После переезда на Боболинк-драйв я перестала целовать маму в губы. Прошло уже больше четырех лет с тех пор, как она потеряла Энтони-младшего. Папа чего только не пробовал, чтобы вывести ее из депрессии: и уроки ча-ча-ча, и психологов, и поездку в Поконос, и попугайчика, но жизнь и смерть моего братишки что-то сместили в маме раз и навсегда. Она отрастила себе огромную задницу, лицо часто дергал нервный тик. Когда мы ходили за продуктами, я убегала вперед и хватала с полок товары, лишь бы меня с ней не видели. Везя из школы приглашения в родительский комитет, я складывала их по многу раз, пока они не становились пухлыми квадратиками размером в дюйм, которые легко было засунуть между автобусными сиденьями. «У меня мама на работе, сказала я Джанет, когда она предложила пойти ко мне в гости. Она не разрешает мне водить подружек, если ее нет». А мать безвылазно сидела дома, потакая своим странностям: она обязательно выжидала три с половиной звонка, прежде чем снять трубку, постоянно заводила кухонный таймер и слушала громкое тиканье. Когда таймер доходил до ноля и с тоненьким писком затихал, мать снова переставляла его на шестьдесят минут и улыбалась с каким-то тайным внутренним облегчением. Пети был самой странной и навязчивой идеей матери.
Лаймово-зеленого волнистого попугайчика папа ей купил по совету невролога: врач сказал, она переключится и станет спокойнее. Сперва Пети маме не понравилсяона жаловалась, что от птицы много мусора; но мало-помалу прониклась симпатией и вскоре уже любила попугая так, что это выходило за рамки здравого смысла. Она ему пела, разговаривала с ним, не запирала дверцу клетки, чтобы Пети мог свободно летать по дому, пока отец на работе. Мама таяла от счастья, когда Пети усаживался ей на плечо. Я ела ленч или рисовала за кухонным столом, посматривая, как мать наклоняет шею вправо или влево, поглаживая Пети подбородком. Она ужасно расстраивалась, когда мы всей семьей сидели в гостиной перед телевизором, а Пети оставался в кухне, в клетке, накрытой полотенцем.
Господи, да посиди ты спокойно, досадовал папа, когда мать в сотый раз поднималась и шла проведать Пети. Придя, она тяжело усаживалась на диван, с мокрыми глазами и какая-то отстраненная. Я терпеть не могла этого Пети и фантазировала, как попугай упорхнет в окно или влетит в работающий вентилятор, и тогда его чары развеются и власть над мамой закончится. Мое решение не целоваться было сознательным, принятым однажды вечером в кровати, специально чтобы ее задеть.
Какая ты сегодня колючая, сказала мама, когда я отвернулась от поцелуя на ночь.
Целоваться с тобой я больше не буду, и точка, сказала я. Ты весь день целуешь своего попугая в грязный клюв.
Неправда!
Правда. Хочешь подхватить птичью инфекциюпожалуйста, а я нет.
Клюв у Пети чище, чем наши с тобой рты, Долорес, прозвучал аргумент.
Это просто смешно!
В самом деле, я прочла об этом в книге о птицах.
Не успеешь оглянуться, как у вас начнутся французские поцелуи.
Не болтай пустого, какие еще французские поцелуи? Что ты об этом знаешь? Следи-ка за языком, девчонка!
Я и слежу, сказала я, зажала рот рукой и уткнулась в подушку.
О французских поцелуях мне рассказала Джанет, добровольно назначив себя моей наставницей, когда мы смотрели, как кот Самсон вылизывает свой эрегированный пенис на ковре в гостиной Нордов.
По телеку показывали «Любовь всей жизни». Миссис Норд была наверхустрекотала швейная машинка, отчего изображение на экране дергали статические помехи. Джанет принесла на подносе два «Телстара».
Боже мой, сказала я.
Что? Джанет проследила за моим взглядом. Самсон непринужденно себя вылизывал. Какие гадкие эти мальчишки, засмеялась она, подавая мне бокал.
Мы обе засмотрелись на процесс.
Может, вам его к ветеринару?
Зачем? Он просто хочет, чтобы его пися затвердела.
Что?!
Джанет снова засмеялась и сделала большой глоток.
Можно личный вопрос? спросила она.
Какой?
Ты сколько знаешь?
