Во вторник начался дождь. Весь день мы ездили по делам, но на этот раз для себя, а не для старухи. Из толстого комка банкнот в кармане брюк папа отсчитывал деньги за стулья у бассейна, надувные матрасы, новый раздельный купальник для меня. Уже у кассы в хозяйственном магазине, куда мы принесли все выбранное, папе пришло в голову, что девочка моего возраста должна иметь собственный ключ от дома.
Подождите, сказал он продавцу, пробивавшему наши покупки. Мы кое-что забыли.
Мы пообедали в китайском ресторане, заказав роллы с яйцом, лапшу «Ло Мейн» и печенье с предсказаниями.
Что у тебя? спросил папа, когда я разломила свое печенье и развернула полоску бумаги.
«Улыбка, которую ты посылаешь окружающим, возвращается к тебе». А у тебя?
«Пустые развлечения только притворяются прочным счастьем». Папа с досадой бросил свое предсказание в пепельницу. Что бы это значило, черт побери.
Всю неделю мы играли и плавали, не упоминая про Пети и ссору с мамой. Я начала понимать, отчего отец так вспылил: моя мать кого угодно доведет своей хандрой, нервозностью и привычкой то и дело прыскать спреем в нос. Качаясь на надувном матрасе, я смотрела на папу, на рябившую воду бассейна и думала, что если бы жизнь была справедливой, он бы встретил миссис Норд вместо мамы и женился бы на ней. Они бы жили сейчас счастливо с бассейном и двумя дочерьми, мной и Джанет.
К концу недели папа проплывал бассейн сотый раз, а я приближалась к шестидесяти. Мы сидели на бортике, свесив в воду загорелые ноги. Покрасневшие глаза щипало от хлорки.
А помнишь, как у меня было свое малярное дело? спросил отец. Пока я не начал работать у Лу-Энн?
У тебя был зеленый пикап, ответила я. Мы с мамой привозили тебе обед.
Верно, улыбнулся он.
А почему ты спрашиваешь?
Не знаю, ответил он. Просто подумалось.
Я не хотела, чтобы время вдвоем с папой заканчивалось и чтобы беседа приняла печальный оборот.
А что ты думаешь об этом? я нагнулась и брызнула на него холодной водой. Папа зарычал, как лев, и принялся гоняться за мной вокруг бассейна.
Папа позвонил маме вечером в воскресенье. После разговора с ней он передал мне, что она просит привезти меня на Род-Айленд на пару дней.
Зачем? заныла я.
Потому что ты бабушку с Рождества не видела.
Тоже мне, потеря! Я хочу быть здесь, с тобой!
Папа отвел взгляд.
Что там у нас на ужин? спросил он. Давай закажем пиццу.
Синяк на маминой губе стал желтовато-зеленым.
Я по тебе соскучилась, дочка, сказала она. Что нового? спросила она.
Ничего, пожала я плечами.
За несколько дней ничего?
Джанет на следующей неделе устраивает ночной девичник по случаю начала занятий. Я, она и еще шесть девочек.
А как прошла неделя? Вы с папой говорили?
Постоянно говорили. Нам было здорово. Ни одной секунды не скучали.
Он что-нибудь сказал?
О чем?
Ни о чем.
В доме бабушки пахло камфарой и повсюду стояли статуэтки святых. На первом этаже, оклеенном старыми безвкусными обоями с розовыми фламинго, вдоль лестницы висели семейные фотографиипо одной рамке на каждую ступеньку. Вот фотография моей матери и ее подруги Женевы Свит: девушки в белых платьях и с прическами сороковых годов обнимают друг друга за талии. Сделанный в день окончания школы снимок младшего брата моей матери, дяди Эдди, утонувшего в девятнадцать лет. Свадебные фотографии папы с мамой и бабушки с дедушкой. Мне почти стало жалко бабушку, торжественно стоявшую в атласном платье рядом с женихом, не ведая, что ей суждено потерять мужа, сына и внука, Энтони-младшего.
Правда, интересно рассматривать старые фотографии? спросила мать, увидев, что я стою на лестнице.
Не особенно, пожала я плечами.
До самого отъезда я нарочно сидела на диване, тупо уставившись в телевизор, односложно отвечала на вопросы бабушки и гримасничала от ее еды.
