Ему открыл служитель, сильно смахивавший на дом, широкий, немолодой, одетый просто, но в кафтан из хорошего и плотного немаркого сукна, цвета вер-де-гри, и чулках свежих, плотно натянутых, хотя не шелковых, а шерстяныхздешний хозяин заботился о здоровье слуг.
Барин дома, Григорий Фомич? спросил Бориска. Я ему гостью привез, так и скажи.
Барин уже укладываться собрались, строго отвечал служитель, ну да для вашей милости выйдет. Давайте тулуп, я повешу.
Бориска помог Федьке снять шубкуах, шубка-то старая, как бы живописец не понял, что этой особе можно и гроши заплатить, она к большим деньгам не приучена
Пожалуйте в гостиную.
Тут уж Бориска пропустил Федьку вперед, и она вошла, немного робея.
Гостиная была невелика, убрана опрятно, без роскошиесли не считать картины на стенах. Григорий Фомич зажег свечи, водрузил на стол подсвечник и пошел за барином, а Бориска ухватился за раскрытую книжку, горбом вверх лежавшую на диване.
Гляди-ка, сказал он Федьке. Мармонтель, да в русском переводе! Роман «Инки»ну, это не всякому любопытно. Знаешь, кто такие инки?
Федька не зналалитература у балетных была не в чести, недаром читатель Бориска слыл придурковатым, и чтением для самых образованных служил кургановский «Письмовник» с его краткими, чтобы не утомить читающих, рассказами и повестушками. И ей было безразлично, что где-то в Америке жили какие-то люди чуть ли не до Рождества Христова. Она даже не могла бы показать на глобусе эту самую Америку, хотя не так давно там какая-то страна воевала за свободу, и рассказывали, будто туда поехал драться даже какой-то молодой французский маркиздома ему не сиделось Прозвание маркиза в Федькиной голове застряло, но где-то затерялось, и она пыталась припомнитьвидела же и портрет остроносого красавчика с пронзительным взглядом, и имя под ним! когда в гостиную вошел хозяин дома.
Взгляд у него, строгий и испытующий, былни дать ни взять, как у того маркиза.
Здравствуйте, сударь, простите нам поздний визит, но спектакль совсем недавно окончился, сказал Бориска. Вот я привез девицу Бянкину. Сударыня, честь имею представить господина Шапошникова.
Это был мужчина старше тридцати, с простым округлым лицом, кабы отрастил бородуни дать ни взять оброчный мужик, пешком пришагавший в столицу на заработки откуда-нибудь из-под Порхова; ростомвыше среднего, сложениякрепкого, танцевать в балет его бы уж точно не взяли. Когда он заговорил, обнаружилась приметанекоторое расстояние между верхними резцами. Федька вспомнилав уборной толковали о признаках мужской страстности, и эту зубную прореху тоже упоминали. Она посмотрела на живописца с тревогойвот только его страстности недоставало Но он ответил ей преспокойным, даже высокомерным взглядом, говорившим: такие, как ты, мне не надобны. Вот и слава богу, подумала Федька.
И тут раздался голос из угла.
Спр-р-раведливость востор-р-ржествует! возгласил он.
Проснулся оратор. Накинь на клетку платок, сказал господин Шапошников Григорию Фомичу. Рад знакомству, сударыня.
Ну, тихо, Цицеронушка, тихо, забормотал Григорий Фомич, окутывая попугаеву клетку.
Я также рада, отвечала Федька и присела.
Вам господин Надеждин все объяснил?
Федька не сразу вспомнила, что Надеждинэто Бориска.
Да, сударь.
Сегодняшний вечер то, что от него осталось, сударыня, посвятим знакомству. Писать вас при таком освещении решительно невозможно, писать я буду утром. Для обнаженной натуры нужен утренний свет. У меня есть подходящая комната.
Утром я не могу, репетиция, печально сказала Федька.
А ты скажись больной, посоветовал Бориска. У вас, у женщин, есть известная хворьне побежит же Вебер к тебе домой проверять!
Сегодня я могу вас посмотреть и сказать, подходите ли вы мне. Григорий, отведи ее милость в палевую комнатку, пусть приготовится.
Как приготовится? спросила ошарашенная Федька.
Вам придется раздеться, сударыня. Я хочу быть благонадежен, что вы мне подходите.
Я не смогу одна.
И это было чистой правдойчтобы скоро управиться со шнурованьем, требовалась помощь.
