Я хочу сесть на край крыши. Безумно хочу! Но мной опять овладевает нерешительность. Во-первых, это опасно. Во-вторых, после дождя парапет очень мокрый, я легко могу с него соскользнуть.
Вот. Опять.
Только сейчас думал о том, что сам же виноват во всём из-за своих отказов, а теперь снова придумываю никчёмные оправдания. Оправдания для самого себя. «Я не струсил. Просто сейчас не лучшее время». А лучшее время может никогда не наступить.
Преодолевая себя, преодолевая весь страх, сковавший меня изнутри, я сажусь на крышу. Одна нога. Вторая. И всё. Всё! Мои ноги повисают над высотой в шесть этажей, страх отступает, и меня наполняет эйфория. В жизни не испытывал чего-то подобного!
Я сижу в полной прострации минут пять, но вдруг кто-то вторгается в моё личное пространство. От неожиданности я так шарахаюсь, что чуть не сваливаюсь вниз. Видимо, я слишком глубоко зарылся в себе, раз не услышал шаги человека.
Это девушка. Даже не девушка, а девочка, года на три меня младше, одетая в мужскую серую кофту, мешком сидящую на ней из-за большого размера. Она без тени страха садится неподалёку от меня и с невозмутимым видом смотрит на свои болтающиеся ноги, будто не замечая меня. Что она вообще тут делает?
Может, стоит с ней познакомиться и спросить? Вечно я стесняюсь. Но, блин, мне уже семнадцать лет! Так, может, пора что-то менять?
Ещё минут пять мы сидим в беззвучной тишине, прежде чем я окончательно решаюсь на первый шаг:
Привет
Мой голос звучит сипло, еле слышно. Она даже не реагирует. Нужно попытаться ещё раз, но сделать вторую попытку оказывается не легче. Некоторое время я опять собираюсь с силами.
Привет, повторяю более громко и настойчиво.
Она поворачивается ко мне лицом, глядит на меня всего секунду и вновь отворачивается. Я совершенно теряюсь. Может, спросить у неё что-нибудь ещё?
Ты из этого дома?
Помедлив, она качает головой. «Нет».
Ты здесь в первый раз?
Снова качает. Видимо, не хочет разговаривать.
Мне становится очень неуютно в её компании, но уходить мне всё равно не хочется. Ещё пару минут мы сидим молча, но волшебный эффект после дождя уже испарился, и теперь тишина угнетает.
Это моя традиция, внезапно говорит она. Я прихожу сюда каждый день в девять часов вечера
Ого, я больше удивляюсь не тому, что она сказала, а что она вообще заговорила. Но на этом наш диалог и прекращается. Я совершенно без понятия, как раскрыть эту тему.
Меня зовут Паша, наконец решаюсь я на знакомство.
Меня зовут Аня, холодно отвечает она, отчего мне становится ещё неуютнее. Может, она и вправду не хочет со мной разговаривать? Тогда зачем заговорила?
Я достаю из-за пазухи батон, ломаю горбушку и протягиваю ей:
Хочешь?
Она медленно поворачивает голову, осторожно, будто трусливый зверёк, берёт кусок батона и аккуратно кладёт его в рот. Сам хочу откусить прямо так, но решил всё-таки тоже надломить. И только сейчас понял, как сильно я проголодался.
Так ты ходишь сюда каждый деньзадумчиво повторяю я, стараясь разогнать угнетение. И почему тебе нравится сюда ходить?
Я люблю одиночество.
Хм, я тоже.
Правда?
Ну
Я жую новый кусок, чтобы дать себе время подумать.
Я люблю то одиночество, к которому стремлюсь сам, а не на которое меня обрекают другие.
Это разные вещи, сухо проговаривает она, болтая ногами. Интересно, ей страшно? Я здесь хоть и сижу уже полчаса, но всё равно чувствую, как сердце дрожит. И мурашкиявно не от холода. Ты любишь одиночество, но боишься быть одиноким.
О-о, протягиваю я, поразмыслив над её словами. Ты права
Но разве ты можешь стать одиноким? Тебе же легко даётся общение.
Что? Я вскидываю брови, смотрю на неё, а онана звёзды. Почему ты так решила?
Со мной ведь ты смог заговорить.
Это не то Я не знаю, как решился с тобой заговорить В основном я со всеми молчу.
Как именно?
В смысле?
Есть три вида молчания, говорит Аня. Первыйкогда ты с человеком плохо знаком: вы не можете найти общих тем для разговора, и поэтому молчите. Второй, наоборот, когда ты с человеком очень близок, и вы понимаете друг друга без слов. Третьекогда вы с человеком были близки, но потом разошлись, и теперь оба боитесь что-то сказать, чтобы не усугубить ситуацию.
