Я знаю почему.
«Никто не знает, в какой момент рядом окажется гомосексуалист. Он может создавать впечатление нормального, а потом, когда станет ясно, что он психически болен, будет поздно. МАЛЬЧИКИ, БЕРЕГИТЕСЬ!»
Кинолента в проекторе за нашими спинами заканчивается и рябит: хлоп-хлоп-хлоп. Экран вспыхивает яркой белизной, ослепляя. Офицер Эндрюс вышагивает вперед, затмевая его спиной. Очень может быть, именно он послужил прообразом Невероятного Халка.
Ребята, это не игрушки, гулко бухает он. Эти парни опасны. Педофилы. Патологически нездоровые. Больные. Они сделают что угодно, только бы получить желаемое. А когда захотят вас, вы ничего не сможете сделать.
Тишину в классе можно потрогать пальцем.
Вопросы?
До меня доходит: он похож на мистера Картофельную голову. Только какой-то малец забыл приклеить рот. Все, что я вижу на его месте, густые усы.
Никто не двигается. Вот разве что один из Обезьян, как я понимаю, тот самый, что харкнул мне в затылок, поднимает руку.
Да?
А за это могут арестовать? спрашивает он.
Еще как, парень, кивает офицер. Когда поймают, посадят в тюрьму.
Как дядю Джонатана?
Обезьяны колотят кулаками по груди и ревут так громко, что даже тренер Питерсон отрывается от книжки. Я сползаю еще ниже, внимательно изучая завитки бумаги, застрявшие в пружинке блокнота.
Эй-эй, говорит офицер Эндрюс. Успокойтесь ну-ка, успокойтесь!
Я знаю, что он смотрит на меня. Знаю, потому что именно он десять лет назад арестовал моего Дядю-Которого-Нельзя-НазыватьКоллинза. А поскольку городок маленький, эта история остается вечным шрамом на имени нашей семьи. Отец до сих пор бесится.
Вот все, что я знаю: тетя Мария и дядя Бланк были на пикнике на берегу озера Крев-Кёр. Мой дядя зашел в общественный туалет и, стоя у писсуара, прикоснулся к плечу этого самого Халка-Эндрюса. А что было дальше, вы знаете: ЧИК-ЗВЯКи его увозят в кутузку. Тетя Мария решила, что мужа похитили, поскольку он так и не вернулся, поэтому обратилась в полицию, чтобы сообщить о пропаже, где ей сказали причину задержания. Она испытала такое унижение, что две недели спустя вскрыла себе вены двумя бритвенными лезвиями, и от этих несчастий у Дяди-Которого-Нельзя-Называть поехала кукуха. И все из-за одного-единственного прикосновения.
А ну, рассадили задницы по местам, командует он. Пусть это будет уроком всем, парни. Держите глаза открытыми, сообщайте о любой подозрительной деятельности и берегитесь.
Больше ничего не слышу; даже не смотрю на него. Одно неверное движениеи окажусь в одной камере со своим Забытым Дядей, поэтому смотрю в пол и притворяюсь мертвым до конца урока.
Наконец офицер Эндрюс включает другой фильм, на сей раз о том, как правильно надевать презервативы. «Натяни его, прежде чем натянуть ее!» Это приводит Обезьян в гормональное неистовство, но, по крайней мере, их внимание отвлекается от меня
И тогда я вижу это: убитый в хлам «конверс» метнулся по полу и тут же обратно. А там, где он был, осталась сложенная записка. И сверху нацарапано:
«Моему спутнику по туалетным путешествиям во времени».
Ох ты ж! Новый парень сидит позади меня? И когда только он пробрался в класс? Должно быть, я снова отключился. В любом случае здесь слишком темно, чтобы что-то разглядеть, но ЧТО ЭТО ЗА КЛОЧОК БУМАГИ?! Я торопливо придавливаю его ногой и жду. Хочется обернуться, но не смею двинуться. Лучше оставаться неподвижным, забытым
Несколько минут спустя звенит звонок. Потолочные светильники жужжжжжат и мигают. Сползаю еще ниже. Пока Обезьяны толпой вываливаются из класса, медленно поднимаю бумажку и разворачиваю:
«ЗАБУДЬ О НИХ. КУДА ЛЕТИМ ДАЛЬШЕ?»
Когда оборачиваюсь, чтобы поблагодарить, его уже нет.
5
После обеда. Пятый период. Английская литература с мистером Дуликом. Углубленная. Я делюсь информацией не чтобы похвастаться, а потому что это: а) мой единственный углубленный предмет и б) любимый урок.
