Чуйки у них нет, сказал дед. А у тебя есть.
Черт с ней, с чуйкой. Давай по-честному? Я не хочу. Ты опять китч запросишь, а я это не люблю.
Не китч, произнес дед, внимательно ее разглядывая. Там другое немного Я б тебе рассказал, да верю, что ты решительно настроена. Катерина
Да? Она смотрела на него честными-пречестными глазами, уже понимая, что миновало. Дед взглянул в ответ, помолчал и вздохнул:
Ничего, Кисточка
Вот как он так умеет? Это же целый ритуал: дед зоветона отказывается. Гордость, предубеждение, самостоятельность. Жаркие споры, иногда до слез (Катькиных, конечно). Имею мнение, оспаривать бесполезно. А тутничего. Впору забеспокоиться.
У тебя температуры нет? озабоченно спросила Катька. Или камней в почках? Ты чего такой вареный?
Я не вареный покачал головой дед. Просто надеялся, что ты согласишься без всяких танцев своих обычных. Это для меня не самый типичный проект, даже идея не моя. Знакомый предложил, я согласился
Заказуха-а! простонала Катька, борясь с желанием упасть лицом в мороженое.
Пусть так. Но не совсем простая. Я б тебе рассказал, да толку слова тратить.
Лежащий рядом телефон завибрировал, на дисплее появилось имя Игорька. Проснулся, значит. Дед покосился, усмехнулся.
Кавалер твой звонит? Наотдыхался?
Игорь, как и я, тоже работает, между прочим.
Да, продавцом в салоне сотовой связи.
Не всем быть гениями. А ты сноб.
Первостатейный не стал отрицать дед. И получаю от этого удовольствие всю жизнь. Как я тебя этому не научил? Уму непостижимо.
Все впереди, буркнула Катька и сбросила звонок: с Игорем она во время встреч с дедом не разговаривала. Доживу лет до пятидесяти и сразу заделаюсь снобом.
Можно начать и раньше! воодушевленно сказал дед. Прямо сейчас! Собрать вещички и вернуться в логово зажравшихся гениев. Как тебе такая перспектива?
Ты подозрительно меня сманиваешь Катька прищурилась. Неужели так помощь нужна?
Ты мне нужна, грубовато ответил дед и отвел глаза.
Катька молча на него смотрела. Посидели так минуты две, потом дед повернулся и спокойно произнес:
Я не вечный, Катерина. И слишком старый для вот этих игр. Не хочешь переезжатьхоть появляйся почаще, а если мое общество тебе противно, скажи прямо. Ты же знаешь, я не люблю лжи и хождения вокруг да около
Не противен ты мне Катька рассердилась. Что за история! Я тоже скучаю. Просто работы много, я же учусь, шишки набиваю, как мне велел великий ты. Дед слабо улыбнулся. И мы с тобой расходимся в творческих взглядах. Да! А ты мне доказываешь вечно, что твой путь единственно верный. А у менясвой!
Хорошо-хорошо, пусть свой. Но вот что я тебе предлагаю. На следующей неделе в Праге открывается выставка, несколько моих картин там будет. Как насчет в выходные туда слетать? Рулька, кнедлики, пиво. Считай это взяткой.
М-м, взятка, как приятно звучит! Вот это уже был привычный дед. От сердца отлегло. Я подумаю и дам свой положительный ответ.
Давно они с дедом никуда не выбирались. Игорь переживет одни выходные без любимой девушки, а дед Конечно, будет ворчать, но зато с ним не соскучишься.
Весь понедельник, вторник и даже кусочек среды Катька предвкушала этот пражский вояж. Думала о том, как просторна и нетороплива Влтава в начале лета и можно будет покормить голубей и зайти в собор Святого Витта, где покрываешься мурашками от прохлады и красоты. Выпить пива, сгрузить на дедову тарелку ненавидимые кнедлики, сидеть вечером на набережной и говорить о миллионе вещей, глядя, как в реке отражаются фонари и звезды.
В среду, когда день неудержимо сваливался в вечер, Катьке позвонил Валентин Петрович Климанский.
Катерина Филипповна, сказал он, и та вдруг уронила кисть, которой раскрашивала гибискус на холсте, и вытянулась в струнутак резко и диссонирующе прозвучал голос. Приезжайте, пожалуйста. Катерина Филипповна его больше нет.
Теперь ехать в Прагу было не с кем.
Глава 3
Филиппа Ивановича Литке хоронили на Кунцевском кладбищезаслужил.