У меня в хозяйстве женщин нет. Господин Надеждин, вас не затруднит? сохраняя высокомерное выражение лица, полюбопытствовал Шапошников. Федька понялаБориска, рассказывая, изобразил ее своей любовницей. Сперва стало неловко, а потомнаступило известное ей ледяное состояние: пропади все пропадом, мне от этого человека нужны деньги, и я их заработаю. Что он при этом обо мне будет думатьне моя печаль!
Именно в таком состоянии она разучивала антраша-сиз и пируэтыплевать, что не дадут выбиться в первые дансерки, плевать, что ее турдефорсы оценят лишь товарки в зале, заноски в антраша будут четкими и спина в пируэтахкак струна, прочееневажно.
Палевая комнатка оправдывала названиеобои в ней были соломенные, нежного цвета, со скромной вышивкой, и Федька подумалабез женщины не обошлось. Кроме обоев имелись кровать, стул, старый комод и туалетный столик. Видимо, здесь обитали гости.
Повернись-ка, сказал Бориска и поставил подсвечник на туалетный столик.
Господин Шапошников в гостиной меж тем приказывал Григорию Фомичу зажечь еще свечи.
Федька, расшнуровавшись, разделась быстротеатральное ремесло приучает к скорому обхождению с одежками, и когда за пять минут нужно преобразиться из вакханок в пейзанкиосваиваешь сие искусство, иначе все жалованье уйдет на штрафы.
Она осталась в одной сорочке и в чулках. Тут вдруг сделалось неловко.
Хочешь, я отвернусь? спросил Бориска. Или ты ступай, а я тут останусь?
Нет.
Она сдернула и сорочку, и чулки, босиком вышла в гостиную. Господин Шапошников ждал ее с подсвечником в руке. Несколько мгновений оба молчали.
Благодарю, холодно сказал господин Шапошников. Повернитесь.
Тут следы от подвязок они пройдут!..
Благодарю. Ваше тело мне подходит. У вас хорошая линия бедер и лядвей, талия весьма достойная, грудь охотницы Дианы, это прекрасно. Ступайте, одевайтесь, можете не шнуроваться.
Отчего?
Я предлагаю вам переночевать здесь, чтобы с утра вы были свежей и не беспокоились о подвязках. Все потребное у меня естьГригорий принесет дамский шлафрок и большую шаль, утром я пошлю его в Гостиный двор, коли что понадобится.
Федьке было неловко глядеть в лицо господину Шапошникову, она смотрела на его туфлиновые, с модными стальными пряжками, и стоял господин Шапошников именно так, как учат балетных танцовщиков, почти в третьей позиции, носками врозь.
Уж в чем, в чем, а в ногах Федька разбиралась. Если бы мужская часть труппы высунула из-за нарочно изготовленного занавеса голые ноги, она бы точно сказала: вот эти, с удлиненной узкой стопой и высоким подъемом, румянцевские; эти, по-женски гладкие, с худеньким коленом, Борискины; эти, слишком тонкие, но в колене красиво выгнутые, Трофима Шляпкина. Господин Шапошников имел ноги крепкие, с отчетливо вылепленными икрами, и на видочень сильные.
Ладно, подумала Федька, ты на мои ноги таращишься, я на твои ноги таращусь, вот мы и квиты.
Да ступайте же! господин Шапошников несколько повысил голос. Я живу без роскоши, но чай и пряники могу предложить. Насколько знаю, танцовщики ужинают поздно.
Федька, почему-то пятясь, вошла в палевую комнатку.
Ну что? спросил Бориска.
Там мне шлафрок и большую шаль обещали, принеси, ответила Федька, решив, что шнуроваться уже незачем. Накинув сорочку, она села к зеркалу. Свет двух сальных свечек был именно таков, как требовалось, скрывал недостатки лица. А то, что грудь, как у Дианы-охотницы, она зналавидела картины, когда вызывалась для танцев в Эрмитажный театр. Только ей всегда казалось, что это не очень хорошогрудь у красавицы должна быть пухленькая, пышная.
Он доволен?
Да. Только как бы вперед денег взять? Потолкуй с ним, Христа ради. Ты же знаешь, на что деньги нужны.
Ты, матушка, дурью маешься.
Не твоя печаль.
Бориска вышел и принес шлафрокне шитый золотом, а просто теплый, темно-синий, очень широкий. Минуту спустя появился Григорий Фомич. К удивлению Федьки, он и маленький чепчик достал из комода. Видимо, какая-то молодая толстушка в этом доме бывала, отчего бы нетгосподин Шапошников кавалер изрядный.