После этого они отошли от палатки к лежащим метрах в двадцати от неё деревянным чуркам и присели на них. Здесь же неподалеку постукивал небольшой бензиновый движок, дающий тусклый, но такой необходимый свет в штольню. Вдоль стен тянулись белые провода, на которых то и дело мигали лампочки.
А из палатки доносились то отчаянные стоны, то душераздирающие крики или отборный мат, скорее всего, оперируемых по живому: обезболивающих катастрофически не хватало, из-за чего раненым давали глотнуть полстакана спирта, а затем пристраивали между зубов какую-нибудь деревяшку, чтобы те не крошились при скрежете от боли, ипод скальпель
Не дай бог вот так, лучше уж не договорил, кивнув в сторону палатки, крепыш-старшина Сеньков.
Согласен, лучше сразу, как-то обречённо согласился с ним сержант Игнатов.
А ну прекратить глупости пороть! потребовал Забарела. Чего расхныкались: «лучше сразу, лучше сразу»?
Правильно, товарищ командир, смерть звать нельзя, она сама придёт, когда наступит чей-то час, заметил сержант Алхазур, отчего-то решивший в такой момент постругать кинжалом подобранную среди чурок узловатую деревяшку.
Никак иначе, за жизнь надо бороться, как эти, что орут и матерятся, утвердительно выпалил Забарела и сильно сжал ствол автомата, словно хотел раздавить его своей мощной рукой.
Они сильные ребята, но им надо помочь, неожиданно предложил Алхазур, посмотрев в сторону палатки.
Каким образом? Онитам, а мыздесь, и вообще, ты о чем? удивился рядовой Степанков. О нём знали, что до войны он занимался борьбой самбо.
Надо попросить Бога дать им сил, оживился Алхазур, неторопливо вернул кинжал в ножны на поясе и положил деревяшку рядом с собой на землю.
То есть взять и попросить? пошутил Степанков.
Молиться и просить, уточнил Алхазур и, подняв руки к лицу, начал произносить слова молитвы.
Ты что делаешь, комсомолец? уставился на него острым взглядом Степанков.
Оставь, не видишь что ли, молится! упрекнул его Игнатов, до войны работавший в кузне молотобойцем, и после короткой паузы, глядя на Алхазура, продолжил: Честно говоря, мне и самому порой хочется молиться, когда «юнкерсы» начинают пикировать на нас
Странные, однако, у нас комсомольцы пошли, не сдавался Степанков.
Степанков, а ты устав читал? добродушно улыбнулся Алхазур, закончив молитву. В нём не написано, что молитву читать нельзя. Понимаешь, она, как и клятва, дает силы и укрепляет дух. Вон у нас в роте был старшина Никодим, крест носил, молитвы произносил, просил у Бога помочь победить врага. Чего тут плохого, мы его очень уважали. И знаешь, он смерти не боялся
Вот услышит твою лекцию наш полковой комиссар, он и без молитвы так укрепит твой дух, что на танк с автоматом попрёшь, усмехнулся Степанков, вопросительно поглядывая на товарищей, которые отчего-то никак не отреагировали на его то ли юмор, то ли предупреждение.
В этот момент из палатки стремительно вышла и направилась к ним медсестра, которой военврач приказал готовить Восковцева к операции. Разведчики, словно по команде, пошли ей навстречу.
Хорошо, что не ушли, нужна кровь, произнесла она. И тут же добавила: Первой группы, у нас такая кончилась. Есть в госпитале, надо оттуда принести, если успеете.
Что значит, если успеете? взволнованно спросил Забарела.
Чего непонятно-то? Умрёткрови много потерял, у него рука на лоскутках кожи держится, и боксплошная рана! резко выпалила она.
Ну так мы сейчас, только скажите, где это, проявил готовность устремиться в госпиталь Забарела, а потом, как бы опомнившись, спросил: А нам дадут?
Дадут, скажите, от Пилипенко, успокоила его медсестра и начала было объяснять, где находится госпиталь.
Уже не раз безуспешно пытавшийся встрять в эмоциональный диалог командира и медсестры Алхазур почти крикнул, протягивая медсестре свою затертую в нагрудном кармане до неузнаваемости красноармейскую книжку:
Дайте хоть слово сказать, у меня, кажется, такая, посмотри сюда!
