Из горла Коноваленко вырвался то ли всхлип, то ли рыкОн встряхнулся, приводя себя в порядок. Огляделся по сторонам, даже не заметив, что за своими мыслями пришел к собственному дому.
Сука! выругался он, быстро поднимаясь по лестнице.
Дверь в квартиру была приоткрыта. Валентина мыла пол, задрав до колен полы длинного домашнего халата. Не замечая её, он прошел в комнату, наследив грязными сапогами.
Андрей!
Ты он вернулся, подскочил почти вплотную к ней, вглядываясь в её лицо, ища в нем признаки лживости, обмана, изменыНет Ты!
Что-то случилось? нет, у Валентины были все те же жадные до поцелуев губы, та же улыбка, те же глаза, как два омута, смотрящие на него, ища поддержки и защиты, как и много лет назад.
Тварь! он очень хотел куда-то выплеснуть эту боль, которую терпеть не было сил. Кулак с треском врезался в стену совсем рядом с головой Вали. Она испуганно всхлипнула, зажав красивый лживый рот ладонью.
Андрей
Лживая тварь! закричал он, отходя подальше, чтобы не сорваться, не ударить её. ТыТы мне изменяла! выкрикнул он ей в лицо, а по лицу потекли слезы. Это было так необычно, видеть взрослого сорокалетнего мужика с текущими по небритым щекам слезами и жуткой всепоглощающе ненавистью в глазах.
Андрюш Валентина попыталась обнять его, но он вырвался, оттолкнув её к стене.
Сволочь! Ты сволочь! орал он, неожиданно для самого себя пнув ногой стол. Тот опрокинулся на бок, зазвенела посуда. Валя закричала. Обхватила голову руками, зарыдала от боли и обиды. ДаОна казалась сама себя сильной, старалась быть сильной, но в первую очередь она была просто женщиной.
Я
Ничего не говори! Слышишь! Ничего! Коноваленко схватил её за руки и грубо встряхнул, словно тряпичную куклу. Хватит вранья! Наслушался!
Валя сползла на пол, громко рыдая, свернувшись клубком у ног мужа.
Не говори мне сейчас ничего! МыМы забудем все это! Забудем! Все! Баста! Хватит! Я посажу твоего ублюдка! Этого молокососа, который посмел прикоснуться к тебе! Он исчезнет из нашей жизни! Ты забудешь его, и у нас будет все хорошо! Идеальная семья! Слышишь он наклонился к плачущей Валентине. Не будет ничего! Мы его сотрем! Сотрем, как неудачный отрывок из романа, и начнем все заново! Слышишь!
Я его люблю тихо проговорила Валя, заслоняя лицо, опасаясь, что муж все же ударит ее, но тот лишь только зло процедил сквозь зубы:
А меня уже нет? сквозь слезы, непрерывным потоком текущие по лицу, она покачала головой.
Как полюбила, так и разлюбишь! кивнул Андрей, вставая с колен, на которые опустился, чтобы видеть глаза супруги. У меня сейчас карьера. Разводиться мне никак нельзя! Какой начальник без жены? Смех один глаза его отдавали безумием, захлестнувшим Коноваленко откуда-то изнутри. нетразводиться нам нельзя! Да и не дам я тебе никакого развода. Клименко посадим. Пусть посидит, подумает, как у старших товарищей жен отбивать! Прав был Секретарь, таких наказывать надо!
Андрюшнене надо
Надо, Валя! Надо! Посадим и будет сидеть! Был бы человек, а дело найдется! А ты, ты будешь со мной! Никуда не денешься он суетливо забегал по комнате, наводя порядок.
Я люблю его
И люби себе на здоровье! Если любишь, то будешь со мной рядом, а не с ним! Иначе
Иначе что? тихим несчастным голосом уточнила Валя.
Иначе расстрелЯ ему такое дело сошью, что либо десятка и ты со мной, либо.... он прислонил палец к виску жены и сделал вид, что стреляет. Расстрел, мать еёВот так вот
Я
Тихо! Тише он погладил её по кучерявым волосам, спускающимся к шее, когда-то она любила, если он так делал, мурлыкала, как кошка, а теперь разрыдалась. Мы нужны друг друга! Нужны, ВалечкаЯ тебе, чтобы спасти твоего хахаля, а ты мне, чтобы спасти карьеру он поправил форму,приглаживая волосы возле зеркала, которое осталось чудом целым после такого скандала. Я на службу, а ты ужин приготовь, к нам гости придут Сегодня каждое слово давалось ему с огромным трудом. Он будто выдавливал его из себя, стараясь сделать вид, что ничего не произошло.
