Бу повел плечами.
Так вот, они связались с Художественной школой «Валанд», где я учусь, и руководство решило дать шанс студентам выпускного курса. Я выиграл конкурс. По его условиям я получаю жилье с полным пансионом на три недели, чтобы закончить работу над скульптурой. Это достойное задание, настоящее. Мне даже еще немного денег выплачивают.
А что изображает твоя скульптура?
Пожевав сигарету, Бу наморщил лоб.
Наверное, можно сказать, что это композиция из двух геометрических фигуркуба и пирамиды. По замыслу, они символизируют мужчину и женщину. Онкуб, онапирамида, балансирующая на своей вершине. То есть понимаешь, пирамида перевернута вверх ногами. В форме женского. Ну, в общем, понимаешь.
Бу закашлялся. Вероника отвернулась, чтобы он не заметил, как она покраснела.
Модель уже готова, но сейчас я должен изготовить ее в полную величину. Ты знаешь скульптора Хуго Нурдинга?
Она отрицательно покачала головой.
Я должен буду работать в его мастерской. По-видимому, она расположена где-то поблизости, в местечке, которое называется Люкан. Ты не знаешь, где оно находится?
Знаю, конечно.
Отсюда недалеко? Я собирался ездить туда на велосипеде.
Да не очень, за пятнадцать минут доберешься. А где установят эту скульптуру, когда она будет готова?
Пока не знаю. Но в любом случае говорят, что на достойном месте в Лахольме.
Он затушил сигарету в пепельнице.
Звучит очень увлекательно.
Так оно и есть.
Террасу окутывал плотный цветочный аромат. В тот год жасмин разросся необычайно. Как и жимолость, и давидии, и кусты рододендронов. Веронике раньше не приходилось видеть такого пышного цветения. Никто не знал, с чем это связано. Вероятно, с затянувшимся летом и жарой в сочетании с влагой, поступавшей с окрестных холмов. Тяжелый цветочный аромат казался почти тошнотворным, особенно по ночам.
Некоторое время они стояли молча. Было в этом что-то особенноестоять так близко друг от друга в темноте летней ночи, не испытывая при этом потребности говорить, и в то же время не расходиться. Так многозначительно. По-взрослому.
Твоя сестрица сказала, что я могу одолжить велосипед.
Ты имеешь в виду Франси? Это моя двоюродная сестра.
Ах вот оно что. Вы действительно не очень друг на друга похожи.
Бу задумчиво посмотрел на девушку, словно открыв в ней нечто новое, чего никто другой никогда раньше не замечал. Вероника знала в себе эту особенность и ждала, когда ее заметят другие.
Она сказала, что велосипеды стоят в каком-то сарае.
Сарай вон там, показала она рукой.
Отлично, ответил он, сунув руки в карманы брюк.
Они надолго замолчали. Было слышно ночных насекомых: жужжали стрекозы и пищали подлетавшие и исчезавшие в темноте комары. Комаров здесь обычно немного, их сдувал ветер с моря.
Мне пора ложиться. Утром рано вставать.
Захватив свою куртку, Бу направился к дверям террасы, и они вернулись в дом.
Если я буду храпеть слишком громко, поднимись и постучи. Не стоит рисковать, не давая тебе спать по ночам.
Бу улыбнулся и стал неспешно подниматься по лестнице. Перед тем, как исчезнуть, он обернулся и сделал едва заметное движение рукой. Вероника неловко помахала ему в ответ. Потом до нее донеслись шаги по лестнице и, наконец, еле слышный звук открывшейся и тут же закрывшейся двери.
Сама же Вероника стояла, прислушиваясь к ударам своего сердца.
Оно билось громче, чем стучат рельсы при приближении поезда.
Лежа в кровати, Вероника всматривалась в потолок. Теперь она уже совсем не могла уснуть. Во всем теле пульсировал непонятный подавляемый жар. Это все потому, что он застал ее врасплох там, в гостиной. И из-за разговора, который возник сам собой. Возбуждение ощущалось так же сильно, как испуг и даже паника.
Словно что-то внутри било тревогу. Вероника лежала неподвижно, ожидая, когда же все это утихнет, но ничего не утихало.
