«Гаптофобия. Погугли.
***
Каша и правда не пристаёт ко мне до конца урока. Но как только звенит звонок, на меня обрушивается непрекращающийся поток назойливой болтовни. Хуже того, вокруг нашей парты начинают собираться другие ребята, которым он с явным удовольствием рассказывает о себе. Снова. И снова. И снова.
На большой перемене я сбегаю. Не то чтобы я человеконенавистник, но в одиночестве тоже есть свои преимущества. Можно, например, услышать свои мысли! Так что я беру в гардеробе куртку, делаю очень-занятое-лицо и проскальзываю мимо сонного охранника. Для него большая переменасвященное время сканвордов и контейнера с домашней едой. Так что мне удается беспрепятственно покинуть здание.
Я сбегаю вниз по ступенькам, иду мимо спортивного зала и заворачиваю за угол. С «изнанки» школа выглядит уже не такой прилизанной: коричневая дверь запасного выхода вся облупилась, у бетонных блоков раскрошились края, да и газон кажется таким растрёпанным, словно только что проснулся и поднял голову с подушки. Пожалуй, у оборотной стороны школы только одно достоинствоздесь никогда никого не бывает. Раньше тут собирались курильщики, но у нашего директора пунктик на сигаретах. Так что после пары исключений уголок возле запасного выхода перешёл по наследству мне.
Ступеньки на ощупь холодные и влажные, приходится сесть на учебник английского. Пахнет опавшими листьями, предвкушением зимы Я наконец расслабляюсь. Дышу полной грудью и чувствую себя до странности причастной к тому, что происходит прямо здесь, прямо сейчас. Будто я неотъемлемая часть мгновения, которое уже не повторится.
Эй.
Я открываю глаза и выпрямляю спину.
Можно присесть?
Не дождавшись ответа, Андрей садится рядом со мной. Что он здесь делает? И, главное, зачем?! В дутой бежевой куртке его плечи кажутся ещё шире. Не знаю, специально или нет, но теперь он закрывает меня от ветра. И от этой мысли, от этой мысли
Чёрт, как ты сидишь тут? У меня уже задница замёрзла.
Я слегка приподнимаюсь, демонстрируя ему учебник.
Меня спасает современная система образования.
Оу. Так вот для чего она нужна?
Мы улыбаемся друг другу. Андрей утыкается подбородком в плечо и смотрит на меня вполоборота. Пристально-пристально. Я отворачиваюсь. Мне не хватает смелости встретить его взгляд. Пауза затягивается. Я лихорадочно перебираю в голове темы для разговора, но он опережает:
Что это значило? Ну то, что ты сказала.
О чём ты?
Ты сказала, что я синий.
Я нервно смеюсь и натягиваю рукава на пальцы.
А теперь ты отводишь взгляд, спокойно говорит Андрей. Почему?
Мне хочется сбежать, но тело будто примёрзло к ступенькам. Мысли с воплями разлетаются из головы, так что всё, что я могу, ковырять пальцем бетон и лепетать что-то нечленораздельное.
Я не гей, говорит Андрей после паузы. Если синийэто голубой, а голубойэто
Господи, нет! перебиваю его я. Я не имела в виду ничего такого! Ты-то уж точно не гей, все это знают, потому что ты ну это ты и ты весь такой
Ты что, гомофобка?
Так, а вот теперь единственный шанс выпутаться из ситуациисамовозгорание. Тихо пискнув, я утыкаюсь лбом в колени и выдавливаю из себя:
Нет. Честно.
Проходит целая минута, прежде чем я набираюсь мужества посмотреть на Андрея сквозь завесу спутанных волос. Смешинки в его глазах завораживают. Он откидывается на ступеньки, опираясь на локти, и рассматривает меня с таким любопытством, словно перед ним неведомое миру насекомое. Отряд синечёлочных.
Кажется, у тебя пар сейчас из ушей повалит.
И это действительно так.
Ладно, если ты почему-то не хочешь говорить, не говори. Будем считать, что мы квиты. Ты никому не сказала, что Егор тебя достает. А я не стану тебя мучить вопросами. Раз уж это такая проблема. Подозреваю, это что-то, связанное с вашими девчачьими штучками? Если так, то не хочу даже знать. Бр-р-р.
Вы с Егором как бы друзья?
Я ни разу не видела их вместе. Ладно Оксана, но Егор Они с Андреем противоположны во всём.
Как бы, скривившись, отвечает Андрей. Но вообще, скорее, нет.
Он отталкивается от ступенек и, кажется, собирается встать. Мне почему-то не хочется, чтобы он уходил, и я выпаливаю первое, что приходит в голову:
Ты почему не в столовой?
