Вот это вы тоже уберете в чемодан? спросила она и показала на ремень для правки бритв и грязную майку с желтыми пятнами пота под мышками.
Нет, я оставлю их тут.
Ну что ж, произнесла она с наигранной бодростью, двинемся? С мистером Партингтоном я уже поговорила.
Да. Он медленно обошел вокруг своей кровати, словно большое, очумелое животное, потом в последний раз окинул взглядом спальню.
Вы хотите взять это? Она подняла фотографию, лежавшую на умывальнике картинкой вниз.
Перевернув ее, она увидела высокого, широкоплечего мужчину в хаки, сделавшего «специальное» жокейское лицо перед фотографом. За спиной мужчины до горизонта простирались песчаные дюны.
Мой отец, сообщил он. Открыл чемодан и сунул фотографию поверх скомканной одежды.
Вы не боитесь, что так она сломается? Вива понимала, что уже говорит с ним как раздраженная взрослая.
Я рискну, ответил он и запер чемодан.
Она потащила вниз один из его чемоданов, а он взял другой. Вместе они пересекли отполированный вестибюль, Вива вышла последней и закрыла за собой дверь. И только сидя в такси, на полпути к станции она поняла, что никтони ребята, ни секретарша, ни учителяне подошел к двери, чтобы попрощаться с ним.
Когда такси выезжало со школьной территории через железные ворота, он повернулся, взглянул на школу.
Ублюдки, прошептал он, а потом проговорил с широкой, неискренней улыбкой: Извините, я, кажется, что-то сказал?
А она подумала: разумнее всего попросить таксиста вернуться к школе прямо сейчас. Там она скажет, что очень сожалеет, но не уверена, что справится с поручением. Но это означало бы потерять билет и потерять Индию, поэтому она прогнала свои предчувствия и сказала таксисту, чтобы он отвез их в Бат, к железнодорожному вокзалу.
Глава 6Порт Тилбери, 17 октября 1928
Тори и Роза приехали, когда на борту «Императрицы Индии» еще лихорадочно готовились к отплытию. Индийские моряки в красных тюрбанах бегом перетаскивали багаж; на судно грузили ящики с фруктами и продовольствием; звякали судовые колокола, а на набережной немолодые музыканты хрипели «Неужели ты не вернешься?». Тори сдерживала как могла ликование и лишь улыбалась, стараясь не таращиться на поднимавшихся по трапу мужчин так откровенно: на загорелых моряков в морской форме, на немолодых, тепло одетых полковников, бледных молодых людей с умными лицами, молодых чиновников и на одного божественно привлекательного мужчину, смуглолицего, вероятно индийца, в необыкновенно красивом кашемировом пальто, который повернул к ней лицо и послал ейнесомненно еймногозначительный взгляд.
Ах, мыслимо ли испытать такой восторг!
У трапа родители Розы спокойно беседовали с мисс Вивой Холлоуэй, к которой присоединился еще один ее подопечный, высокий бледный юноша в длинном темном пальто. Вот он со скрытой насмешкой посмотрел на ее мать, которая размахивала руками, шумела и суетилась. Что-то там по поводу чемоданов и билетов. Но сегодня Тори плевала на все.
Почти все утро они носились по палубам и осматривали пароход, на удивление просторный и импозантный. «Ну точно как отель первого класса, приговаривала мать. Совсем как «Мёрис» в Париже». От натертых до блеска деревянных полов пахло свежей мастикой; в курительных комнатах стояли глубокие кресла; столовую украшали причудливые росписи, свежие цветы и персидские ковры, а когда они заглянули в обеденный салон, на столах уже лежали громадные индейки и окорока; выбор сладкого зачаровывалдрожащие бланманже, пирожные с кремом, фруктовые салаты иу Тори потекли слюнкилимонный пирог с меренгой.
Ее мать ахала от восторга, а потом все испортила, театрально прошептав: «Кое-кто окажется в своей стихии». А потом:
Дорогая, прошу тебя, не переусердствуй, у тебя нет лишних денег на то, чтобы покупать новые платья, если ты не влезешь в эти.
И снова молчаливый отец вступился за Тори.
Оставь ее в покое, Джонти, сказал он дрожащим от эмоций голосом. Не нападай на нее хотя бы сегодня.
После удара большого колокола пульс судна участился; над их головой затопали ноги, раздались приказы; музыка на набережной взвилась ввысь, рыдая, а родителей попросили сойти на берег.