Сейчас, когда она знала, что студент находится над ней, комната казалась другой. Как будто он мог увидеть Веронику, глядя сверху вниз, туда, где она лежит в своей постели, до щекотки плотно сжав коленки. Несмотря на невинность, Вероника достаточно хорошо осознавала свою сексуальность. Она научилась доводить себя до оргазма, сначала очень осторожно, только сверху, а потом, где-то год назад, в панике нашла у себя вагину. Девушка всегда представляла себе, что этот орган заходит в тело под прямым углом, но, когда ей наконец удалось запустить туда палец, она обнаружила, что вагина уходит вверх вдоль живота. Ей потребовалось время, чтобы осмыслить это открытие. Все получилось совсем не так, как она ожидала. Чтобы возбудиться, Вероника чаще всего использовала отрывок из рассказа «Цыпочка: унижение и торжество девушки». Отдельные фразы застряли в памяти, она могла вспоминать и домысливать их, строя вокруг слов бесконечные фантазии до тех пор, пока они не утратят своего действия. Но сейчас мысли ее занимали не фразы и не выдуманные герои романов. Она думала только о нем, о студенте Бу, который сейчас в комнате над ней. Наверху стояла тишина. Спит ли он? Звуки храпа до Вероники не доносились. А лучше бы ей их услышать. Тогда она могла бы встать на стул, стоявший у письменного стола, и постучать в потолок. Три длинных сигнала и три коротких. Как в азбуке Морзе. В конце концов она поднялась, подошла к окну и высунулась наружу проверить, не приоткрыто ли окно в его комнате. Так и есть, приоткрыто. Виден свет лампы, но звуков не слышно. По крайней мере, ей известно, где он живет. Студент останется в комнате над ней до конца августа. С этой утешительной мыслью Вероника вернулась и снова легла в постель.
Она все-таки уснула, но только когда уже рассвело и небо приобрело цвет нежной, покрасневшей от загара кожи.
2019
Мне всегда нравилось путешествовать поездом. Особенно я люблю экспрессы Snälltåg и старые поезда дальнего следования Intercity, которые все еще можно встретить на некоторых маршрутах. Я уже мечтала о том, как поеду на поезде в Бостад. Но оказалось, что мне придется сделать крюк, заехав в Гётеборг, где я пересяду на скучную местную электричку. И старые составы Intercity не ходят по этому маршруту. Только высокоскоростные Х2000.
Последний раз я ехала на поезде в южном направлении с Эриком, направляясь в Копенгаген. Мы взяли в дорогу из дома перекус с датским сыром, который вонял так, что нам пришлось закрыться в туалете, чтобы съесть его, пока проводник колотил в дверь, а мы смеялись до колик. Это воспоминание вызывает боль, и я стараюсь отогнать его от себя. Поездки на поездевсегда приключение. Ты оказываешься во власти сидящего рядом пассажира. У парня, занявшего соседнее место, вдоль виска красуются татуировки звездв таком количестве, что можно подумать, будто он хотел изобразить собственный Млечный Путь. Слава Богу, он не проронил ни слова, потому что с головой ушел в игру Candy Crush в мобильном телефоне. Откинувшись на спинку сиденья, я наблюдаю, как он методично размещает кусочки леденцов жизнерадостной окраски, составляя адский пазлбесконечный и с непонятным сюжетом. Похоже на плохую метафору жизни.
Пока за окном сменяют друг друга торговые центры и строительные супермаркеты, мы сидим, сохраняя умиротворенное молчание. Мимо проносятся несчастные устаревшие центры городков с каким-нибудь отелем, который раньше выглядел роскошно, а сейчас на фоне громадного безвкусного новодела вызывает смех. Мелькают облезлые фасады рабочих кварталов. На гребне скалы возвышается летняя вилла с башенкой и выступающими вперед верандами. Голубое здание молитвенного дома с полуциркульными окнами. Словно автографы тех, кто хотел увековечить свою эпоху с помощью красивой архитектуры. Возвести памятник самому себе. Эти люди надеялись, что потомки оценят их вклад. Но нет. Потомки при любой возможности беззаботно скидывают с себя ответственность за его сохранение.
Последнее время мне и самой хотелось бы обрести немного подобной предприимчивости, не отягощенной сентиментальностью. Удали и забудь. Двигайся дальше! А я вместо этого застряласижу на диване и всматриваюсь в никуда, а то и вовсе роняю слезы над клипами из Ютуба про зверьковкак им чешут брюшко или как они дружат, когда должны бы враждовать. Я же оказалась даже не в состоянии поддерживать связь с друзьямине переношу звук своего голоса, объясняющего, что мне все еще плохо. Пить кофе с подружками в кафе или обедать с ними в ресторанах и того хуже. Не хочу без необходимости навязывать им свое удручающее общество. Плач уже практически стал для меня способом времяпровождения. Жжение подступающих слез теперь знакомо мне не меньше, чем потребность сходить в туалет.