Энн пустилась было в объяснения о том, как родители получили письмо и отправили её в Америку за лучшей жизнью, но миссис Тэн прервала её излияния.
Гэри говорил, что выписал себе жену из Китая. Осталось две недели, чтобы подать налоговую декларацию. Ему нужно срочно жениться, тогда он заплатит меньше налогов.
Откровенность миссис Тэн обескураживала. После прошлой ночи у Энн и так не осталось особых иллюзий в отношении Гэри, но это было уже чересчур. Миссис Тэн снова подошла к ней и успокаивающе погладила по плечу.
Ладно-ладно. Лучше всё-таки, чтобы ты понимала, что тут к чему.
Простодушная прямота миссис Тэн граничила с грубостью. Но Энн всё равно чувствовала к ней симпатию, раньше никто не говорил с ней настолько откровенно.
Открылась входная дверь, и в прачечную вошла ещё одна китаянка, строго одетая, с жёсткими и властными чертами лица. Вещи для стирки она несла в большой фирменной сумке с логотипом универмага «Гамп».
Ш-ш-ш, шепнула миссис Тэн, приложив палец к губам. Больше никаких фривольных разговорчиков. Миссис Шэ пожаловала.
Миссис Шэ поставила свою сумку на конторку и сказала на мандаринском диалекте:
Я хочу сдать эти вещи в химчистку.
Энн прекрасно понимала мандаринский диалект, хотя сама говорила на нём с кантонским акцентом. Она взяла с конторки листок писчей бумаги и ручку.
Ваше имя и адрес?
Миссис Шэ, услышав её выговор, одарила Энн презрительным взглядом. Но всё же снизошла до того, чтобы назвать свой адрес и полное имя. Энн взяла её одежду, принесённую для химчистки, и к каждой вещи прицепила бумажную бирку с соответствующими пометками. Миссис Шэ, глядя на то, как Энн выписывает иероглифы, заметила с явной ноткой превосходства:
В Пекине, когда я училась каллиграфии, за такие каракули били палкой. Впрочем, по нынешним временам, это ещё ничего. Во всяком случае, у тебя получается гораздо лучше, чем у девицы, что работала здесь раньше. Но пользуйся счётами, когда подводишь итог, это единственный верный способ не ошибиться в подсчёте.
И, получив свою квитанцию, миссис Шэ удалилась танцующей походкой. Она двигалась словно в ритме музыки Штрауса, звучащей лишь для неё одной.
Ну надо же, сказала миссис Тэн. А ты сумела её удивить.
Я? усомнилась Энн. И чем же?
Тем, что можешь говорить на мандарине.
Ну да, могу. Только не очень хорошо.
Не стоит прибедняться. Знаю я таких, если не можешь ответить им на мандарине, смотрят на тебя, как на тупую деревенщину с юга, пыхтят, а потом заговаривают на кантонском. Подумать только, благородная мадам снизошла до бедных крестьян, побеседовала, дала совет про счёты. Счёты! Они годятся только для того, чтобы позабавить туристов, забредших в китайский квартал, миссис Тэн разошлась не на шутку. Тоже мне, мадам с Рашен Хилл. Слишком утончённая для соси-соси и прочих сексуальных забав. Даже родному мужу от неё не часто перепадает
Миссис Тэн, умоляюще произнесла Энн.
Ох, молчу-молчу, спохватилась миссис Тэн. Что-то я распалилась, для сердца вредно. Кстати, а расценки-то ты знаешь?
Нет, покачала головой Энн.
Ладно, я тебе покажу.
Миссис Тэн прошла за конторку и подписала сумму оплаты на каждом ярлыке у вещей, что оставила миссис Шэ. Затем миссис Тэн быстро набросала на листочке список с расценками за каждую вещь, сдаваемую в химчистку.
Гэри должен был дать тебе такой список.
Да, наверное, сказала Энн. Но он куда-то торопился.
Дверь прачечной открылась от сильного толчка и с треском ударилась о стену. Вошёл высокий белолицый человек в бушлате и вязаной шапочке, с объёмистым вещмешком на плече. Он протопал прямиком к бельевой корзине и скинул в неё свой набитый грязной одеждой вещмешок. Затем человек в бушлате подошёл к конторке, молча взял листок бумаги, написал своё имя и, оставив мятую двадцатку, удалился, снова громко хлопнув дверью.
Как необычно, Энн не ожидала увидеть белого человека в китайской прачечной.