Тори в последний раз взглянула на мать, стоявшую на набережной в нескольких шагах от отца, крошечную и решительную, на меховом палантине которой повисла цветная бумажная ленточка. Когда Тори нагнулась через поручень, мать расправила плечи и многозначительно посмотрела на нее.
Осанка, произнесла она одними губами. Тори немедленно выпрямилась и с горечью подумала: «Вот уж лицедейка, не унимается до самого конца».
Потом оркестрик сыграл трогательную прощальную мелодию, пароход вздрогнул, и они отчалили. И когда другие пассажиры рыдали, махали руками и напрягали зрение, пока их близкие не превратились в точку, у Тори сердце рвалось из грудной клетки в экстазе: свободна! Наконец-то свободна!
Час спустя Роза и Тори обнявшись стояли на палубе А под порывами ветра. Чайки, следовавшие за ними от Тилбери, одна за другой поворачивали назад.
Полы нового пальто Розы внезапно взлетели выше ее головы, и это вызвало у подружек приступ дикого хохота.
Как у тебя настроение, ничего? спросила Тори. У Розы был такой вид, словно она вот-вот расплачется.
Да, Тори, у меня все хорошочестное слово. Но я думаю, что нам пора спуститься в каюту и заняться чемоданом. А ты?
Через пять минут пойду, ответила Тори. Хочу выбросить корсет в море.
Роза вытаращила глаза и, несмотря на грусть, засмеялась.
Да мать тебя убьет!
Она не умеет плавать, ответила Тори, сверкнув своими огромными глазами.
Корсет. Мать принесла его в спальню дочери, когда Тори упаковывала чемодан, и положила на кровать, словно сморщенного розового младенца.
Я привезла его из Парижа, громким шепотом сообщила она, хотела устроить тебе сюрприз. Он сделает тебе такую талию, такую, как надо, comme ça. С глупой заговорщицкой улыбкой она соединила пальцы в кружок. Если ты не наденешь его под персиковое крепдешиновое платье, оно будет смотреться на тебе как тряпка. Предупреждаю тебя, Си Си Маллинсон очень, очень требовательная к стилю, сообщила она, снова призвав на помощь авторитет их бомбейской покровительницы.
Несмотря на все свои благие намерения не ссориться с матерью перед отъездом, Тори воскликнула с досадой:
Мамочка, сейчас их уже никто не носит, что, конечно, было не так, а затем добавила без всякой логики: И вообще, если у меня от жары начнут плавиться мозги, я не смогу его носить.
На мгновение Тори даже ожидала получить удар по лицув сильном раздражении мать распускала руки, но та лишь фыркнула и отмахнулась от нее, как от назойливой мухи. В ее глазах Тори прочитала презрение, и оно было обиднее, чем гнев. Казалось, мать подумала: «Вот и оставайся тогда толстой и некрасивой, а я умываю руки».
Послушай Роза снова поднялась на палубу; у нее был растерянный вид. Очень глупо, но я не могу найти ни мисс Холлоуэй, ни нашу каютуони все одинаковые.
Она пыталась улыбнуться и убрать дрожь из своего голоса, но Тори видела, что бедняжка выбита из колеи. В школе Роза всегда была спокойной и прилежной, она вместо Тори убирала в коробку разбросанные карандаши и отыскивала потерянную домашнюю работу. Теперь роль старшей перешла к Тори; они пошли по палубе, держась за руки и испытывая легкую тошноту. Когда ветер подтолкнул их к ступенькам, они увидели странного мальчика, который стоял во время отплытия рядом с мисс Холлоуэй. Теперь он сидел в шезлонге и глядел на море, а его нога выстукивала какой-то ритм, словно он слушал музыку.
О, привет, сказала Роза, мы ищем мисс Холлоуэй. Ты не знаешь, где она?
Нет, понятия не имею, ответил он. Извините. Отвернувшись от них, он снова уставился на волны.
Фи, как грубо, возмутилась Роза, когда они спускались по ступенькам к каюте стюарда. Я очень надеюсь, что нам не придется есть с ним за одним столом.
Мы откажемся, решительно заявила Тори. Я поговорю об этом с мисс Вивой. Придумаю какую-нибудь причину.
Возле лестницы краснолицый полковник давал указания худенькому индийцу, который мучился с его огромным дорожным сундуком.