Я кивнул, ожидая, что она скажет дальше.
В общем, встретила я ее, сказала Ирма.
И вы не поговорили?
Поговорили? Да что вы, я просто остолбенела. По том говорю: «Здравствуй, Сильвия». А она стоит, молчит, потом взглянула на меня так пристально, повернулась и бегом прочь.
Так и удрала?
Удрала. И больше я ее не видела.
Глава XV
Мак, у тебя много было женщин?
Я был женат, Ирма, ответил я. Всего несколько месяцев, правда. Мы оба были рады, что можно развестись.
А что случилось?
Никто таких вещей объяснить не может. Что-то не вышло, вот и все.
А теперь? Теперь ты так вот один и живешь?
Почти все время.
Я тоже. Почему мы такие невезучие, Мак?
А почему весь этот паршивый мир сплошь состоит из невезучих? Почему в нем одна грязь да гадость, и вранья столько, и мерзости? Меня все время жизнь носом в мерзость тычет, Ирма. Ты за кого меня принимаешь? Думаешь, мне нравится своей работой заниматься? Выслеживать, ловить людей на супружеской неверности и прочем паскудстве, и все чтобы доллар-другой заработать; а жизнь идет, так вот и сдохнешь среди грязи.
Не нравится мне, когда ты так говоришь, Мак. Да и неправда это.
А тебе откуда знать?
Мы когда с тобой познакомились?
В пять вечера.
Неужели? Хотя, ты знаешь, для меня время значения не имеет. Целый год пройдети не заметишь. Ничего не случилось, а года нет как нет. Только вот с тобой по-другому, как будто я тебя всю жизнь знала и ты мне как брат.
Господи, Ирма, ну зачем я тебе как брат? Вот из-за этого у тебя ничего и не выходит, тебе ведь только брат нужен.
Мак, я же знаю, что ты на самом деле профессор истории, пусть и несостоявшийся, зачем же ты со мной разговариваешь, как будто детектив из кинофильма?
Из какого еще фильма? А, за ремесло свое расплачиваться приходится.
Я о брате вспомнила, потому что мне страшно. Что-то я из колеи выбилась, Мак. Ужасно боюсь. Просто дрожу, ты на руки мои посмотри.
Меня боишься?
Себя, прошептала она. Хочу тебе нравиться. И не знаю как. Уже час ночи. А я битых два часа думаю, как бы сделать, чтобы ты меня полюбил. Ну как, скажи?
Глава XVI
Я лежал в постели Ирмы и смотрел, как за окнами начинает светать. Света вскоре стало достаточно, чтобы разглядеть лежащую рядом женщину, ее крепкие бедра, большую грудь, чресла, предназначенные рожать детей, которых у нее никогда не будет, о эта девственная нагота женщины, которой тридцать шесть лет.
Я и сейчас не возьмусь определить, что я чувствовал к Ирме Олански. Про такое можно, конечно, сказать двумя словами, что, вот, мол, подцепил нервозную старую деву, библиотекаршу, и в тот же вечер с ней переспал. Но не с этого все началось и не этим кончилось Несколько часов нас с ней связывала редкая и настоящая близость. Никакой лжи, никаких иллюзий, но была у нас общая память о девочке, которую мы оба знали только по разрозненным впечатлениям. Мы оба уже немолоды, но тут к нам вдруг вернулась юность, а может и что-то больше.
Ирма не спала.
Ты подремал? шепотом спросила она.
Чуточку.
А я совсем нет, сказала она. Как странно, утро уже, и ты лежишь рядом, смотришь на меня.
Почему странно? Ты очень красивая, Ирма, сильная, жизни в тебе столько, красивая ты, очень красивая.
Знаю, неожиданно сказала она. Только поздно. Мак, слишком поздно.
Часть 3Лоунокс
Глава I
Я уговорил Ирму позавтракать в кафе. Мы пошли пустынными утренними улицами, на которых лежали густые тени, и, потолкавшись среди рабочих в цветастых клетчатых рубашкахжестяные коробочки с бутербродами через плечо, отыскали какую-то забегаловку. Завтрак устроили себе роскошный. От усталости с ног валились, но чувствовали себя по-настоящему живыми.
Спросил Ирму, увидимся ли мы вечером, и она сказала, что конечно, обязательнос явным облегчением, боялась, видимо, что мы с ней попрощаемся. Я ей сказал, что до прощания еще далеко, и тут мы расстались; она пошла на работу, а я к себе в отель.
