А он?
Она тяжело вздохнула:
Он потом долго вспоминал и говорил: «Я не твой отец и не алкоголик, поэтому не надо меня сравнивать с ним!». Когда ты сейчас рассказала об этом сравнении, я почувствовала будто показала свой шрам, а он начал туда тыкать и смеяться. И я закрылась еще больше.
Вечером я готовила ужин и разговаривала с Ариной. Она делилась, что им с папой жаль, что я так переживаю из-за Антона. Папа на заднем фоне разделывал гуся и просил ее положить трубку и помочь ему.
Ну хватит жевать сопли. Ничего такого не произошло.
Ты понимаешь, что еж переживает? Она волнуется, что они с Антоном не могут сделать следующий шаг.
Потому что он не любит ее, считает ничтожеством, раз не готов наступить на горло собственной песне и сделать предложение. Значит, ему важнее бары, чем она, резюмировал отец.
«Ничтожество». Это слово билось в висках, как раненая птица. «Ничтожество». Я ничтожество, так сказал мой отец. Он ведь не может знать, что чувствует Антон! Он лишь может сказать, что чувствует он.
Я молчала. Арина, как могла, старалась сгладить углы.
Ничтожество. Ничтожество. Ничтожество.
Я почувствовала ненависть к отцу. За то, что он не умеет любить, за то, что не умеет поддержать, за то, что холоден и груб. Потом я выдохнула и напомнила себе о том, что это папина боль. Это он чувствует себя ничтожеством, если играют не по его сценарию. Но эти слова, сказанные в день, когда я решила поверить, что меня можно любить, стали проверкой: насколько хорошо усвоен урок.
Я собрала вещи и переехала к Кире.
815 октября 2018
Я проснулась и почувствовала себя счастливой. Мне комфортно жить у подруги. Больше всего нравится, что я свободна от контроля за Антоном. Теперь что бы он ни сделал, это не имеет ко мне никакого отношения. Я была предельно честной, искренне сказала Антону, что чувствую и стала свободной. Будто мяч отправлен на его половину поля, и в игре объявили перерыв. В последнее время нам стало тяжело вместе, я снова и снова предавала себя, стараясь, как мне казалось, сохранить отношения. Мне казалось, что в баре ему больше нравилась веселая Лера, чем уставшая я. Я винила его в своей усталости.
Я точно знала, что устала от неуверенности в завтрашнем дне. Часто теперь я спрашивала:
Ты говоришь: «Нет разницы, есть штамп в паспорте или нет». То почему его не поставить?
Он пожимал плечами. Я боялась его потерять, бесконечно контролировала, где он и с кем, переживала, как на него могут повлиять друзья и родители. Я чувствовала себя выжатой, как лимон, и в то же время виноватой, что позволила все это, чтобы сохранить отношения. Я даже врала, что мне не важен брак, а на самом деле мечтала стать его женой. Мне хотелось, чтобы он меня выбрал.
Вечером мы с девочками договорились встретиться в караоке. Я ехала по набережной, и, несмотря на все эти мысли, настроение стремилось вверх. Я радовалась сама себе, набережной, красивому городу. На светофоре мужчина в машине рядом улыбнулся и кивнул, я с удовольствием улыбнулась в ответ.
Я поняла, что в этом мире, городе, возможно, даже в соседней машине, есть мужчины, которые хотят семью. Да, они отличаются от Антона, но возможно у нас с ними совпадают цели и желания. Я наконец-то смогла признаться себе, что мне в нем не нравится: приходит с работы и утыкается в телефон, идет в бар с друзьями, говоря про «мое личное время», а на «общественное» сил не остается, после отпуска едет к родителям один (будто я какой-то «левый пассажир» в их семье). С другой стороны, я вспомнила, что первая написала ему «привет», почти пригласила в кино, со временем мягко намекнула, что хочу жить вместе Шаг за шагом предпринимала действия, приписывая инициативу ему. Теперь я пожинаю плоды своих стараний.
Весь вечер я пела. Мы ни разу не подняли вопрос про расставание. Не хотелось. Я танцевала с микрофоном в руке и ловила взгляды других мужчин. И они мне нравились. Это дарило надежду, что если это «расставание-пауза» превратится в «расставание навсегда», то я буду смотреть по сторонам, а не только на наши общие фото с Антоном.
