Катька сидела, вцепившись в рюкзачок. Вот она, та самая свинья. Дед не мог уйти просто так, оплакиваемый единственной родственницей и друзьями, он обязательно должен был что-то учудить напоследок. Как часто он переписывал завещание и насколько устарели эти его непременные условия? Что нужно сделать? Выйти замуж за Валентина Петровича? Голой залезть на Эверест? Расписать Бульварное кольцо граффити в стиле Бэнкси? Если бы из вскрытого конверта с завещанием посыпались хохочущие эльфы, Катька бы не удивилась. Вокруг деда всегда творилось волшебство, но далеко не всегдадоброе.
Собрав подписи с присутствующих и отослав тех, кто свой кусочек уже откусил, нотариус предложил «ограниченному кругу лиц», в который вошли Катька, Валентин Петрович и Мария Михайловна, пройти в кабинет. Туда подали кофе и легкие закуски, но Катьке кусок в горло не лез. Вот кофеэто отлично. Горький, адский, черный. Под стать этому дню.
Ну что же, произнес нотариус, когда все немного расслабились, а секретарша принесла новый полный кофейник. Мы с Филиппом Ивановичем долго обсуждали условия, которые он хотел внести в завещание касаемо Катерины Филипповны. Скажу честно, кое-где я его переубедил и попросил не усердствовать, это все-таки завещание, а не квест в фэнтезийном фильме. Тут он улыбнулся Катьке, и та вдруг с удивлением осознала, что нотариус молодой, симпатичный и подтянутый. До этого воспринимала его как функциюа сейчас увидела зеленые глаза.
Я в дедушке все равно уверена, сказала Катька недрогнувшим голосом. Он не мог так просто переписать на меня имущество. Только скажите, Анатолий Эдуардович, она с трудом вспомнила имя нотариуса, насколько давно были внесены эти изменения?
О, ваш дедушка был человеком современным и понимал, как быстро все меняется в этом мире. Поэтому мы пересматривали завещание и вносили правки каждые два месяца. Последний раз был за неделю до его кончины.
Катька чуть кофе не поперхнулась.
То есть квест свеженький? пробормотала она. Мне хана.
Валентин Петрович улыбнулся.
Ничего такого, с чем вы не могли бы справиться, Катерина Филипповна.
Катька резко повернулась к нему, чуть кофе на платье не расплескала. Жаль было бы синие цветы.
Вы же небось в курсе, что он там учудил.
Да, но он взял с меня слово, что я не буду вмешиваться до оглашения. А потом приму любое ваше решение, каким бы оно ни было.
И поможете мне повеситься, если я решу?
Мыло для слабаков в шкафчике на кухне, веревка для слабаков в кладовке, сказала Мария Михайловна, ни на кого не глядя.
Я вас всех очень люблю, от души сказала Катька. Вы даже не представляете насколько! Заговорщики. Анатолий Эдуардович, прошу вас, читайте.
Это вы должны читать. Он протянул Катьке плотный конверт, на котором рукой деда было начертано «Катерине». Ваш дедушка настаивал. Если хотите, мы выйдем, чтобы вам не мешать. Или можете отойти к окну.
Из окна лился свет, в нем вспыхивали и гасли пылинки. Катька некоторое время смотрела на конверт, а потом надорвала уголок. Так странно: дедушка лежит в земле, над ним поют деревья, и неподалеку ест червя ленивый крот. А здесьнаписанное дедом письмо, словно он сейчас, живой, будет с Катькой говорить. Подарок, которого она не ждала. И что бы он там ни сочинил, этот невозможный, взбалмошный, сумасшедший старик, нынешний момент своей жизни она запомнит навсегда.
В конверте обнаружилось несколько сложенных вдвое листов бумаги, исписанных крупным дедовым почерком. Глубоко вздохнув, Катька развернула их.
«Здравствуй, Кисточка».
Она улыбнулась плотно сжатыми губами. Здравствуй, дед.
«Не люблю банальности, но если ты читаешь эту версию письма, то, значит, костлявая с косой до меня все-таки добралась. Что ж, каждому свой срок. Я прожил долгую жизнь (сегодня я могу утверждать это со всей определенностью!) и чрезвычайно ею доволен. Единственное, о чем буду сожалеть в последние секунды, если они мне достанутся, что мы с тобой не провели вместе еще больше времени, не съели все пирожки Марии Михайловны и не объездили весь мир.
Ты уже совсем взрослая, Кисточка. Это хорошо и плохо одновременно. Надеюсь, ты никогда не перестанешь в чем-то быть ребенкомискренне, чисто радоваться жизни, иногда видеть ее черно-белой, без всяких серых зон, плакать и смеяться так, как ты делала это в восемь лет. Надеюсь, ты встретишь того, кто сможет делить с тобой мир на двоих. Прости старика, но твой Игорь для этого не годится. Он полезен тебе, ты через него познаешь кусок жизни, который не познать иначе, однако позже ты поймешь: не тот он парень, чтобы все время идти рядом. Впрочем, тебе решать. А я решил, чего тебе не хватает. Не сердись на меня за это: в данном случае со стороны виднее.