Не важно. Я совершенно уверен, что породил цунами во Вьетнаме бурчанием пустого желудка. И почему такое случается тогда, когда в классе особенно тихо? Девчонки хихикают. Я показательно оглядываюсь, якобы интересуясь, какой придурок устроил подобный шум.
Маленькая предыстория: прямо перед обедом, когда я крался по коридорам к персональному туалетному закутку, мистер Дулик заметил, что у меня в руках нет подноса с едой, и спросил почему. Я рассказал о Скотти. Не из желания заложить одноклассника, а потому что мне все равно нужно было вернуть доллар: если не спастись самому, то хотя бы спасти все человечество от папашиного гнева. Поэтому, когда прозвенел последний звонок к началу урока, мистер Дулик присел на край стола, подергал полиэстеровую рубашку в цветочек и, сложив руки на груди, просто сказал:
Верни назад, что взял, Скотти.
Ну круто просто.
Теперь ждем, что будет.
Тот ворчит, запускает пальцы в волосы, отбрасывает их назад.
Давай, приятель, жизнь слишком коротка для такого дерьма.
Мистер Дуликсамый близкий нам по возрасту из учителей средней школы, к тому же единственный, который позволяет сквернословить в классе. С одним правилом: брань должна подчеркивать некое страстное убеждение.
Скотти пыхтит на весь класс, выворачивая карманы красно-белого «леттермана». Появление каждого нового предмета напоминает обратный отсчет секунд в новогоднюю ночь:
Пятьпрезерватив.
Четыреупаковка фруктовой жвачки.
Трипомятая пачка сигарет.
Двакнижица спичек из таверны «Блюзовая нотка».
Одинмоя скатанная в шарик долларовая банкнота!
Я едва не плачу. Клянусь, хор ангелов начинает петь с облачков, которыми Дулик расписал потолок. Скотти с размаху хлопает долларом о мою ладонь, шепчет сквозь сжатые зубы:
Пидор! и снова поворачивается лицом к доске.
Плевать. Я успеваю заметить нарисованное поверх Вашингтона сердечко перед тем, как сунуть бумажку в карман.
БУРРРРРРРРРРРК. Черт побери! Желудочный звук настолько громок, что я проверяю, не треснул ли пополам мой стол, прежде чем снова оглядеться. Будь здесь Старла, она бы одарила меня успокаивающей улыбкой, чтобы я не думал лишнего. Но ее по-прежнему нет. Может, заболела? Похищена инопланетянами? Загадка.
Мы пялимся на мистера Дулика, тот пялится в потолок. Лицо отечное, на щеках лоснятся густые бакенбарды, в глазахобычно ярко-голубыхполно красных загогулинок. Секрет: он курит траву. Много.
Аарон Уортингтон, мой сосед по парте, которого иногда называют Аароном Нищебродом, ибо его папаша проиграл в карты все семейные деньги, из-за чего теперь они живут у озера, пихает меня локтем, прикладывает пальцы ко рту и глубоко вдыхает, делая вид, что затягивается и давится косячком, потом смеется.
Рядом с ним хихикает Джейн-Энн Холстид по кличке Огненный Лобок, то ли а) потому что у нее волосы сумасшедше-рыжего цвета, то ли б) потому что однажды ее поймали за сексом под стадионными трибунами, и после этого она несколько недель ходила, почесываясь.
Я игнорирую обоих и смотрю на мистера Дулика. Он заправляет каштановые кудри за уши и устремляет взор в окно. Деревья снаружи раскачиваются, щекоча небо мелкими розовыми цветочками, время от времени планирующими с ветвей. Последние знаки весны.
Класс застыл.
Все смотрят на него, потом друг на друга, потом снова на него.
Мистер Дулик трет глаза. Он что, плачет?
«Чтобы летать с быстротой мысли или, говоря иначе, летать куда хочешь, нужно прежде всего понять, что ты уже прилетел», пишет он на доске оранжевым мелом.
Пять лет! восклицает он. Джейн-Энн подскакивает на стуле. И все, друзья мои. Пять гребаных лет!
Мы сидим, не моргая, замершие во времени и пространстве, дивясь, выжидая
Эта планета. Матушка-земля, друзья мои, понимаете? Мы! Все мы гибнем. Наши ресурсы попросту заканчиваются, огибает стол. Загрязнение окружающей среды, человечествовсе это уже слишком. И ресурсов не хватит, чтобы помочь. Тысяча девятьсот семьдесят восьмойнаш последний год на Земле
Джейн-Энн начинает подвывать. Пара других нытиков подхватывают ее всхлипы. Остальной класс сидит неподвижно и молча. Я не моргаю. Иначе, боюсь, что-то пропущу.