Ее смущение заменила улыбка.
Да, по-моему, ты похож на наркомана.
Тот еще. К счастью, бывший.
Кейси расслабилась и откинулась на спинку заднего сиденья.
Значит, ты учился в университете Лас-Вегаса? Там ты изучал промышленное искусство?
Да, мы с братом изучали там искусство.
А потом Карнеги-Меллон?
Я отхлебнул кофе.
Ты задаешь слишком много вопросов.
У тебя много фотографий и дипломов на стене. Прежде чем я решила охладиться в твоем холодильнике, у меня было немного времени.
Я поставил чашку на стол, чтобы не расплескать кофе.
Такое не каждый день услышишь.
Это в моем стиле, сказала Кейси с печальной улыбкой, как будто это была старая шутка, которую она устала слушать. Но она отбросила ее в сторону.
Карнеги-Меллон где это?
Пенсильвания. Поговорим о погодном шоке. В первую зиму, когда я был там, я хотел впасть в спячку.
Слабак, сказала она, делая глоток кофе. Но от одного нытика перейдем к другому: на восточном побережье погода тоже слишком странная для меня. Я родилась и выросла в Сан-Диего, где, если идет дождь, люди сходят с ума.
Официантка принесла нашу еду. Я никогда не позволял никому есть диетическую еду, если они находились около меня, но запах, исходящий от тарелки Кейси, обволакивал насыщенный, мясной, жареный. Я посмотрел на свой салат, который ничем не пах, и попробовал немного, в основном ради Кейси.
Значит, в октябре у тебя открывается выставка? спросила Кейси, промокнув рот салфеткой. Очень жаль, что меня не будет рядом, хотелось бы увидеть это. Я буду в туре в течение, наверное, следующего миллиона лет.
Миллион лет это долгий тур. Надеюсь, вы любите путешествовать.
Она пожала плечами:
Эх, все не так хорошо, как кажется.
Не так?
Звучит неблагодарно. Большинство музыкантов отдали бы свою правую грудь, чтобы подписать контракт с лейблом и отправиться в тур по нескольким городам, верно?
Поскольку у меня нет груди, я не могу сказать наверняка, заметил я с усмешкой, но по моим профессиональным наблюдениям как твой водитель могу сказать, что не похоже, что ты хорошо проводишь время.
Она подняла глаза к потолку.
Что же меня выдало? Разгромленная концертная площадка или то, что я свалилась в обморок и блевала в твоем лимузине?
Все это.
Она улыбнулась.
Я скучаю по честной музыке безо всякой театральности, понимаешь? Раньше я любила просто сидеть с гитарой и сочинять песни. Подбирать рифф или искать нужную мелодию, а потом писать тексты.
Ты изучала музыку в Сан-Диего?
Нет, я вообще не училась в колледже, сказала она. Но я играла с детства. Моя бабушка подарила мне гитару, когда мне было десять лет. Я любила играть, но больше всего мне нравилось писать песни. Гитара была способом облачить мои слова в мелодию. Вообще это могло быть что угодно пианино, барабаны я просто хотела писать и петь.
Ты еще и поешь?
Теперь только подпеваю, сказала она, стараясь не встречаться со мной взглядом, И я больше не пишу свои собственные песни. Просто материал для группы.
Почему же?
Она рассеянно провела пальцем по линии брови. Волосы у нее были светлые, но брови темные. И идеальные.
Теперь мы одна команда. Я пишу для нас, говорила Кейси. Но в каком-то смысле это лучше для меня. Мне нужна группа. Она взглянула на меня сквозь опущенные ресницы. Я не очень хорошо справляюсь сама.
Я кивнул, изо всех сил стараясь придумать какое-нибудь конструктивное замечание. Чтобы сосредоточиться на ее словах, а не на деталях ее лица.
Я чувствую, что все движется так быстро, продолжала Кейси, и у меня нет времени сидеть и выяснять, что у меня внутри. Например, чем я хочу в жизни заниматься? То ли это, что я хочу делать быть рок-звездой? Половина меня говорит: «Черт возьми, да!» Другая половина боится.
Чего боишься?
Образа жизни. Гулянок. Я чувствую, что живу по инерции, чтобы не принимать никаких реальных решений. Я просто следую за группой, играю очень громкую музыку и много пью, потому что
Потому что?.. мягко спросил я, и она небрежно пожала плечами, хотя ее слова и говорили о важном.