Ну вот и хорошо, на прощание он чмокнул её в щечку, оставляя след холодных губ на мокрой щеке. Она отшатнулась, потирая место поцелуя, словно ее туда укусила змея, провожая его долгим пронзительным взглядом.
ГЛАВА 18
Яркий свет с трудом пробивался сквозь неплотно закрытые ресницы. Я видел белую комнату, аккуратную мебель, столик со стульями и какой-то ящик. На нем что-то было неясно нарисовано чем-то ярким, но сосредоточиться и рассмотреть его, как следует, не получалось. По комнате, в которой я лежал бродила неясная женская тень в белом медицинском халате, из чего я сделал вывод, что нахожусь в лазарете управления. Фигура медсестры была настолько похожа на Валечкину, что я помимо воли прошептал:
Валя
Женщина обернулась, бросилась ко мне. Сильный яркий свет бил по глазам, и я закрыл их окончательно, анализируя свои ощущения. Тело ныло и болело, отзываясь страданьем на те непотребства, что я сотворил с ним в последнее время. Грудь жгло, но уже другой, тупой ноющей болью, почти беспрерывной и уже какой-то привычной. Во рту было сухо, как в пустыне. Губы слиплись, покрывшись прозрачной пленкой.
Пиить выдавил я из себя, так и не открыв глаза.
СейчасСейчас! раздался над головой женский голос. Она пошевелила мои конечности, потрогала лоб. Рука была нежная, гладкая и жутко холодная.
Сильный жарНадо звать врача! Я сейчас!
Стукнула дверь. Я не видел, как она вышла. Глаза открыать было больно. В них, словно насыпали песка. Они остро реагировали на яркий свет, почти так же, как и уши на громкие звуки. Сколько я провалялся без сознания? День, два? А может неделю? А может и час? Осторожно, постепенно раскрывая глаза, я взглянул на себя. Грудь туго обтянута бинтами, словно пулеметными лентами. Ноги укрыты тонкой несвежей простыней, спадающей на грязный деревянный пол, истоптанный чьими-то грязными ботинками. Так с осмотра собственного тела, я вернулся к обзору комнаты, в которой находился. Ящик с непонятной мне аббревиатурой оказался медицинским сейфом, рисунок на нем красным крестом. Панцирная кровать, на которой я лежал, стояла в самом углу узкой, как пенал палаты. Ничего лишнего в нем не было. Шторы на окнах тоже отсутствовали. По ту сторону виднелись выкрашенные белым цветом крепкие, даже на вид, решетки. Никогда бы не подумал, что в нашем ведомственном лазарете такая скудная обстановка.. Попытался приподняться, но боль в груди не дала даже шевельнуться. Я застонал и прекратил всякие поползновения встать.
Вот! дверь распахнулась настежь, на пороге показалась та самая медсестра, увидевшая первой мое пробуждение, а за ней строгий доктор с клиновидной бородкой «под Калинина» в очках. Я значит убираюсь тутаА он, как завопит! Вера! Вера! ПитьЧестное слово, Иосиф Львович, будто мертвеца увидела! медсестра торопливо перекрестилась, смутилась от этого движения, покраснела и выбежала в коридор. Нынче креститься было не модно! Религияопиум для народа! Я выдавил из себя саркастическую усмешку.
Улыбаетесь, гражданин! Уже хорошо! улыбнулся доктор, заходя в палату и плотно прикрывая за собой дверь. По ушам резанула непривычное гражданин. Какой я ему гражданин?! Я товарищ, в крайнем случае друг, но гражданин?!
Врач присел рядышком, придвинув к кровати табурет. Померял пульс, осмотрел склеры, заставил показать язык, будто в детстве. Мешать распросами я ему не стал, пусть человек занимается своим делом, и лишь, когда он удовлетворенно кивнул чему-то своему и отошел помыть руки к настенному рукомойнику, я позволил себе поинтересоваться:
Жить буду, доктор?
Скорее всего, молодой человекСкорее всего, покачал головой врач, тело молодое, организм здоровый, выдержал нагрузку. Теперь остается ждать, что вы пойдете на поправку.
А сколько
Неделю, максимум полторы и будете ходить. Хотя в вашем случае я бы не торопился.
Я не о томСколько я провалялся в этом лазарете без сознания, улыбнулся я, ничего не помню
Не мудрено! Такие раненияТоварищ следователь вообще давал лишь десять процентов на то, что вы очнетесь! улыбнулся доктор. Его халат распахнулся, и я с удивлением заметил под ним черную арестантскую робу.