяется, отставив квадратный зад. И улыбается, показывая тяжелые зубы. И терроризирует свою команду официантовда они же ее откровенно боятся
А что же, интересно, не так с этой клюшкой, благодушно задумалась, поглядывая на нее, дама по имени Алла. Может, вам, местным жителям, виднее?
Конечно, без особого интереса отозвался я. С ней кое-что явно не так. И это очевидно. Даю тебе до завтра, и хоть сто попыток отгадать. Все равно не сможешь.
Но она же просто бросается на людей с этим карканьемка, ка! Кха! Кар-рр!
Да ты просто гениальна. Суть дела именно в этом. А что отвечаю я?
То же самое.
Нет.
А, ты почему-то говоришь про ту же «савади», но в конце«кап». Ну и что?
Это и есть разгадка. Но все равно ты ни черта не догадаешься, хотя любой местный житель сразу понял бы все.
А они понимают, что я порочная и внезапно павшая женщина, а тысекс-маньяк?
Естественно. От нас это как бы исходит. На нас смотрит весь отель и знает, что мы впервые дорвались друг до друга и того не стесняемся.
Я рада за них.
Это целое искусствонагло смотреть из-под своего пляжного зонтика на бесконечные дождевые облака и говорить им: а делайте что хотите. Мало ли что сезон дождей. А нам здесь хорошо.
Я несколько месяцев мечтала: спать и спать. Ты научил меня делать это после обеда. Спасибо тебе.
Делать что?
Спать. Все прочее я уже умела, если ты не заметил.
У-гу.
Ты завез меня в пенсионерский отель. Посмотри вокруг. Лежат. Седые головы.
Это пенсионерский сезон. И отель тоже. И весь город. Девочек всего тысячи две-три.
Да-да, на фоне Паттайипросто монастырь. И ведь не хочется даже идти в море
Она права: хочется лежать под этим зонтиком и лежать. И читать. Немножко мешает перестук молотковони отгородили мешковиной целое крыло отеля, за нашими спинами, и переделывают его зачем-то целиком.
Каждый день.
Вокруг насзеленые волны газонов, по ним с зонтиками ходят хрупкие юноши и девушки из отеля в униформе странного лилово-зеленого цвета, ускользающего от точного определения, с золотой окантовкой по лацканам и с именными табличками. Они беззвучно ступают по дорожкам, стараясь не сделать шага на насквозь пропитанную водой траву.
Но полчаса после очередного дождяи верхушки бугров подсыхают; мы в домике, под зонтиком, а зонтик стоит под громадным каучуковым деревом, иногда лист его падает на траву с тяжелым картонным звуком. И рядомлетящие по ветерку казуарины с их невесомыми мягкими иглами, как лиловые облака.
Она спит даже здесь, после завтрака под зонтиком (и ночью, и после обеда) ее замучили в Москве; я читаю «Бангкок пост». И впадаю в задумчивость: когда это было, чтобы реки вот до такой степени выходили из берегов на севере страны?
Чиангмай превращается в озеро. Аэропорт в Лампанге еще работаетчто значит «еще»? А от тонущего Накхона до Бангкока не так уж далеко
Ливни в основном на севере, говорю я Алле, с удовольствием рисуя карту на ее голом животе. Стеной. А где дождей мало, все равно плохо. Вся вода на севере стекает в реки. И идет на юг, к морю. Вот эта река, Чао Прайя, протекает через Бангкок, и ее уровень повысился на два метра. Пока все.
А где мы?
Мы в очень хорошем месте, веду я палец ниже. На юге дождей все равно что нетразве вот это дождь? Мы здесь. Старинный курорт Хуахин. Королевский. Первый в стране. Он фактически напротив этой твоей Паттайи через залив. А я ехал вот отсюда, с юга, где дождей и вообще все равно что нет, но места плохие Террористы там всякие. Поэтому я спешил проскочить. Ехал по перешейку Кра.
Кра-а! Ка-а! Мне начинает ее не хватать, этой Этой А до завтрака еще почти сутки. На обеде ведь нашей страшилы не бывает, да?
Забудь про нее. Представь, что ты здесь живешь все время. Всегда тепло. Нет русской литературы. Нет твоих инфернальных коллег, критиков.
И черт с ними, коллегами.
Возникает чувство самоудовлетворения.
Так, это надо записать.
Завтра запишешь. Не стой на страже русского языка, слезь с нее.
С кого?
Со стражи.