Спустя неделю мы встретились с Александром:
Началась рабочая неделя, и я не успеваю думать об Антоне.
То есть работа вас спасает?
Я вспомнила, как в 8 утра открываю глаза, следом рабочий чат и читаю все, что случилось в мире за последние 7 часов. «Взорвалось, рухнуло, убили, наехали, авария, изнасиловали, ограбили, выросло, упало, обвалилось». Моя должность старшего продюсера обязывает знать все новости, чтобы не озвучивать на летучке в 11.00 «старости» (то есть то, что уже показал другой телеканал, обработал сайт и опубликовали вчера утром). Поэтому утренний кофе с чем-нибудь, что заталкиваешь в себя, зачастую не чувствуя вкуса, сопровождается просмотром новостных лент. Телевидение не работает с 10 до 18, новости отрабатывают круглосуточно, на телефон постоянно валятся новые уведомления с вопросами от ночного продюсера, сайта, руководства Поэтому принимаешь душ и чистишь зубы с телефоном в руках, зачастую отвечая на сообщения.
Однажды вечером после рабочей смены телефон сел, я поставила его на зарядку и ушла в душ. Спустя 20 минут обнаружила на экране кучу гневных сообщений:
Ты где?
Почему не отвечаешь?
Ау!
Я разозлилась и быстро напечатала:
Мылась.
На другом конце удивились:
А чего телефон с собой не взяла?
Он сел!
Ну так с зарядкой бы взяла. Я всегда кладу телефон на бортик в ванной, когда моюсь
«Что током тебя убьет не боишься?» подумала я.
Поэтому телефон всегда со мной. Любая вибрация срочный взгляд на экран. У тебя минута, чтобы ответить на сообщение. И так с 8 утра до 12 ночи. Это кажется жутким, дико выматывает, но со временем привыкаешь, и кажется, что по-другому и не бывает.
Я вспомнила, как впервые познакомилась с миром телевидения. Это произошло сразу после окончания университета. Я приехала на городской телеканал и поднялась к руководителю информационного отдела. Он сам принимал на работу, выбирая сотрудников, которые ему нравятся, и формируя команду. В маленьком кабинете на втором этаже сидел невысокий мужчина с редкими волосами и черными, как на плюшевом медведе, пуговицами-глазами.
Взгляд у него был острый, но немного уставший. В жизни он совсем не походил на того человека в кадре, который вел итоговый выпуск новостей. В кадре он казался высоким и широкоплечим, лет на 10 моложе и бодрее. Сейчас я видела перед собой уставшего человека, его морщины не прятались под гримом, и дневной свет, в отличие от студийного, подчеркивал синяки под глазами и глубокие морщины на лбу.
Я смотрела на него и делилась с ним тем, что мечтаю стать корреспондентом, работать в кадре и жить той динамичной жизнью, которую успела увидеть, пока ждала, когда он меня примет. Этажом ниже в большом светлом опенспейсе гудела жизнь. Корреспонденты, которых я видела на экране, ходили туда-сюда с бумагами и были сосредоточены. Казалось, что вот они те, кто делают новости. Они красивы, энергичны и счастливы. Их узнают, они работают на телике. Это же голубая мечта.
Информационный директор Сергей моего энтузиазма не разделял.
Понимаешь, мир телевидения это очень жесткий и суровый мир. Здесь нет друзей, потому что слишком высокая конкуренция. Здесь есть много завистников, которые мечтают, чтобы ты оступилась. Здесь много цинизма, ведь пропуская через себя все беды, которые попадают в новости, ты либо сходишь с ума, либо учишься отстраняться, высмеивая все, что происходит. Здесь ненормированный график соседствует с отсутствием личной жизни, потому что мало кто, если он не из мира телевидения, готов терпеть задержки до ночи на работе, эмоциональные срывы по мелочам из-за накопившегося напряжения и преданность работе больше, чем семье.
Я вздохнула.
Но ведь сюжеты бывают разные: можно рассказывать о культурных событиях, о том, сколько добрых поступков совершают люди.
Он устало улыбнулся:
К сожалению, нет. Новостями правят рейтинги, а сюжеты о культуре и добрых делах никто не смотрит.
Я удивленно вскинула брови.