Я поражаюсь ходу её мыслей. Вспоминая все ситуации, когда между мной и кем-то затягивалось молчание, осознаю, что каждый раз подходит под первый тип.
Мне очень сложно открываться перед людьми, выпаливаю я. Редко начинаю разговор первым и могу поддержать диалог, потому что стесняюсь сказать что-то не так. Боюсь изначально создать о себе плохое впечатление, и поэтому молчу Да и трудно раскрываться перед людьми, к которым нет доверия. А я вообще мало людям доверяю. Часто бывало, что меня звали на встречу, на которую сами не приходилилишь бы посмеяться. Даже в детстве, бывало, когда с кем-то гулял, они сговаривались между собой и сбегали от меня И, рассказывая что-то о себе, я боюсь, что они будут обсуждать это с другими и смеяться надо мной Откровенность наказуема
Но ты сам себя наказываешь, вгоняя себя в рамки, перечит Аня. Тебе нужно перестать прятаться. Перестать стесняться или бояться мнения со стороны. Нужно быть прощебыть собой.
Но это сложно, возражаю я. Сложно быть собой, когда сам не знаешькакой ты есть на самом деле. Я постоянно сам себе противоречу: ненавижу людей, поэтому люблю поздними вечерами сбегать из дома в заброшенные районы города, чтобы побыть в одиночестве, но и ненавижу одиночество, поэтому всё время пытаюсь с кем-то познакомиться и завязать общение. Только, опять же, я не способен на общение, потому что хочу быть в одиночестве. А от одиночества я бегу Понимаешь? Янет.
Мне кажется Это абсолютно нормально. И свойственно многим людям. Ни один человек не может постоянно находиться в социуме. Он срывается, создает конфликты, сбегает, прячется. Удаляется из соцсетей, не выходит из дома. Но ни один человек не может постоянно находиться вне социума. И наша цельнайти золотую середину. А золотая середина достигается путем взаимопонимания: «Тебе нужно побыть одному? Я пойму», «Мне нужно побыть рядом? Хорошо».
Эти слова меня ранят. Больно становится от того, что она мне раскрыла самого себя. Я будто всю жизнь ходил по тёмной комнате, жалуясь на темноту, а Аня подняла мою голову к потолку, и глаза защипали от такого яркого света. Мне становится больно, но и от этого же приятно.
Пора уходить, неизменным тоном говорит Аня, перебрасывая ноги на крышу.
Да, шепчу я, всё ещё пребывая в некотором шоке от нашей беседы.
Я прячу полусъеденный батон в пакет и иду за Аней. Мы молча доходим до люка, молча спускаемся вниз, молча выходим из подъезда. Всё это время молчит и моя голова, будто все мысли остались на крыше. Выйдя на улицу, мы останавливаемся напротив друг друга.
Может, тебя проводить? Темно же.
Качает головой.
Конечно, мне самому хочется поскорее добраться до дома, но мне не хочется расставаться с Аней. Хочется говорить с ней всю ночь, о чём-то рассуждать, делиться своими мыслями. Надеюсь, у нас ещё будет время.
Я тяжело вздыхаю.
Ну что, тогда пока?
Она делает короткий кивок и уходит обратно.
Всю дорогу домой я думаю то об Ане, то о разговорах с ней. Почему она так странно себя вела? То молчала, то чуть ли не философски рассуждала?
Она сказала, что приходит на крышу каждый день в девять часов. Значит, завтра мне с ней обязательно нужно встретиться.
Я неохотно захожу в квартиру.
Наконец-то! раздаётся голос мамы. Ты за хлебом в Узловую ходил, что ли?
Она начинает верещать о забытом телефоне и промокших кроссах, а я вновь наполняюсь ненавистью к этому дому.
Богородицк: 29 мая, утро
Больше всего на свете я ненавижу нашу школу за то, что даже в последний день учебного года нам ставят уроки. Единственный плюс в том, что их хотя бы сокращают. Хотя некоторые и вовсе приходят лишь на классный час, чтобы проставить итоговые оценки.
Биологичка рассказывает новую тему, но все заняты своими делами. Большинство спит, кто-то даже тихо посапывает. Я рисую на полях тетрадки и думаю об Ане. Когда хлопает дверь, все как один оборачиваются назад. В кабинет входят физручка и завуч с кипой грамот. Сейчас будут награждать победителей в соревнованиях на Дне здоровья.