Его настоящее имяВаленто Корсика, он родился в Рагузе. Это городок в Сицилии. Он учился там, а потом в Милане и Лондоне. Отлично говорит по-английски, по-французски, и, понятно, по-итальянски. Безупречные манеры. Известен под именем графа Гамбиона де Фонти. Смех и только! Граф! Криминальное досье отсутствует. Есть только аресты. Дважды задерживался итальянской полицией, два раза Скотланд-Ярдом и один раз Сюрте. Ничего повесить на него никому не удалось, но Интерпол передавал нам информацию в три тысячи слов.
Чем он занимается? спросил я. Богатыми наследницами?
Нет, нет, Харви. Ничего подобного. Случись им играть в покер, Корсика шутя покрыл бы все фишки Брендона и многих других. У него другая профессиялидерство.
Лидерство?
Оно самое. Ротшильд изобразил на своем лице некое подобие улыбки. Улыбка получилась не бог весть какая, но для Ротшильда это было явным шагом вперед. Видите ли, Харви, согласно данным Интерпола, последние пятнадцать лет Корсика готовился стать руководителем мафии.
Мафии? Вы меня не разыгрываете?
Мафии, синдиката, называйте это как угодно. Валенто Корсика готовился возглавить крупнейший клан организованной преступности. Ровно двенадцать недель назад Джо Азианти, главный мафиози, скончался от инсульта. Во вторник Френк Гонсалес видит преемника, прогуливающегося в парке с Синтией Брендон. Слава Богу, у него оказалась слишком цепкая память, и он разобрался, кто есть кто. А потому, Храви, или вы потолкуете со мной по душам, или, видит Бог, я позову кого-то из наших сотрудников, он даст вам по башке, а я выдвину против вас обвинение в нападении на сотрудника полиции со смертоносным оружием. А потом я отправлю вас в камеру предварительного заключения, прямо здесь, в участке, и вы проторчите там неделю, прежде чем кто-нибудь поймет, что с вами что-то случилось.
Вы этого не сделаете.
Хотите проверить, Харви?
Позовете полицейского, чтобы он оглушил меня? Не верю!
Именно это я и собираюсь сделать, Харви. Лучше уж поверьте, что я вовсе не шучу.
О'кей.
Что о'кей?
Буду говорить. Я очень нежный. Стоит мне вывернуть руку, и я тут же ломаюсь. Э.К. Брендон уверен, что его дочь умыкнули. Я поклялся, что ничего не скажу полиции, так что видите, как мне можно доверять.
Что, что?
Это все он! Лично я не верю в киднеппинг.
Что значит, это все он!
Я хочу сказать, что Брендон думает, что ее похитили. Если бы я заподозрил похищение, вам бы долго пришлось обрабатывать меня резиновым шлангом, прежде чем я поделился бы своими подозрениями. Но я в это не верю, да и показания вашего Гонсалеса не наводит на мысль о киднеппинге.
Пожалуй. Кстати, мы обходимся без резиновых шлангов. Но в вашей версии, Харви, есть один крошечный прокол.
Я знаю. Я
Вы, вы, согласился Ротшильд. Я не понимаю, причем тут вы. Тут нет украденной собственностини драгоценностей, ни денег. Почему на это дело отрядили вас?
Я знаю почему. Брендонобладатель страховки от похищений.
Страховки от похищений?
Я кивнул и рассказал всю историю, а Ротшильд сидел за своим обшарпанным столом и, держа в руках стакан с остатками молока, смотрел на меня с кислым, недоверчивым выражением лица. Когда я закончил, он глубоко вздохнул, встал и вышел из кабинета, но тут же вернулся с пакетом молока, из которого снова наполнил стакан.
Отлично, а теперь скажите, о чем вы, Харви, умолчали?
Умолчал я о ста тысячах долларов и не собирался в этом признаваться ни за что на свете.
Вот и вся история, лейтенант.
Вся, говорите, история? Ну и куда же вы направитесь, когда выйдете из моего кабинета?
Понятия не имею.
Может, запамятовали, тогда попробуйте припомнить.
Беда в том, что вы слишком уж верите в мою смекалку. Мне пару раз повезло, а вокруг ходят слухи, что я великий отгадчик тайн.
Вы не смекалистый, вы хитрый и ловкий, Харви. Я вам не верю ни на грош. Впрочем, я никому не верю. Такая уж моя полицейская натура.
