Я знаю, что нам нужно соревноваться с Китаем и Японией, но еще нам нужно соревноваться с Ираном, и я что-то не вижу, чтобы мы учились добывать нефть и мастерить ядерное оружие (хотя я бы с таких уроков не вылезал!).
Больше всего меня убивает, что в этот мир мы отправляем детей, не умеющих обращаться с чековой книжкой, не знающих, как взять кредит, неспособных даже толком составить себе резюме, но при этом решение квадратных уравнений каждому в жизни обязательно пригодится?
Я, конечно, понимаю, почему в уравнении x 3 = 19 полезно знать, что x = 22. Могу даже согласиться: не вредно также знать, что x = 7 и y = 8 в уравнении типа 9x 6y = 15. Но серьезно, неужели нам всем так обязательно уметь упрощать вот такое: (x 3)(x 3i)?
А самое смешное в том, что, если человек этого не умеет, продолжить обучаться дальше ему не дадут. Ученик из Калифорнии никогда не поступит в колледж, если не сдаст продвинутую алгебру в школе. Будущий психолог не станет психологом, будущий юрист не станет юристом, а я не стану журналистом, если мы все не выучим основы инженерии.
Да, разумеется, инженеры и ученые эту муть пишут каждый день, и я ими восхищаюсь! Но они не высиживают годами уроки по истории искусств, потому что ученому или инженеру незачем знать, что «Призрак оперы» самый продолжительный мюзикл в истории Бродвея. Уловили мысль?
Министерству образования надо бы собраться вместе с университетами и школами и дать ученикам выбор. В качестве альтернативы алгебре дайте нам уроки ведения бизнеса. Гарантирую, семестр занятий, посвященных тому, как открыть свое небольшое предприятие, пригодится людям гораздо больше, чем вот это вот:
Но, вероятно, мое предложение для министерства образования слишком логичное и разумное. (Я знаю, что они его читали, все мои письма куда-то да приходят.) С другой стороны, если бы им правда хотелось, чтобы от школьной системы был какой-то толк, они бы поменяли расписание уроков еще после «научно доказано, что ученики лучше занимаются в более позднее время!». Простите, до сих пор бесит.
Мне уже сейчас жаль выпускников 2020 года. К тому времени каждый ученик, наверное, будет обязан сдать дифференциальное исчисление, просто чтобы закончить школу. Удачи вам, ребятки.
Черт, фанат Барби меня заметил. Кажется, он понял, что я не делаю домашку: кашлянул в мою сторону. Потом еще напишу. А пока буду делать мысленные пометки, когда мне в голову придут еще какие-нибудь решения мировых проблем.
3 октября (продолжение)
Шел я по окопам с английского на химию, никого не трогал и вдруг краем глаза увидел, как из кабинета психолога вылезает что-то розовое.
Эй! раздался жеманный окрик. Умняшка!
Пожалуй, довольно нескромно с моей стороны было тут же обернуться, но взглянем правде в глаза: кого еще могли так позвать? Это был мой школьный психолог, мисс Шарптон.
Заходи ко мне! сказала она с широкой, слишком уж белоснежной улыбкой.
У меня английский, ответил я.
Ничего страшного, я выпишу тебе пропуск!
Я закатил глаза и вздохнул: ястреб настиг добычу.
Как бы мне описать вам мисс Шарптон? Представьте себе общего ребенка Сары Пэйлин, Пэрис Хилтон и принцессы Пич. Еще пара мазков розового цвета, и все это разбавить раствором для обесцвечивания волос. Понимаете, к чему я веду? Бывшую мисс Кловер 1989 года выставили из академии красоты, и она решила пойти в школьные психологи.
Ходили слухи, что она купила себе дом в Неваде и пыталась стать «Настоящей домохозяйкой» Лас-Вегаса, но не выгорело.
Я стараюсь обходить ее кабинет стороной. Столько розового цвета вредно для здоровья.
Мисс Шарптон усадила меня на диван в небольшом уголке возле стола, который она зовет «гостиной». На всех фотографиях была она сама, либо одна, либо с собакой размером с крысу. И поскольку некоторые фотки были тридцатилетней давности, либо у нее дома живет тридцатилетняя собака, либо она периодически меняет старую собаку на новую.
Сегодня День профессий! радостно сказала мисс Шарптон.
Ой, на фиг. Лучше сделайте мне колоноскопию.
