Будучи уверенными в его спортивном будущем, друзья и родственники немало удивились, когда вместо Международного Олимпийского университета Секс пошел учиться в медицинскую академию имени Сеченова, избрав для себя благородный путь спасителя человеческих жизней.
Закончив обучение и получив диплом врача, спортсмен прошел далее интернатуру по очень сложной специальности виртуоза хирурга-онколога. Получив на данном поприще хорошую практику, и проявив при этом неожиданный талант, парень трудился до армии в сфере оказания платных медицинских услуг, и за достойное вознаграждение он не раз уже вытаскивал больных раком людей едва ли не с того света.
Дополняя внешние данные незаурядной эрудицией, глубоким обаянием и добродушным юмором, Секс имел к тому же ярую склонность к справедливости и был в абсолютном шоке с того, в какую срань попал благодаря реформе.
Спецназ военкомата вломился в окно больницы, спустившись с крыши по канатам, в тот момент, когда врач был занят операцией и в считаные секунды охуячил все, что пахло спиртом в помещении. Далее силовики жестоко отпиздили дубинками онколога с ассистентами, собственно больного на столе, и выкинули тело доктора через окно прямо в десантный вертолет.
Тот факт, что уже препарированный малость пациент остался при этом без должной помощи на руках охуевающих с происходящего медсестер и, естественно, вскоре откинул копыта, никого из спецназа совсем не волновал.
Еще в военкомате Секс кричал всем, что он хирург и требовал определить его на службу в военный госпиталь или, на худой конец, в какой-нибудь полковой медпункт, но ему велели в ответ благодарить судьбу, что хоть не в стройбат его отправили. Заодно Сексу дали понять, что врачи нынче в армии и в принципе нахуй не нужны. Призыв идет, мол, большой, и если кто помрет во время службы так страшного в том нет. Страна не забудет, закопает нахоляву.
И вот, лежал теперь талантливый хирург и охуевал с того, что вместо медпункта попал в спецназ РХБЗ, а его коллега по несчастью в это время при погонах и в медпункте совершенно спокойно покуривает коноплю, будучи психиатром на должности хирурга. Попутно Секс прислушивался к звукам, раздающимся в казарме, и угрюмо ожидал, когда же начнется обещанное дедами веселье.
Сначала было тихо, а потом послышалась странная возня, шуршание, и раздался голос Пахана:
Запахи, подъем! Пиздец вам всем!
Следом резко включился свет.
А ну, мудаки, строиться, суки! выкрикнул Пахан.
Новобранцы повскакивали с мест и послушно выстроились в ряд на взлетке. Дверь в казарму открылась, и вошел полностью одетый Бич, во главе делегации дедов из соседних рот.
Дедушек было около двух десятков, и каждый из них держал в руках кто тяжелый армейский стул, кто оторванную от кровати дужку, а то и просто ротный дрын или крупный резиновый фаллос. У одного из них был даже автомат Калашникова на груди, рожок от которого солдат на ходу заряжал спизженными где-то в оружейке настоящими боевыми патронами. Перевес сил был явно сейчас не в пользу молодых.
Ну че, пиздюки, приступим к вечеринке? спросил Бич, подходя к Кузе.
Тот почему-то был без трусов. Видимо, забыл надеть их после вечернего осмотра корнетом.
Так! Ты будешь дрочить! И говорить при этом, как тебе хорошо. Представь, что рука это телка!
Кому дрочить? спросил зачем-то Кузя, который после посягательств корнета уже ничему бы не удивился.
Дебила кусок! Себе дрочи! Выполнять, бля!
Облегченно вздохнув, Кузя послушно и со знанием дела взялся одной рукой за член, а другой за яйца, и начал немилосердно наяривать мгновенно воспрявшую духом свою мелкую пичужку. При этом он мычал, рычал, рыгал и даже икал от удовольствия!
Ой, мама, кайф какой! приговаривал Кузя. Седлай меня, крошка! Еще, еще! Да! Да! Быстрее! Еще быстрее!
И постепенно солдат все больше и сильнее наращивал темп, уверенно переходя с малого газа на мощный крейсерский режим!
Тем временем Бич подошел к Джафару и начал пристально его рассматривать.
Ну, все! Прощай, честь моей задницы! Увы, я не смог тебя сберечь! думал Джафар, с тоской глядя на то, как сержант изучает его кожаные стринги.
Других трусов у новобранца, впрочем, никогда и не было. В чем увезли чекисты в том и стоял.