Лейтенант, сказал я самым искренним тоном, я не имею ни малейшего понятия, куда делась девица, а то, что ее видели в Центральном парке под ручку с новым главарем мафии, для меня большая новость. Честное слово юного скаута!
Ротшильд не удостоил меня ответом. Он только уставился на меня, он неплохо умеет это делать.
Глава IV
В пятницу я проверил наши досье, прочитал все, что мог, о семействе Брендонов и пролистал три книги о синдикате, а затем позвонил доктору Фреду Бронстайну, психоаналитику с Восточной семьдесят пятой улицы.
Сейчас не могу с вами говорить, Харви, буркнул он в трубку. У меня пациент.
Я перезвонил ему через полчаса.
Харви, раздраженно проворчал он, вы же знаете, что в рабочее время я отвечаю только на звонки по делу.
А откуда вам известно, что мой звонок не по делу.
Послушайте, Харви, у меня нет времени переливать из пустого в порожнее.
Я позвонил, не чтобы почесать язык. Я в тяжелом положении. Я хочу вас видеть.
Это обойдется вам в тридцать долларов.
Не может быть! ахнул я.
Очень даже может быть, подтвердил он. Тридцать долларов.
Раньше было же двадцать
Но тогда и пакет молока стоил двенадцать центов, Харви.
Меня тогда и на свете-то не было.
Короче, тридцать долларов, Харви, и точка. Не хотите, дело хозяйское.
Я принял условие, а он стал ворчать, что из-за меня у него пропадет субботнее утро.
Если бы вы знали, с каким трудом я выкраиваю время, чтобы в субботу утром поиграть в сквош, жаловался Бронстайн.
На следующий день я воочию убедился, что это так: он был в теннисных туфлях, а на стуле лежали ракетки.
Субботнее утроэто целых пять сеансов психоанализа, Харви, сообщил мне Бронстайн, а пять сеансов это сто пятьдесят долларов, но деньги это еще не все в нашей жизни.
Неужели?
Не все, Харви. Вы уж мне поверьте. Для вас деньгиэто символ. Кто-то называет вас жмотом, но это не совсем верный диагноз. Если говорить о вашем отношении к деньгам, что само по себе
Кто у нас анализируемый?
Вы, Харви.
Тогда, может, говорить буду я? Дело не в деньгах. Дело в том, что меня не любят. Взять, к примеру, лейтенанта Ротшильда, он меня терроризирует.
Прилягте, Харви.
Спасибо, сказал я и вытянулся на кушетке. У него язва, и стоит ему посмотреть на меня, я начинаю ощущать, что он винит за свою язву меня
Все тот же лейтенант Ротшильд?
Все тот же. Господи, вы думаете, их двое?
Я думаю, что нет смысла обсуждать сейчас лейтенанта Ротшильда, Харви. Мы уже этим раньше занимались. Нам надо разобраться в вас.
Я и говорю о себе. О том, какое впечатление я произвожу на людей типа Ротшильда.
Харви, сколько раз вам повторять! Ротшильда мы уже обсуждали.
Ладно, ладно. Но Ротшильд
Харви, я пойду играть в сквош, сказал Бронстайн, схватив ракетку. Продолжать нет смысла. Я пытаюсь продуктивно использовать сеанс, а вы начинаете объясняться в ненависти к лейтенанту Ротшильду. Я пошел играть
На мои-то денежки?
Я с вас не возьму ни цента. Это подарок. А теперь все!
До Доннеловского филиала нью-йоркской Публичной библиотеки я дошел пешком, забрал Люсиль Демпси, и мы отправились в Дубовый зал «Сент-Реджиса». Люсиль была задумчива, а когда взглянула на меня, то тревожно спросила, все ли со мной в порядке.
Ну конечно, а что?
А то, что этот ленч обойдется тебе в пятнадцать долларов.
Знаю, мрачно отозвался я. Очень даже знаю. А ты не стесняйся. Ешь. Наслаждайся.
Как же я могу наслаждаться, когда каждый съеденный здесь кусочек для тебя, как раскаленный свинец?
А! Какая теперь разница. Ты лучше скажи, где может быть эта самая Синтия Брендон? Она разгуливала на днях в Центральном парке с новым королем мафии.
Люсиль посмотрела на меня по-матерински встревоженно, и я рассказал ей все до конца. Потом она заказала ленч. Пока мы ели, она обдумывала услышанное. Как большинство умных женщин, она стала изыскивать наивные способы заставить меня почувствовать себя интеллектуально выше нее.
Харви, где училась Синтия? спросила она меня.