Хорошо, что сейчас не весна или осень, думала Катька, шагая по сухой и счастливой от солнца дорожке. Хорошо, что нет голых веток, ворон, каркающих вслед, тряпочно- серого неба и мерзкой моросине туман, не дождь, так, нечто среднее. Нет ничего, усугубляющего горе, шаблонного, словно стенания плакальщиц. Дед бы восстал из могилы и всех поубивал, если бы его так хоронили. Он однажды сказал, что непременно в день прощания будет солнце. Откуда он знал?..
Конечно, оркестр играл. И гроб был солидный, темно-бордовый, украшенный живыми цветами; только Катьке все казалось, что там, внутри, не дед. В зале прощания, когда она подошла, то долго вглядывалась в дедушкино лицо, немного заострившееся и все женепримиримое. «Смерть есть, но это лишь начало», словно говорил дед. Катьке казалось, он сейчас откроет глаза и спросит ее, почему она так вырядилась и где платье в синий цветокох и любил он, когда Катька его надевала! Она уже и в чемодан это платье уложила, чтобы в Прагу везти. Но дед глаз не открывал, и в его неподвижности, в застывших чертах было что-то неправильное: нельзя, будучи настолько живым, быть мертвым.
Оркестр был, только вот играл он не тягучие мелодии, мерно загоняющие в могилу не только уже умерших, но и живых, а что-то светлое и высокое, будто летние облака. Они плыли по небу, кучерявые и очень деловые. Наверное, насчет музыки тоже дед распорядился, он не любил настолько важные дела оставлять на самотек. А когда гроб подняли и понесли, мелодия снова смениласьи, несмотря на аранжировку, место и время, Катька сразу ее узнала. «Обыкновенное чудо», один из любимых фильмов деда.
«Давайте негромко, давайте вполголоса, давайте простимся светло. Неделя-другая, и мы успокоимся, что было, то былопрошло»
Рядом плакали. Катьканет. С того момента, как Валентин Петрович, личный помощник деда, позвонил и сказал то, что сказал, Катька будто застыла, превратилась в дерево. Она даже слышала, как скрипят ее руки-ветки, как корка трещин разбегается по телу-стволу. Нужно было что-то делать, и Катька делала, нужно было ехать, понимать и смотреть, и она поехала, поняла и смотрела долго, очень-очень долго, чтобы запомнить до самого конца. До своего концаона надеялась, тоже под круглым летним небом, под воркование голубей, переживавших очередной брачный период. Дед как-то сказал: «Я думаю, ты будешь жить долго, как и я», Катька ему поверила. Жить и помнить, что у нее был дед, Филипп Иванович Литке, известный художник и самый лучший на свете человек.
Катька шла за гробом и глядела, как покачиваются цветы. На лепестках роз блестели капли, и Катька подумала: надо их нарисовать, красиво. Она обязательно нарисует. Впереди вот этот венок с четным числом роз, а за ним размытовсе остальное. Люди-силуэты, деревья-тени, звонкий июньский зной. Тогда, может, удастся вылить из себя черноту, что затекла внутрь и колышется там, будто чернильная жижа.
Речей не было. Дед не велел. Так и написал в распоряжениях, которые имелись у Валентина Петровича: «Над могилой моей трепаться не смейте, лучше пойдите и выпейте за упокой души! Да хорошо примите, не стесняйтесь!» Был заказан ресторан, куда часть провожающих должна отправиться сразу после похорон. А пока
Ты как? спросил Игорь тихо, и Катька обнаружила, что все это время тот держал ее за руку.
Нормально. Что еще ответить на дурацкий вопрос?
Держись, Катя.
Вот это дурацкое слово «держись»! Как будто она повисла над пропастью и болтается! Как будто она не сумеет выкарабкаться, выжить, как выживала всегда. О, у Катерины Литке опыт выживания имеется. И даже дед, который внезапно и подло перестал быть здесь, не может ее угробить. Она умеет стискивать зубы и идти вперед.
Все нормально, сказала она и вынула свои пальцы из ладони Игоря.
Нужно было постоять у могилыи Катька постояла.
Нужно было сказать закрывать гроби она сказала.
Нужно было бросить горсть землии Катька бросила. Отошла, пропуская к могиле Валентина Петровича; тот плакал, не стесняясь. Катька отвернулась. Там, в ящике, лежала лишь оболочка, выглядевшая как дед. Сам дед просто был теперь не здесь. Где именно, Катька не знала, но полагала, что со временем разберется.