Если я ушел, а ты осталась, твоя жизнь переменится. Невозможно носить фамилию Литке и оставаться в стороне от того, что природа тебе отмерила. Она тебя щедро одарила, Кисточка, в твоих жилахогненная кровь. Ты потомок драконов, что бы там ни думала об этом сама. Я знаю, какие мысли бродят в твоей голове: о том, на что ты имеешь право или нет, и сейчас я со всей определенностью говорю тебеда, имеешь. Ты не слушала меня раньше и, боюсь, не услышишь сейчас, ибо ты упряма как тысяча чертей. Но есть способ тебе объяснить: именно им я и воспользуюсь.
Почти все, что я накопил и создал за свою жизнь, должно быть твоим. Ты достойна и сможешь этим владеть, и никого, кроме тебя, я не вижу своей наследницей. Если ты откажешься, меня ты не предашь, но подумай о том, как предашь себя. Уж этот-то факт должен быть тебе очевиден!
Кроме тебя, у меня есть Фред и Джордж. И теперь ты должна о них позаботиться. Не Валентин, не Маша, а именно ты. Никому другому я их не доверю. Ну а остальное
Мой последний заказ связан как раз с Джорджем и Фредом. Валентин тебя просветит насчет стиля и размаха, покажет мои наброски и наработки. Это девять объектов в разных районах Москвы и Подмосковья. Спонсору тебя представят, суть дела объяснят. Ты должна выполнить эту работу за меня. Тогда и только тогда ты вступишь во владение наследством.
Почему? Во-первых, потому, что так надо. Просто поверь мне. Во-вторых, я обещал, а обещания я привык держать. Кое-какие работы мои неизбежно останутся незаконченными, но эта должна быть завершена. Возможно, ты поймешь почему. Возможно, нет. Это уже будет только твоечто ты надумаешь в процессе и что решишь сделать.
Мне бесконечно жаль, Кисточка, что мы не вечны. Не всем на этой земле я бы раздал бессмертие, но сам бы отхлебнул и с тобой поделился. Как жаль, что в одну человеческую жизнь влезает так мало и вместе с тембесконечно много. Все зависит от того, откуда смотреть. Я надеюсь, ты отыщешь в себе именно то, что тебе нужно, и твоя жизнь будет столь же длинной и прекрасной, как моя. Или еще длиннее.
Бесконечно люблю тебя.
Филипп».
Катька стояла, глядя на аккуратную подпись деда, и пылинки летели вокруг.
Потребовалось несколько минут, чтобы осознать, уложить, осмыслить. Потом она вернулась к столу и сунула письмо в рюкзачок. Нужно будет перечитать, но не сразу.
Ладно, сказала Катька хрипло. Что и где мне нужно подписать? И что надо нарисовать? Я ни черта не поняла.
Котов, Катерина Филипповна, сказал Климанский. Вы будете рисовать котов.
Глава 4
По мнению деда, на закате жизни он наконец начал заниматься только тем, чем действительно хочет.
По мнению Катьки, дед съехал с катушек.
Он рисовал котов.
За свою долгую творческую карьеру дед собрал немало наград. Он был отличным портретистом и сносным пейзажистом; в советские годы изображал членов партбюро и горя не знал. Когда Катька однажды в период подросткового бунта попробовала обвинить деда в том, что он подстраивается под сильных мира сего и душит собственные творческие порывы, дед долго хохотал.
Откуда ты знаешь, милая моя, что вот эта картинане мой истинный творческий порыв? А может, я хотел нарисовать вице-премьера, ночами бредил, думая, какой фон положить и какие краски брать? Знаешь, как много романов о целине, колхозниках и доярках написали люди, душой горевшие за идею? Скажем, не все эти произведения были шедеврами, ну так и я не Брюллов!
Тут дед, конечно, немного лукавил. Он умел видеть людейвидеть их так, как они сами себя в зеркале не видали, отображать их суть, причем всегда выбирал, на чем поставить акцент. Когда Союз распался и можно уже было не опасаться лишения партбилета и творческих репрессий, дед начал позволять себе выделять на портретах не только положительные черты. До этого смотришь: вот секретарь обкома, может, немного занудный, зато надежный и последовательный человек. А последед и хитрость мог нарисовать, и злобу, и даже глупость, хотя вроде бы ничего особенного не было на картине. Сидит человек в антураже, смотрит на тебя или вдаль, но ты сразу понимаешь, каков он, хотя иногда даже словами выразить не можешь. Просто чувствуешьи все.