Алекс Иванов, сказала миссис Тэн. Живёт недалеко отсюда, на Норт-бич. Там ни постирать, ни погладить. Отец Алекса родом из России, был казаком. Знаешь, кто такие казаки?
Энн покачала головой. Она понятия не имела, кто такие казаки, а миссис Тэн не удосужилась объяснить. Вместо этого она сказала:
Алекс работает в порту, вместе с моим племянником Ли Шу.
Портовый рабочий, значит. Получил зарплату, понёс вещи в стирку. Своё имя написал большими печатными буквами.
Ну вот, моё уже постирано, сказала миссис Тэн, перекладывая бельё в сушильную машину. Осталось отжать да погладить. А ты смотри и учись. Скоро я уйду, тебе тут одной со всем разбираться. Но у тебя, вроде, неплохо выходит.
Энн взяла вещмешок и вывалила содержимое в бельевую корзину. Вещи были ужасно грязные, просто удивительно, как можно затаскать одежду до такого состояния. Энн запихнула одежду русского в стиральную машину, пошла за стиральным порошком.
Сыпь побольше, посоветовала миссис Тэн, иначе не отстирается.
Через полчаса миссис Тэн закончила с глажкой и ушла. Энн едва не расплакалась, оставшись одна. Ей был так нужен близкий человек. Друг.
Очень нужен. Отчаянно.
Она думала об этом весь день. И вечером, в постели, чувствуя, как липкие руки Гэри тискают её грудь, чувствуя его язык у себя во рту, чувствуя тяжесть его тела. Кто она ему, подстилка? Гэри пыхтел и елозил, но усилия его не производили особого эффекта. Энн просунула руку вниз и погладила его мошонку, надеясь, что это поможет поскорее от него избавиться. Сработало. Она отпихнула Гэри от себя, стараясь проделать это как можно аккуратнее. Ей совсем не хотелось, чтобы он превратился в рассерженную гориллу.
Энн лежала, глядя в потолок, пока Гэри не захрапел. Она вздохнула с облегчением, поцеловала тыльную сторону своей ладони, желая, чтобы губы Лин Чао прикоснулись к её коже. Секс с Гэри не доставлял ей никакого удовольствия.
Следующим утром Энн нашла утешение, работая в прачечной. Жаль, что дни были такими короткими, и вечером приходилось снова возвращаться домой.
5
Летом 1849 года, в разгар калифорнийской золотой лихорадки, корабль, битком набитый китайскими иммигрантами, бросил якорь в порту Сан-Франциско. Шлюпки доставили новоявленных аргонавтов на берег. Их встречали изумлёнными взглядами и насмешками; раньше здесь китайцев не видали. Вдоволь натешившись, золотоискатели вернулись к привычным утехам в салунах и палатках портовых шлюх. Похоже, тут всякий стремился тем или иным способом попасть на золотые прииски. А уж там будет не до веселья.
Из Сан-Франциско золотоискатели разбредались по всему штату. Слухи приносили разное: кому-то посчастливилось найти золото здесь, кому-то там. В погоне за удачей люди метались с места на место. Не все из них были старателями, были и такие, кто сопровождал старателей, выполняя разную чёрную работу.
Шан Цюань и три его соотечественника прибились к одной из старательских групп. Они готовили золотоискателям еду, стирали их одежду. Потом и сами попытали счастье на золотом промысле. И им даже повезлопоначалу. Однако старателям-американцам не понравилось, что какие-то косоглазые прачки тоже находят золото. Китайцев тут и за людей-то не считали. Недовольство росло, и кончилось всё тем, что Шан Цюаня и остальных попросту ограбили, отняли всё, что при них было. Пришлось им возвращаться обратно в Сан-Франциско, почти ни с чем. Шан Цюань благоразумно припрятал чуть-чуть золота; он не разбогател, но смог отправить немного денег жене, чтобы она тоже приехала в Америку. И у него ещё осталось, чтобы открыть прачечную. Старатели сорили деньгами направо и налево; из этого богатства изрядно перепадало карточным шулерам, владельцам салунов и проституткам. А Шан Цюань в своей прачечной зарабатывал жалкие гроши.
Ему показалось, что судьба подкинула второй шанс, когда компания Централ Пасифик стала нанимать китайских рабочих на строительство Тихоокеанской железной дороги. Несмотря на то, что за тяжёлый труд на железной дороге платили мало, да ещё постоянно задерживали выплаты, к завершению строительства Шан Цюань кое-что скопил. В 1896 году он вернулся в Сан-Франциско к жене и сыну, которые в его отсутствие продолжали управлять прачечной Цюаньшан.