Да, да, это то, что надо, идите за мной, надо успеть, сказала она, глянув в книжку, и зашагала к палатке.
Алхазур, передав автомат Забареле, быстро последовал за ней.
Вот те на, развел руки Степанков, глядя на своих взволнованных товарищей, надо же, молитва и впрямь помогла.
Хватит кривляться, Степанков, потребовал Забарела, дай бог, чтобы его кровь помогла комбату.
Ну и где твой комиссар? рассмеялся Игнатов. Кажись, на этот раз ты промахнулся, братец.
Ребята, прекратите уже, а то и без вашей гоготни голова кругом идёт, рассердился Забарела.
Да я что, командир, я же для пользы дела, в извинительном тоне сказал Степанков, конечно, дай бог, я же просто пытаюсь хоть как-то отвлечь вас от грустных мыслей, а то, смотрю, скисли, как застоявшиеся щи.
Хорошо, хорошо, примирительно пробурчал Забарела и присел на прежнее место. Видно было, что он сильно переживает за Восковцева.
Его примеру последовали и другие разведчики, а наверху беспрерывно грохотало и рвалось
После некоторых раздумий Забарела торжествующе оглядел своих бойцов и произнес:
Выходит, не случайно я тогда убедил комбата зачислить к нам этого парня!
Он и сам просился, заметил старшина, все демонстрировал умение бороться и метать нож в цель.
Я не говорил, что он плохой боец, начал оправдываться Степанков.
Ну вот, пошло-поехало, то так, то сяк, неожиданно огрызнулся Игнатов. Вообще-то, не мешало бы курнуть, а то от здешнего настоенного на боли воздуха в зобу дыханье сперло.
Ну ты, басенник, забыл, что ли, слова военврача? усмехнулся Забарела. Если невмоготу, выйди из штольни и дыми.
Пойдем, я составлю тебе компанию. От этих запахов бинтов и бензиновой гари трудно дышать, поддержал Игнатова Сеньков, поднимаясь с чурки.
Я тоже с вами, иначе от этих стонов и криков мозги сведёт, присоединился к ним Степанков.
Идите, только не долго, согласился Забарела. Затем, подняв оставленную Алхазуром деревяшку, стал ее рассматривать, пытаясь определить, что тот задумал из нее выстругать. И неожиданно для себя разглядел в ней будущую фигурку воина «Надо же, думалвот чудак этот горец, на отдыхе постоянно что-то стругает и стругает, словно кинжал на остроту проверяет или руку для удара тренирует, а он, оказывается, фигурки вырезает. Надо будет отдать ему эту заготовку, пусть закончит работу», порассуждал Забарела и, увидев возвращающихся разведчиков, засунул деревяшку в голенище сапога.
В этот момент из палатки показалась медсестра и усталой походкой направилась к ним. Бойцы вновь обступили ее.
Ваш майор будет жить, мы успели сделать переливание и бок заштопали, но правую руку пришлось ампутировать выше локтя.
После этого сообщения она умолкла, а собравшийся было что-то сказать Степанков так и не решился это сделать.
Первым паузу прервал Забарела:
Ничего, главное, будет жить, а насчет руки майор и одной сможет бить фашистов! Я прав, ребята?
Разведчики дружно закивали, а Степанков ещё уточнил:
Тем более, комбат левша.
А он пришел в себя? спросил Забарела.
Да, но очень слаб. Правда, скоро поймет, что с ним произошло, и растеряется, будет очень страдать, так что приходите. Поддержка боевых товарищей ему очень понадобится, сочувственно посоветовала медсестра, знающая не понаслышке, как страдают мужчины, еще вчера бывшие крепкими и здоровыми, осознав, что стали калеками
Обязательно придём, завтра же придём, словно договорившись, хором произнесли разведчики. При этом каждый из них наверняка подумал, что война для комбата сегодня закончилась, хотя им трудно было представить, что это возможно, поскольку знали его характер настоящего воина.
Я расскажу ему, как вы переживали за него, улыбнулась медсестра и направилась в палатку.
Обязательно скажите, обязательно! снова в один голос произнесли разведчики и пошли к выходу из штольни.
А как там сержант? спросил старшина, обернувшись к медсестре.
Восстанавливается, отпустим через пару часов.
Ему, наверно, заместо высосанной из него крови налили красное вино, и он сейчас балдеет, хохотнул Степанков.