Наверняка ты видел нашу листовку, продолжала она. Сегодня мы вызываем всех деток поболтать о будущей карьере. Ну, о том, чем вы хотите заняться
Я точно знаю, кем хочу стать, перебил я.
Славно! Она хлопнула в ладоши. И кем же, зайка? Космонавтом?
Редактором «Нью-Йоркера» и самым юным внештатным журналистом, которого напечатают в «The New York Times», «The Los Angeles Times», «The Chicago Tribune» и «The Boston Globe».
Значит, ты уже успел поразмыслить об этом, да? сказала мисс Шарптон. Вряд ли она вообще знает, что это за издания. Ладно, а что с колледжем? Я могу помочь тебе решить, куда поступать! Она потянулась к каким-то буклетам.
Не надо, я иду в Северо-Западный, ответил я.
Понятно, сказала мисс Шарптон. А это где?
Нет, она не шутила.
В Иллинойсе.
Никогда не слышала, заявила она. Но зачем же уезжать? В Кловере есть техникум, он совсем рядом
Слушайте, я почувствовал, как у меня где-то в районе переносицы начинается мигрень (аллергия на тупых людей), я угробил на этот город уже семнадцать лет жизни. Люди за убийство меньше в тюрьме сидят
Правда? удивилась мисс Шарптон, но я продолжал:
Я с десятого класса вкалываю редактором школьной газеты и президентом клуба писателей, только чтобы увеличить шансы на поступление в этот университет
Ах, какой ты умница.
Так что я уже подал заявление и подхожу им по всем статьям. Просто ответа пока не получил. Было бы здорово, если бы вы выяснили почему, закончил я, сомневаясь, что она такое может.
То есть это я должна сделать? Я должна им позвонить? спросила мисс Шарптон. Она как будто боялась, что телефон ее укусит, если взять его в руки.
Да, ответил я. Я на все готов, чтобы туда поступить. На все.
Ладно, запросто! Она показала мне большие пальцы. Но раз уж ты здесь, может, заполнишь еще заявку в Кловерский общественный колледж? Мне за каждую дают очки, осталось всего три, и я получу кружку с их логотипом.
Тут я просто встал и вышел. Испугался, что иначе мигрень закончится инсультом.
Хотелось бы сказать, что после этого дела пошли на лад. Еще хотелось бы сказать, что у меня шикарный пресс, но все это будет неправда.
Последним уроком была журналистика. Единственный предмет, который, как мне кажется, готовит меня к жизни по крайней мере, к моей собственной. Люблю журналистику. Только одноклассников по журналистике ненавижу.
Именно класс журналистики выпускает еженедельную газету «Хроники школы Кловер». Когда я был в девятом, учеников этого класса почитали как богов. Нас было семеро, и я оказался в числе избранных.
Другие ученики умоляли нас писать или не писать об их школьной жизни. Одна болельщица как-то сунула мне полтинник, чтобы я не стал упоминать, что она забыла надеть белье на футбольный матч.
К несчастью, по школе «Кловер», как средневековая чума, прошелся очередной выпускной, и на следующий год я остался один. Даже учитель журналистики, который на уроках крайне ответственно спал, просто однажды взял и не пришел. На замену у школы денег не было, и мне пришлось взять все в свои руки. (Если так подумать, я вообще не уверен, что это законно, но кому какое дело.)
Я пытался набрать новых людей, но никому это было не надо. Я даже сходил в класс детей с ограниченными способностями, но они только посмеялись и потыкали в меня пальцами. Нынче подростки хотят писать максимум по 140 символов за раз.
В итоге ко мне в класс стали запихивать людей, которые не смогли закончить школу (я вроде и благодарен, а вроде и подозреваю, что они это сделали мне назло). Вот так элиту школы Кловер и сменили «Писатели свободы».
Теперь редакция «Хроник» состоит из меня, младшего редактора Мелери Бэггс, кинокритика Дуэйна Майклса, синоптика Вики Джордан и ученика по обмену из Сальвадора Эмилио Лопеса.
До них мы еще дойдем.
Прошлый выпуск «Хроник» в очередной раз меня разочаровал, сказал я в начале урока. В каждой рубрике у нас был новый материал, но все написал я один. Опять. Пора что-то с этим делать.
Я оглядел их с суровым неодобрением. Вики зевнула.
У нас тут «Хроники школы Кловер», а не «Хроники Карсона Филлипса», напомнил им я. К счастью, на этой неделе все будет иначе. Хлопком я обратил внимание класса на Дуэйна. Дуэйн, ты написал рецензию на «Непреднамеренное убийство III»?