Ну вот почему это такчто бы ты ни сказал, я думаю о сексе?
Я помогаю тебе в этой беде как могу.
Я заметила. И особенно ценю, что тебе нравятся толстые женщины. И даже не отрицай, толстые. Вот смотри, этобезобразие. И вот это безобразие. Можешь даже потрогать лишний раз.
Если ты не прекратишь, мне придется пойти в море.
Вот и пошли.
Дождь начинается снова, резиновые тапки скрипят и выворачиваются по дороге к слабо шуршащей от миллионов пресных капель соленой воде до серого горизонта.
Я знаю, в чем делоона не человек, сказала Алла, подбодренная легким, очень легким ланчем (после такого завтрака долго еще невозможно есть).
Молодец! Горячо! Горячо! Никогда еще Штирлиц не был так близок к разгадке!
Нет, ну серьезновокруг люди как люди, только сонные какие-то от этого дождя. А этаты посмотри, в ней же ничего естественного. Фигуры нет, под этим ее мундиром какие-то утягивающие трусы. Грим на физиономии как в цирке. А как она открывает эту свою жуткую пасть У нее что, искусственная челюсть? И вообще, ярость, с которой она служит нам, клиентам, это какое-то чистое зло.
Стоп, тебя понесло не туда. В ней нет ничего естественного: вот это в точку. Вопрос: что такое «ка»? И почему я в ответ говорю «кап»? Забыла мою подсказку?
Алла задумалась. И скоро нашла ответ:
Потому что ты мужчина. И у тебя очень лохматая грудь, и живот тоже
Стоп, мы обсуждаем серьезное дело. Правильно, потому что ямужчина. «Ка» частица вежливости в конце фразы или оборота. Для женщины. Она жечастицадля мужчины звучит как «кап». Сделаласделал. Дэвошка, ты ведь филолог?
Нет, таки ятехасский рейнджер. Но тайская филология у меня в зачаточном состоянии. Знаю с сегодняшнего дня два слова. Вот эти. Итак, женская частица вежливости И что? Зачем она орет ее, как хищная птица? Почему пасть распахивает и бросается на нас с тобой?
Я торжественно молчал, поглядывая на металлическое кружево старого крыла отеля, эти крыши и навесы из стекла и металла, как крылья стрекозы. Шедевр колониального стиля в стране, не знавшей колониализма. Он, этот шедевр, напоминал о молодом Эйфеле, который еще не вернулся в Париж из французских колоний, из Ханоя, где спроектировал до сих пор стоящий там мост. Раньше здесь, где мы лежим, был не отель, а хуахинский вокзал, памятник архитектуры, и мы сейчас как раз там, где был край платформы. Вот только молотки, наверное, так не стучали Что они там делают, в закрытом крыле отеля?
Ну? Почему она на нас бросается?
Потому бросается, что с яростью доказывает свою женскую сущность. И право говорить «ка» вместо «кап».
Что?
Оно не женщина.
А?
Трансвестит. Катой. Их тут полно. Жертва операции по смене пола. Здесь Таи- ланд. О катоях тут книги пишут.
Это и есть решение твоей загадки?
Конечно.
Офигеть, ка!..
А ты думала, кап.
Вести, приходившие с севера, были невероятны. Тысячи квадратных километров под водой? Накхон Саван и даже Аюттхаязона бедствия? А это значит, что старый бангкокский аэропорт Донмуангвозможнообъявит о своем закрытии? Он к северу от города, нынешний, новыйСуварнабхумик югу, с ним все в порядке, но Если бы дело было пару лет назад, когда новый аэропорт еще не построили, и у меня не было бы машины, я бы не смог вылететь из страны, так? Невероятно.
Но в том-то и дело, что всего происходящего быть не могло, а оно все равно происходило.
Большая вода двигалась к Бангкоку с севера, и самое странное, что некоторые районы столицы, если верить этой газете, уже сейчас не очень проходимы. Такое случается в каждый сезон дождей, конечно, и никогда не оказывается серьезной новостью. Но ведь вздувшиеся реки продолжали свой бег, и конца этому было не видно. Столица, которая утонет?
Шуршание откидываемых простынь и шум моря или дождя. Вокруг белого штакетника, умело скрывающего нас от гостиничного сада с дорожками, деревья, ветви и цветы, клонящиеся к земле от тяжелых капель. Это семь утра или десять? Теплый, пахнущий травой душный мир лишен солнца и полон воды, небоцвета жемчуга.