Потому что мне больше некуда идти. Образ телохранителя, выносящего ее из клуба прошлой ночью, вспыхнул в моем сознании, как и рекламный снимок, где она показывает миру средний палец. Жесткая и уязвимая одновременно.
«Она кажется потерянной».
Кейси откинулась на спинку сиденья и махнула рукой, словно ее слова были сигаретным дымом, который нужно было развеять.
Во всяком случае, это моя жуткая похмельная история.
Я знал, что это не все. У меня сложилось впечатление, что у нее было больше историй и больше песен.
Между нами повисло молчание, пока я потягивал свой остывший кофе без кофеина. С полдюжины раз я собирался начать, желая поделиться с ней чем-нибудь. Чем-то глубоко личным, как будто за каждую такую историю выдавались очки, и теперь их количество нужно было выровнять.
Но моя персональная история была слишком личной. Слишком темной. Кейси Доусон светилась, и я не мог вынести мысли, что моя глубочайшая правда окутает ее, как саван, затмевая ее свет своей ужасной концовкой.
Я поиграл под столом своим медицинским браслетом. Я мог бы, по крайней мере, сказать ей, почему я должен был съесть гребаный салат вместо гамбургера. Я начал было, но тут появилась официантка с кофейником. Она снова наполнила кружку Кейси, затем начала наполнять мою.
Кейси протянула руку и накрыла мою кружку.
Подождите! Это обычный? Он может пить кофе только без кофеина! Официантка с тихим вскриком отдернула кофейник.
Черт, милая, я чуть не ошпарила тебя.
Мне очень жаль, сказала Кейси. Я просто это важно. Она взглянула на меня.
Это не стоит того, чтобы ты обожглась, сказал я. Но этот жест тронул меня.
Я принесу другой чайник, сказала официантка и раздраженно удалилась.
Кейси снова положила руку на колени, и ее щеки порозовели.
Извини. Я немного разволновалась.
Ты чуть не довела до одиннадцати, сказал я, полагая, что цитата из фильма восьмидесятых годов сгладит ситуацию.
Она вскинула голову, улыбка вспыхнула на ее лице, как рассвет.
«Это Spinal Tap!», воскликнула она, классика.
Я вглядывался в ее глаза, чувствуя притяжение между нами, теплое и тягучее.
Спасибо, что следишь за моим кофе, сказал я, это очень важно.
Ее взгляд смягчился:
Может быть, объяснишь мне, почему?
Я мне пересадили сердце, сказал я.
О, произнесла она, откидываясь на спинку сиденья. Ее глаза смотрели куда-то вдаль, потом она резко тряхнула головой, пересадка сердца. Но ты так молод. Двадцать пять?
Двадцать шесть. Вирусу, который разрушил мое сердце, было наплевать, сколько мне лет. Я грустно улыбнулся. Вирусы такие придурки
Кейси не улыбнулась. Она указала на мое запястье и медицинский браслет:
Можно посмотреть?
Я скользнул рукой к ней по столу.
Она перевернула прямоугольную бирку, со стороны, на которой изображался красный глянцевый крест на ту, где были слова.
Пациент с трансплантацией сердца. Смотреть карточку в кошельке, Кейси посмотрела на меня. А что на карточке в кошельке?
Экстренная контактная информация, моя группа крови, бла-бла.
Ее взгляд давил на меня.
Бла-бла?
Что делать, если я попаду в беду.
Она кивнула. Сейчас она спросит, в какие неприятности я могу попасть, и я придумаю что-нибудь о побочных эффектах лекарств, про что гораздо лучше услышать, чем про полную остановку сердца.
Но вместо этого она спросила:
Это было недавно?
Почти полтора года назад.
Ее глаза расширились:
Это совсем недавно. Она отпустила бирку, и ее ладонь легла на мою. Застывшее, тихое мгновение, затем ее ладонь скользнула к моей ладони. Ее пальцы сомкнулись вокруг моих и замерли. Я смотрел, как мой большой палец опустился на костяшки ее пальцев и медленно погладил их.
Официантка вернулась с кофе без кофеина. Выражение ее лица было кислым, пока она не увидела наши руки. Она улыбнулась и наполнила мою чашку.