Ав туалет выходить можно будет? спросила я. Он рассмеялся.
Пока сирена не смолкнет, никуда выходить нельзя.
А как же быть с туалетом?
Как хотитетаким был ответ. Мама приспособила для этого большое жестяное ведро. Оно разместилось в углу убежища рядом со стопкой журналов и газет, которые предназначались в основном для чтения, но и туалетной бумагой служили тоже.
Если хочешь, чтобы я тобой гордилась, сказала мама, установив ведро на место, никогда им не пользуйся. Можешь забирать мою порцию джема каждый раз, когда, спустившись сюда, не воспользуешься ведром.
И я не пользоваласьв то время джем был для меня большой наградой.
Шевелись, Марго! торопила мама.
Я сердито уставилась на неестою в одном полотенце, а холод жуткийи нехотя двинулась следом. Распахнув дверь из гофрированного железа, мы обнаружили мою нелюбимую бабушкуспустив панталоны до лодыжек и подоткнув повыше юбку, она сидела на корточках прямо посреди убежища и мочилась в ведро.
На секунду показалось, что даже сирена смолкла, я слышала лишь, как с шипением бьет о стенки ведра струя мочи. В злополучном свете, падавшем сверху, видно было даже, как маленькие капельки брызжут на пол. На бабушкином лице застыл ужас.
Она помочилась, и теперь ей ничего не оставалось, как нащупать поблизости газету. Промокнувшись статьей из Телеграф, бабушка слезла с оседланного ведра, натянула панталоны. Потом взяла ведро, в котором плескалась теперь моча, и немало, а сверху плавал намокший обрывок Телеграф, и аккуратненько отнесла в угол. Избегая наших взглядов, чинно уселась справа на скамью, будто в церковь пришла в воскресенье, расправила плиссированную юбку. Взяла лежавший рядом роман, открыла. Бабушка держала книжку перед глазами, но смотрела, не мигая, в пространство.
Мы с мамой, ни слова не говоря, заняли место на противоположной скамье. Усаживаясь, я заметила, что у бабушки заалели щеки. Резкий запах мочи бил мне в носи маме, и бабушке, наверное, тоже. Он сделался четвертым обитателем нашего крошечного убежища.
Мама осторожно расчесала мои влажные волосы, терпеливо натянула на меня запасное платье, которое хранила под скамейкой для таких вот экстренных случаев. Я не протестовала, хотя еще не обсохла, а в убежище было очень холодно.
Думала, проговорила бабушка в тишине, переворачивая страницу, вас нет дома.
Мама перехватила мой взгляд, и я поняла: если смогу не засмеяться, она всю неделю будет отдавать мне свой джем.
Но я все равно засмеялась, и мама тоже.
Ленни и прощениеЧасть I
Скучали по мне?
Отец Артур вскрикнулнеподобающим для пожилого священнослужителя образом.
Ленни?
Я вернулась!
Отец Артур вскочил, постоял, схватившись за сердце, и не очень-то ловко выбрался из-за скамьи. Тяжело дыша, будто марафонец, только что пересекший финишную черту, он сглотнул и прохрипел: Да. Вижу. Я, знаешь ли, уже немолод. А стариков лучше не заставать врасплох.
Примечания
1
Из песни Как глубок океан на стихи Ирвинга Берлина.