Ну че, солдат, ты вазелин-то на ночь заготовил?
Никак нет! выкрикнул Джафар, смекая про себя: Ну все, сейчас прям так, прям насухо в очко засадит!
А жаль Ну что ж, тогда давай-ка, лезь на тумбочку и там танцуй стриптиз, чтоб Кузе лучше тут дрочилось И швабру длинную возьми! Пусть вместо шеста тебе будет
Джафар с радостью сбегал за шваброй, и, взгромоздившись на тумбочку, принялся сексуально вилять задницей в стрингах почти что перед самым носом Кузи.
Потом Бич встал напротив Волка.
Так! Кем ты был до армии, запах?
Музыкантом, товарищ сержант!
Гитарист?
Так точно!
Ну, будешь тогда сегодня музыкальным центром роты. Давай-ка, пой нам что-нибудь из Лепса. «Самый лучший день», например А то нехорошо как-то, что Джафар без музыки танцует
Во всю луженую глотку Волк начал горланить песни, но неожиданно, заглушив музыканта, раздался смачный, мощный, громогласный храп!
Ну, нихуя себе! удивился Пахан. А это еще что за хуйня?!
Повернув головы в сторону звука, деды увидели мирно дрыхнущего прокурора Колю, который видел уже седьмой сон и добродушно обнимал взятого из дома плюшевого мишку. Одеялко Скорострела приподнялось как палатка, и было очевидно, что сны ему снятся о мохнатой. Тем не менее, храпел он словно знатный боров, чем и имел несчастье привлечь к себе внимание дедов.
Ты смотри, кто есть! ощерился Бич. Позвонок генеральский!
Может, тигра убьем? предложил Пахан.
А хули нет! согласился сержант и, взяв чью-то подушку, подошел к прокурору и уебал ей Коляна со всей дури прям по довольному и толстому прокурорскому ебальнику!
А? Что? подлетел прокурор, глядя вокруг ничего не понимающим сонным взором и окатив сержанта шквалом тяжкого коньячно-водочного, с пивасной примесью, перегара.
С добрым утром, скот ебаный! поприветствовал его Бич, потирая кулак. Проснись и пой, о птица счастья моего хуя!
Ты что, охуел, что ли? рассвирепел Колян, подрываясь с кровати и нависая над сержантом. Че надо тебе, чмо, бля?
Ну вот кто же обращается так к старшему по званию в армии! укорил прокурора Бич. Нехорошо как-то. А еще хуже то, что ты товарищей по призыву чуть не подвел. У нас тут вечеринка, а фонариков нет. Придется тебе ими поработать!
Какие, к хуям свинячьим, фонарики, мать твою? закричал ничего не понимающий спросонья прокурор Скорострел.
Ну как какие! Красные, желтые, зеленые и синие. Бегаешь вокруг ребят и кричишь: красный, желтый, зеленый, синий. Если мы с Паханом сочтем, что бегаешь ты плохо, или в цветах сбился, то тебя ждет наказание.
А хуй на воротник ты не хочешь пришить? Генерал сказал уже, что вам будет, если тронете меня хоть пальцем. А если и не генерал то лично я своими связи вас всех тут, нахуй, блядь, пересажаю!
Ну нет, ведь мы ж не звери чтобы прокуратуру пальцем трогать! ощерился недобро Бич. Эдак ты и вправду, чего доброго, еще заложишь нас ментам. Поэтому мы тебя просто выебем!
В смысле это выебем? побледнел аж даже Скорострел.
Так в прямом самом смысле, в жопу. И посмотрим потом, как ты своим об этом рассказывать будешь, что ты теперь пробитый!
Вот суки! прошептал охуевающий с коварства Бича Николай.
Ну а ты как хотел? Ты в армии, сынок! Позовите Мамбуду!
Уже через минуту всклоченный дневальный привел огромного и совершенно голого лысого негра, который по-прежнему молчал и смотрел на Коляна так, словно того в этом мире как личность при должности попросту и не существовало.
Ну что, гамадрил! Нравится он тебе? спросил сержант у африканца, имея в виду Коляна.
Взгляд Мамбуды стал осмысленным, он медленно улыбнулся, а вместе с улыбкой под носом изрядно струхнувшего прокурора вырос огромный и мощный черный елдак размером с руку Скорострела. Словно чтобы успокоить Коляна, негр положил свою могучую ладонь ему на плечо, игриво рыкнул и подмигнул.