Все нормально, я только пришел. Хорошо выглядишь.
Я выгляжу, как всегда, говорю я.
Ну, ты всегда хорошо выглядела. Он распахивает мне объятия, но я качаю головой. Он слишком приветливо себя ведет. Если бы он хотел снова сойтись, то бы вел себя сдержанно и осторожно, как я.
Ты выглядишь очень Я подыскиваю подходящее слово. Понтово.
Я пыталась его поддразнить, но Айра только смеется и благодарит. Голос его звучит искренне.
Мы идем в новый бар с cостаренными деревянными столами, железными стульями и пятистраничным пивным меню, распределенным на разделы по видам, странам изготовления и проценту алкоголя. Входя, я оглядываю помещение и задерживаю взгляд на каждой длинноволосой блондинке в поисках Тейлор Берч, хотя сомневаюсь, что узнала бы ее, даже очутись она прямо передо мной. В последние пару недель я видела на улице женщин, которых уверенно принимала за нее, но всякий раз они оказывались просто незнакомками с лицами, совсем не похожими на Тейлор.
Ванесса? Айра дотрагивается до моего плеча, и я вздрагиваю, будто забыла, что он здесь. Ты в порядке?
Я киваю, слегка улыбаюсь, сажусь на свободный стул.
Подходит официант и начинает тарабанить рекомендации, но я его перебиваю:
Все это сбивает с толку. Принесите мне любое пиво, и оно мне понравится.
Я хотела пошутить, но вышло грубо; Айра смотрит на официанта, как бы говоря: «Простите за нее».
Мы могли пойти в другое место, говорит он мне.
Тут нормально.
Похоже, тебе здесь совсем не нравится.
Мне нигде не нравится.
Официант приносит пиво: Айре кубок с чем-то темным и пахнущим вином, а мне банку Miller Lite.
Хотите кружку, спрашивает официант, или будете пить из банки?
Из банки, мне нравится жесть. Я улыбаюсь и показываю на жестяную банку, изо всех сил стараясь понравиться. Официант молча отходит к другому столу.
Айра пристально смотрит на меня:
У тебя все в порядке? Скажи честно.
Я пожимаю плечами, отпиваю пива.
Конечно.
Я видел тот пост на Фейсбуке.
Я постукиваю по язычку банки ногтем. Тук-тук-тук.
Какой пост?
Он хмурится:
Про Стрейна. Ты правда не видела? Когда я в последний раз его открывал, репостов было тысячи две.
Ах, этот.
На самом деле репостов почти три тысячи, хотя шумиха уже улеглась. Я делаю еще глоток, листаю пивное меню.
Айра мягко говорит:
Я за тебя волновался.
Зря. У меня все хорошо.
Ты говорила с ним после того, как появился пост?
Я захлопываю меню.
Нет.
Айра внимательно смотрит на меня.
Правда?
Правда.
Он спрашивает, уволят ли, по моему мнению, Стрейна, и я, отхлебывая пиво, пожимаю плечами. Откуда мне знать? Айра спрашивает, не думала ли я связаться с Тейлор, и я не отвечаю, только постукиваю по язычку банки. Отдаваясь в полупустой банке, «тук-тук-тук» превращается в «бум-бум-бум».
Знаю, тебе тяжело, говорит он. Но этот пост может стать для тебя удачной возможностью. Шансом смириться с тем, что случилось, и начать жизнь с нового листа.
Я заставляю себя продолжать дышать. «Смириться и начать жизнь с нового листа» звучит, как «броситься со скалы и умереть».
Можно мы сменим тему? спрашиваю я.
Без проблем. Конечно.
Айра спрашивает о моей работе, по-прежнему ли я ищу новое место. Рассказывает, что нашел квартиру в Манджой-Хилл, и у меня екает сердце. На секунду у меня возникает иллюзия, будто он предложит мне съехаться. Отличная квартира, говорит он. Очень просторная. В кухне помещается стол, спальня выходит на океан. Я ожидаю, что Айра хотя бы пригласит меня в гости, но тот только поднимает свой стакан.
Раз она такая классная, то, наверное, дорогая, говорю я. Откуда у тебя столько денег?
Глотая, Айра поджимает губы:
Мне подфартило.
Я рассчитываю, что мы продолжим пить обычно мы пьем и пьем, пока один из нас не наберется храбрости, чтобы спросить: «Так ты едешь ко мне или как?» но, прежде чем я успеваю заказать второе пиво, Айра протягивает официанту кредитку, давая понять, что вечер окончен. Мне словно влепили пощечину.
