Ска- зал совершенно спокойно:
- Все это длилось много лет... Твой теперешний собеседник из шкуры лез вон, устраивал какое-то подполье, делал тысячу глупостей, сидел в тюрьме, между прочим, и довольно долго... Чего ради?.. Ивар, этот Ка- мень, у которого ты сидишь... Последний из оставшихся Камней. Мы при- везли его сюда... Это называется "святыня". Не имеющая никакой утили- тарной функции, совершенно бесполезная вещь. Ты слышал, как говорят - "клянусь святыней"?
Ивару и самому случалось так говорить. Но он, конечно, не имел в виду никаких камней.
- Ивар... Я говорю неясно. Паршивый из меня педагог, но ты хоть чуть-чуть... понял?..
Ивар открыл было рот - но в тот же момент оба вздрогнули от прон- зительного, сверлящего писка. Барракуда дернул рукав - на белом брасле- те пульсировал зеленый огонек.
- Да, - Барракуда поднес браслет к щеке.
Ивар не мог разобрать слов - только голос, незнакомый, быстрый, напряженный. Лицо Барракуды сделалось жестким. Как камень.
- Давайте посадку, - пробормотал он сквозь зубы. - А мальчик будет со мной.
Незнакомый старик вошел в зал, сопровождаемый двумя угрюмыми муж- чинами, настороженными, как конвоиры. О чем-то отрывисто распорядился Барракуда - прошла минута, прежде чем Ивар понял, что стоит перед собс- твенным отцом.
Старик, безусловно, когда-то был Командором Оновым; Ивар узнал бы отца в любом обличье - пусть седая щетина, пусть проваленные воспаленн- ые глаза, пусть наполовину поредевшие волосы... Но стоящий перед ним человек уже не был Командором. Некогда испепеляющие глаза его утратили и волю, и властность остались страх и мольба.
Ивар глядел в эти затравленные глаза, и сквозь шум в ушах до него доносились обрывки фраз:
- Один... Я прилетел один... Я безоружен...
- ...снова?
Глухой голос Генерала:
- Барракуда... недопустимо...
Желтый огонек на дне выпуклых глаз:
- Я неясно объяснил?!
Да, Генерал не хотел оставлять наедине Барракуду, Ивара и Онова; Барракуда резко одернул его, и тогда они ушли, оглядываясь - угрюмый Генерал, конвоиры, изгнанная из-за пульта Милица, еще кто-то, кого Ивар не успел увидеть...
Отец перевел дыхание. Он дышал тяжело, как после долгого бега, или - Ивар вздрогнул - как тогда в невесомости, в полумраке, в обнаженном трепещущем клубке... Он поспешил прогнать воспоминание. Уничтожить. Стереть.
- Ивар...
Вместо того, чтобы обрадоваться встрече с отцом, он испугался.
- Ивар, сынок...
В голосе Онова скользнуло нотка, от которой на голове у Ивара за- шевелились волосы. Онов медленно повернул к Барракуде серое старческое лицо:
- Слушай, Коваль... Я пришел... За своим мальчиком. За своим единственным сыном...
Барракуда понял сразу - Ивар услышал, как он со свистом втягивает воздух.
- За своим единственным сыном...
Ивар еще не понимал.
- Я... Своей рукой погубил своего.... Саня умер час назад... Са- ня...
В сознании Ивара будто некрепко защелкнулась щеколда, запрещающая понимать слова отца и по-настоящему верить в них. Нет, спокойно сказал он себе. Так не бывает. Я не слышу. Не слышу.
- Коваль... Я привез тебе заложника. Лучших, чем я, заложников те- бе не сыскать... Тебе будет все. Все, и даже больше. Мы отдадим тебе все... А ты отдай мне сына. Отдай! Ничего не осталось. Возьми Город на разграбление... Отдай мне моего сына!..
Ивар задрожал. На его глазах отец метался, как заглоченная капка- ном жертва; на глазах сына он молил врага о помиловании - о чем-то большем, нежели просто дарованная жизнь.
- Ты получишь... все. Никто не станет преследовать тебя. Этот мальчик дороже, чем... Возьми меня заложником. Отпусти его.
Голос отца шелестел, как струйка песка на дне вентиляционной шах- ты.
- Я потерял одного сына... Я не могу потерять другого...
Саня, подумал Ивар.