Андрей смотрит на меня слегка удивлённо:
Не научился пока есть левой рукой. Выгляжу как цирковая горилла.
А почему ты Ой!
На меня обрушивается внезапное осознание собственной тупости. Вот же дура! Как я могла забыть, что он повредил руку? Из-за меня! Даже сейчас из-под рукава его куртки торчит белый бинт. Я стискиваю свои запястья и наклоняю голову почти к самым коленям. Лицо, уши и даже шея просто горят от стыда.
Андрей легонько толкает меня в плечо.
Не делай этого.
Не делать чего?
Не закрывайся.
Я поднимаю голову и смотрю на него. А он на меня. Ветер легонько перебирает наши волосы и пушистую оторочку капюшона на его куртке. Тени облаков скользят по лицам. И сколько я ни ищу, так и не могу найти в его глазах сарказм или издевку. Кажется кажется, он говорит со мной искренне. А на такое можно ответить только однимвзаимностью.
Почему ты?..
Андрей рассеянно дёргает нижнюю губу. Кажется, такая у него привычка.
Помог? Ну я в каком-то смысле был на твоём месте. Кодекс изгоев и всё такое.
Ты?
А что тебя удивляет? Я же человек. В начальной школе надо мной тоже издевались. Из-за потому что словом, это неважно. Сейчас по-другому, конечно, но такое не забывается. Ты тогда в другом классе училась, да?
Я едва заметно киваю и опускаю взгляд на его руку. Бинт такой белый Словно пена прибоя.
Извини. За руку. Прости, я правда
А, ерунда, отмахивается Андрей здоровой рукой. Это ведь не перелом. Просто растяжение. Отец даже не удосужился взглянуть на него, просто отправил к травматологу. И на уроках можно бездельничать, и дома. Знаешь, это здорово спасает, если я не хочу с кем-то тусить или что-то делать. Они такие: «Эй, пошли к нам». Или: «Андрей, отнеси тетради в учительскую», а я просто многозначительно приподнимаю забинтованную руку и трясу ею в воздухе. И у всех сразу такое лицо: «О, чувак, прости, понимаем». И всё, я свободен.
Я слабо улыбаюсь, а он хватает свой рюкзак и, зажав его между колен, расстёгивает молнию левой рукой. Не удержавшись, я мельком заглядываю внутрь и с удивлением замечаю кучу салфеток и крошечных упаковок с кетчупом. Вроде тех, что бесплатно раздают в кафешках или на дегустациях.
Вот, говорит Андрей, бросая мне на колени «Сникерс». Чтобы окончательно замять историю. Открой мне эту штуку, и счёт будет один-один. Я спас тебя от превращения в лепёшку, а ты меняот истощения.
Руки у меня слегка дрожат. Молюсь про себя, чтоб Андрей не заметил, и преступно долго вожусь с шоколадкой. Несколько неловких движений, и я наконец разрываю обёртку. А после
Покорми меня, говорит Андрей.
Что? То есть что-о-о?
Я замираю. Булькаю что-то нечленораздельное и всё-таки подношу руку с шоколадным батончиком к его лицу. Андрей смотрит на меня странным долгим взглядом. Мне почти хочется коснуться его, чтобы понять, что он чувствует. Он наклоняется и аккуратно кусает шоколад. Тёмная чёлка падает вниз, щекочет мне руку.
Какое-то время Андрей молча жует и смотрит в другую сторону. А потом нерешительно говорит:
Э-э-э, если честно, я пошутил. Думал, мы посмеёмся вместе. Ни за что бы не подумал, что ты и правда это сделаешь.
Вот черт! Ну конечно! Вспыхнув, я вскакиваю на ноги и стремглав несусь к школьным воротам.
Саш! кричит вслед Андрей.
Я бегу.
***
В итоге я делаю то, что сделал бы на моём месте любой нормальный человек: смываюсь с трёх последних уроков, а дома зарываюсь головой в подушку и беззвучно кричу.
Выходные проходят почти без происшествий. Я валяюсь на кровати, делаю уроки, много читаю, развожу бардак, убираю бардак, играю с Ксю, готовлю воскресный ужинпоследнее, правда, было ошибкой. Вечером мы с мамой устраиваемся перед телевизором, чтобы в стотыщпятисотый раз пересмотреть «Аббатство Даунтон». Не спрашивайте. Это как наркотик. Мы просто не можем остановиться.
Кроули опять попадает в аварию, и мама опять плачет. Она всегда плачет на этом моменте.