В автобусе мать начала болтать, какое у нее было детство и что если бы она могла что-то в себе изменить, то избавилась бы от робости. Бабушка хотела как лучше, но
поэтому когда появился Тони и начал мне названивать, окружил таким вниманием, я просто не устояла
Какой сейчас смысл об этом говорить? вздохнула я.
Как, он тебе ничего не сказал? Я же поэтому и согласилась оставить тебя на неделю! Твой отец попросил о разводе, он от нас уходит.
Автобус с урчанием ехал по автостраде, везя нас домой. В голову мне словно напихали ваты.
Глупость какая, произнесла я наконец. Зачем же он строил бассейн, если решил уйти?
Мать взяла меня за руку.
Нам придется переехать? спросила я.
Нет, переезжает он. Уже переехал.
Куда?
В Нью-Джерси.
А как же работа? Или Мэсикоттша тоже переезжает?
Миссис Мэсикотт его уволила за интрижку с одной из ее жиличек. Она их застукала и пришла в ярость.
Минут пять мы молчали. Обивка кресла передо мной зарябила от слез.
Забавно, произнесла после молчания мать. Ее не волновало, что у него жена и дочь, а новой любовницы не стерпела У тебя есть вопросы?
Кому достанется «Кадиллак»? спросила я.
Нам. Тебе и мне. Вот ирония судьбы, да?
А можно, я все равно пойду к Джанет на девичник с ночевкой?
Неделю я плавала, выглядывая из воды при малейшем шуме. Всякий раз, когда звонила Джанет, я думала, что это папа.
В пятницу мать робко вышла к бассейну в пляжном халате, неся все необходимоечашку чая, сигареты и спрей для носа. Она неловко открыла сетчатую дверцу, подошла к воде и попробовала ее краем мыска.
Холодная, пожаловалась она. Сбросив халат, мама чинно присела на плетеный стул. Как хорошо Вылези из воды, поговори со мной.
Я села на край бассейна, мокрая и нетерпеливая.
Я как раз начала плавать свою норму, сказала я. Что ты хочешь?
Ничего, просто твоей компании. Можно задать тебе вопрос?
Ну?
Так, обычная глупость Мне просто интересно Если бы ты меня не знала, если бы увидела впервые на улице, совсем незнакомую, как бы ты решилая красивая или нет?
На ней был старый безвкусный раздельный купальник, который она начала носить, когда растолстела: верх в цветочек, белые трусы с юбочкой и валик синевато-белой жирной плоти между ними.
Не знаю, ответила я. Наверное, ничего себе.
Она вглядывалась в мое лицо, ища правды. А правда, как я ее понимала, была в том, что папа не ушел бы, не будь мать Мисс Безнадегой.
Правда ничего? переспросила она.
Ничего себе жирдяйка!
Ее губы задрожали. Мать потянулась за своим спреем.
Боже, да я пошутила! скривилась я. Уже и шуток не понимаешь?
От папы пришло письмо с почтовым штемпелем Нью-Джерсиодин тетрадный листок с обещаниями продолжать любить и платить алименты. Но не было ни слова объяснений, почему он плавал со мной всю неделю, не сказав мне правды, и как можно так сильно захотеть какую-то женщину, чтобы бросить нас. Я впервые обратила внимание на его манеру письма: неуверенные, слабые строки, совсем не похожие на папин характер. «Донна очень хочет с тобой познакомиться, говорилось в письме, как только момент будет подходящий».
На девичнике у Джанет я сказала Китти Коффи, что она воняет, как хорек, и обрадовалась, когда она расплакалась. Я жадно ела, танцевала до пота и так громко хохотала, что миссис Норд пришла и попросила меня:
Потише, дорогая, ладно? А то тебя слышно по всему дому.
«Заткнись, шлюха», подумала я, но ограничилась гримасой. Я подначивала девчонок не спать, пока хватит сил. Когда задремала последняя, меня вдруг затряслосильно и неподконтрольно. Может, папа ушел, потому что я плохая? Потому что я желала, чтобы он женился на миссис Норд вместо мамы? Потому что я сказала маме, что она некрасивая?
К рассвету глаза щипало от бессонной ночи. Я на цыпочках прошла между бугорками из одеял на полу, представляя, что все подруги стали жертвами какого-нибудь глобального взрыва, а я, единственная неспящая, выжила.
Снаружи медленно серело. Во дворе Нордов чирикали птицы. Я оделась, спустилась в холл, босиком вышла из дома и поехала на велосипеде на Боболинк-драйв.