Пока я брился после ванны, зазвонил телефон. Сержант Франклин из полицейского управления сказал, что у него для меня кое-что есть.
Хорошее? поинтересовался я.
Слушайте, Маклин. Не мне судить, хорошее, плохое. Вас интересуют Сильвии, ну я и попросил тут одного подзадержаться после работы. И он кое-что выкопал, что по времени вам подходит, вот потому я вам и звоню.
Спасибо, Франклин. Вы все правильно сделали.
Ага, как же. Правильно! Все-то вам надо бирочкой пометить. Ну, короче, есть такая Сильвия Беннет, фамилия, конечно, не настоящая. В 1944 году взяли одного типа по фамилии Физелли, мелкая шпана и попался на каком-то чепуховом воровстве. А при нем была девица, ну, ее тоже потянули, когда он был арестован, только пришлось ее выпуститьникаких улик, что она его сообщница. Вот это Сильвия Беннет и была, то есть она нам сказала, что ее фамилия Беннет, а лет ей было, согласно протоколу допроса, примерно четырнадцать. Сама-то она утверждала, что семнадцать, но следователь с ней работал опытный, его такими штучками не возьмешь.
И это все, Франклин?
А вы бы чего хотели? пролаяла трубка. Чтобы я вам все на блюдечке выложил, так что ли? Нет, не все. С год назад Физелли опять взяли, теперь он влип по-крупному. В общем, сидит он в тюрьме Лоунокса, и можете с ним повидаться, если хотите.
Это далеко отсюда?
Миль двадцать.
А меня к нему пустят?
Вообще-то пропуск нужен. Но, если надо, поеду с вами сам.
С работы смотаетесь?
Это уж моя забота.
Я сказал, что возьму машину и заеду за ним в одиннадцать. Вскоре мы катили в Лоунокс. Франклин откинулся на сиденье и мрачно сказал:
Скажите, Маклин, почему все такие продажные? Вот вы образованный человек, просветите меня. Какая-то паршивая десятка, и готово дело, вы меня купили. Не знаю, сколько вы сунули инспектору Гаровски, только что-то уж очень он старается, давай, говорит, сделай для этого Маклина, что ему требуется, закон чтобы не нарушал, ни-ни, а все равно сделай, в общем, похоже, сотенную вы ему дали, не меньше. Приедем вот в эту вонючую тюрьму и се вы за полсотни можете купить с потрохами, еще и в бумажку завернут. Черт знает что, Маклин, а? Это что ж, всегда так было, что в школе талдычат, надо, мол, честным быть, хорошо себя вести, о нравственности не забывать, а как вырастет человек, сразу видит, что кругом одно дерьмо. Всегда, Маклин?
Ну, не одно же дерьмо, Франклин.
Ага. Покажите мне скорей, где его нет, я туда со всех ног кинусь. Да завоняет быстрей, чем вы пальцем ткнуть успеете.
Наверное, Франклин, каждый по-своему смотрит, сказал я. Мы с вами одного поля ягоды, у нас талант такой особенный, как угодно исхитримся, только бы самим ни за что не отвечать. А может, и все такие. Не знаю, в детстве-то, правда, учат быть честным, быть хорошим, а мы первым делом выучиваемся одному: «Это не я, это вон он!» Еще и слова «ограбление» не знаем, а отнекиваться уже привыкли.
А все равно, сказал Франклин, в жизни не встречал подонка, пусть самого грязного, самого последнего подонка, который бы не хотел, чтобы к нему с уважением относились, хоть капельку.
Я не философ, ответил я, но четыре года я изучал историю и понял, что все-таки иной раз что-то чуть к лучшему меняется. Может, конечно, я заблуждаюсь. Так кому надо будет полсотни сунуть?
Капитану Брейди. Он там главный начальник.
А если денег не дам?
Тогда с Физелли этим вам позволят перемолвиться парой слов, потому что я с вами поехал, но чтобы наединеи не думайте.
Значит, я плачу, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз?
Вот именно.
А как мне деньги-то дать? Просто взять и в руку ему положить?
Господи Боже, Маклин, вы что, ни разу не давали, что ли?
Просто не хочу во что-нибудь вляпаться.
Ладно, извините. Видно, вас тоже иногда достает, правда?
Бывает.
Тогда давайте я. Давайте, давайте. Вы что думаете, я ведь среди дерьма этого всю жизнь верчусь, не так себепонюхал, отвернулся, понятно, Маклин?