Когда мы вместе выходим из бара на холод, он спрашивает, продолжаю ли я ходить к Руби, и я радуюсь, что хоть на один вопрос могу дать честный ответ, который его устроит.
Рад это слышать, говорит Айра. Это для тебя лучше всего.
Я пытаюсь улыбнуться, но мне не нравится, как он говорит «для тебя лучше всего». Это будит слишком много воспоминаний как он говорил, что его беспокоит, что я романтизирую надругательства и продолжаю общаться со своим растлителем. Айра с самого начала утверждал, что мне нужна помощь. Через шесть месяцев отношений он дал мне список психотерапевтов, которых выбрал сам, умолял меня к кому-то из них обратиться. Я отказалась, и тогда Айра заявил, что если бы я его любила, то последовала бы его совету; я ответила, что если бы он меня любил, то оставил бы эту тему. Спустя год он попытался поставить ультиматум: либо я обращаюсь к психотерапевту, либо мы расстаемся. Меня не переубедило даже это; сдаться пришлось ему. Так что, когда я пошла к Руби, хотя только чтобы обсуждать папу, Айра возликовал. «Главное, что ты это сделала, Ванесса», сказал он.
И что обо всем этом думает Руби? спрашивает он.
В смысле?
О посте в Фейсбуке, о том, что он сделал с этой девушкой
А. Вообще-то мы это не обсуждаем. Я обвожу взглядом кирпичную кладку тротуара в свете фонарей, клубящийся над водой туман.
Следующие два квартала Айра молчит. Мы доходим до Конгресс-стрит, где мне нужно повернуть налево, а ему направо; у меня в груди ноет от желания позвать его домой, хотя я вовсе не настолько пьяна, а полчаса с ним уже заставили меня себя возненавидеть. Я просто хочу, чтобы ко мне кто-то прикоснулся.
Айра говорит:
Ты ей не сказала.
Сказала.
Он склоняет голову набок, прищуривается:
Да что ты! Ты сказала своему психотерапевту, что человека, совратившего тебя в детстве, обвиняет в домогательствах другая девушка, и вы это не обсуждаете? Я тебя умоляю.
Я пожимаю плечами:
Для меня это не так уж важно.
Ну конечно.
И он меня не совращал.
Ноздри Айры раздуваются, взгляд становится жестким знакомая вспышка бессильной досады. Он поворачивается, словно собираясь пойти прочь лучше уйти, чем сорваться на меня, но потом возвращается.
Она вообще о нем знает?
Я хожу к психотерапевту не для того, чтобы это обсуждать, ясно? Я хожу из-за папы.
Полночь. В соборе звонят далекие колокола, светофор вместо красного-желтого-зеленого начинает мигать желтым, Айра качает головой. Я вызываю у него отвращение. Я знаю, что он думает: я прощаю извращенца, потакаю ему. Так подумал бы любой. Как бы там ни было, я защищаю не только Стрейна, но и себя. Потому что, хотя иногда я и сама описываю кое-что из того, что со мной случилось, словом «совращение», в чужих устах оно звучит мерзко и слишком однобоко. Оно поглощает все, что произошло. Поглощает меня и все те разы, когда я хотела этого, умоляла об этом. Прямо как законы, сводящие весь секс, который был у нас со Стрейном до моего восемнадцатилетия, к юридическому изнасилованию; и мы должны поверить, что этот день рождения волшебный? Это такая же произвольная веха, как любая другая. Разве не логично, что некоторые девушки созревают раньше?
Знаешь, говорит Айра, в последние несколько недель, когда все это показывали в новостях, я думал только о тебе. Я за тебя волновался.
Приближаются фары ярче и ярче и скользят по нас, когда машина сворачивает за угол.
Я думал, тебя расстроит то, что написала эта девушка, но тебе как будто все равно.
А почему меня должно это расстроить?
Потому что он делал то же самое с тобой! орет он.
Его крик эхом отскакивает от зданий. Айра втягивает в себя воздух и смотрит себе под ноги. Ему стыдно, что он потерял самообладание. Никто не доводил его так, как я. Раньше он все время это повторял.
Айра, не стоит так переживать, говорю я.
Он презрительно фыркает, смеется.
Поверь, я в курсе.