Достаточно, ответила я, не будучи уверенной, о чем речь, но почувствовав, к чему идет разговор.
Не вообще, а о сексе?
Ты книжку, что ли, пишешь? Оставь в этой главе загадку.
Ну и ладно, надулась Джанет. Спросить уже нельзя.
Мы уставились в телевизор. Ванесса Стерлинг спорила с приемной дочерью Барбарой, которая тайно носила ребенка Тони Вентоса. Я быстро глянула на Самсона, который по-прежнему тщательно вылизывался.
Я просто подумала, сказала Джанет, не отводя взгляда от экрана. Если у тебя есть вопросы, я, наверное, смогу ответить.
Вопросов нет, возразила я.
Ладно, как скажешь.
После рекламы Барбара с Тони сидели в парке с искусственным пейзажем. Они не знали, что делать с ребенком, но о свадьбе и речи быть не могло. Тони был всего лишь механиком, сыном горничной семьи Барбары.
Тебе Тони нравится? спросила Джанет.
Ну, да, ничего. А тебе?
Я бы не выгнала его из постели.
Я взяла «Телстар» и вынула вишенку, стараясь не выдать своей реакции.
А ты фантазируешь, как они этим занимаются? спросила Джанет.
Самсон поднялся, потянулся и потрусил из комнаты.
Кто?
Барбара и Тони. Может, они по-настоящему это делают после съемок? Может, это не только актерская игра?
Мои щеки запылали. Я чувствовала на себе взгляд Джанет.
Ты ведь в курсе, как женщина беременеет?
Да.
На экране Барбара закрыла лицо руками и заплакала, а Тони ударил кулаком по стволу одного из искусственных деревьев.
Моя информация о сексе состояла из мозаики подслушанного с последующим отбором и заполнением пробелов по собственному усмотрению. В третьем классе я услышала выражение «спать вместе». Потом некоторое время волновалась, что если вдруг нечаянно сморит, у меня появится нежеланный ребенок, а незнакомые дядя и тетя, закемарившие на соседних сиденьях в ночном поезде, могут проснуться уже родителями. Какое-то время я верила, что люди могут забеременеть оттого, что сильно трутся друг о друга грудью. Это самое мужчинам нужно, чтобы в туалет ходить, рассуждала я, стало быть, только у сосков нет иной полезной функции. Моя учительница, миссис Хэтеуэй, в прошлом году забеременела. Когда она объясняла материал, я представляла ее с таким неизвестным мужем, который трется о ее соски своими, чтобы поместить в нее ребенка. О месячных и девственности я в общих чертах уже слышала, но вылизывание Самсона наглядно показало мне и Джанет несовершенство моих знаний.
Что-то серия сегодня скучная, сказала она. Поедем покатаемся.
Наши велосипеды с жужжанием катили по Тритоп Эйкрс, и Джанет рассказывала, как проснулась в день своей первой менструации. Сначала миссис Норд повела ее в магазин и купила юбку и круглый значок, потом они зашли в кафе и заказали клубные сандвичи, а миссис Норд восхищалась: «Поглядите-ка на насдве женщины сидят за обедом». А потом она все и выложила: мужчина и женщина раздеваются догола и целуются по-французски, пока у мужчины пися не становится твердой. Тогда он вставляет ее в писю женщине и впрыскивает в нее какую-то жидкость. Не мочу, а что-то похожее на шампунь «Белый дождь», по словам миссис Норд. После этого женщина беременеет. В кафе было мало народа, Джанет с матерью сидели за столиком у дальней стены, и миссис Норд замолкала всякий раз, как подходила официантка.
Когда мы вернулись, Джанет продолжала говорить о сексе:
Вот скажи, правда или нет, что женщина может забеременеть, даже если они с мужчиной не снимут трусов?
Неправда.
Правда! Так случилось с одной девушкой из «Дорогой Эбби»!
Джанет обхватила себя руками и повернулась ко мне спиной. Ее руки пробегали по волосам, гладили плечи и хватали ее везде.
Зацени! хихикнула она. Мы с мужем целуемся по-французски. О, Росс, ты разжигаешь во мне такую страсть!
Ты просто свинья, сказала я. Никому не позволю со мной такое делать.
Даже доктору Килдеру?
Ни-ко-му!
Тогда как ты со своим мужем собираешься родить пятерых детей?
А мы станем приемными родителями, нашлась я. Будем усыновлять детей-инвалидов.