Она откинула вторую койку - и села, как до этого Барракуда. Поста- вила рядом свою тяжелую черную сумку:
- Очевидно, ты некоторое время пробудешь... у нас. В наших инте- ресах, чтобы ты чувствовал себя как можно лучше.
Он не удержался и хмыкнул. Она будто не заметила, извлекла из складок одежды старенький блокнот, снова подняла на Ивара свою прозрач- ные странноватые глаза:
- Сколько тебе лет?
В голосе ее чуть заметно скользнул металл - это была профессио- нальная привычка вести разговор с пациентом. Ивару была знакома эта властная манера все врачи в Городе, будучи при исполнении обязан- ностей, держались именно так. Врачам всегда подчинялись - и Ивар, и да- же отец; повинуясь давно выработанному рефлексу, он глухо ответил:
- Одиннадцать.
Пальцы ее легли на клавиши блокнота:
- Ты когда-нибудь болел? Я имею в виду, серьезно?
- Никогда, - процедил он сквозь зубы. - Не болел и не заболею, не бойтесь, и он отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен и хорошо бы оставить узника в покое.
Но тонкогубая женщина не ушла. Щелкнули замки на черной сумке:
- Хорошо. Ладно... Ты, к сожалению попал в иную микросреду... Зна- ешь, что такое микросреда?
Ивар молчал, глядя в стену. Ему вдруг показалось, что это не мяг- кая бежевая стенка комнаты, а сырой, покрытый плесенью камень подзе- мелья.
- Непривычное сочетание факторов... Среди них могут быть болезнет- ворные... Сделаем прививку, ты не возражаешь?
В руках у нее что-то блеснуло; Ивар скосил глаза - и обомлел.
Белое, безжалостное железо. Какие-то иглы, резиновые наконечни- ки... Нет, шприц-пистолет он видел и раньше, но ЭТО походило больше на орудие пытки.
Все прививки Ивар получил в младенчестве. Те немногие лекарства, что достались ему на протяжении жизни, были заключены в яркие ароматные капсулы.
Женщина ловким, видимо, привычным движением зарядила ампулу в приспособление, похожее на шприц-пистолет. Нет, скорее на древний шприц-пистолет тысячелетней давности; Ивару показалось, что из резино- вого наконечника на миг выглянуло стальное жало. Игла! Так оно и есть...
Он внутренне заметался, забился, бросился бежать... И остался не- подвижно сидеть на койке, разом утративший все свои силы.
- А почему ты до сих пор в комбинезоне? Ты что, и дома ходишь в верхней одежде, а?
Ее слова текли мимо его сознания, болезненно отдаваясь в ушах. Схватили, заперли... Но зачем же, ради святыни, еще и мучить?! Разве он знает секреты, которых можно домогаться под пытками?
- ...Слышишь, Ивар? Сними комбинезон. Не хочешь - закатай рукав...
Настоящая игла. Толстенная иголка из белого металла.
...Ржавый скрежет дверных петель... Вслед за низкорослым палачом в проеме показался холщовый мешок, помещавшийся у карлика на плечах. Ог- ромный, гремящий железом мешок отвратительных инструментов.
Пылает огонь в жаровне. Малиновые от жара крючья... Игла.
Он забился, как птица, которую поймали руками. Больно ударился ко- леном, бросился к двери... Заперто. Заперто, а комната такая маленькая, и негде спрятаться...
Узкая дверь в уборную. Рывок...
ОНА преграждает путь, хватает за плечо, белесые брови сжаты, узкие губы неприятно шевелятся:
- Ивар... спокойнее... что ты... смешно... стыдно...
Новый рывок. Зачем ткань его комбинезона так прочна, он бы вырвал- ся... Но до узкой двери уже не добраться, он отброшен на койку, и над ним нависает игла:
- Ивар!
Палач усмехается, глубокие, довольные складки на вислых щеках... Не уйдешь... Цепи коротки... Засовы надежны...
- И-вар!!
Он ударил ее ногами. Она отшатнулась - но замешательство ее тут же сменилось гневом:
- Щенок!
Цепкие пальцы поймали его за шиворот. Она женщина, но она старше на много-много лет, она сильнее... Пока сильнее. Но ему никогда не стать взрослее, его сейчас замучают...
Его снова бросили на койку - на этот раз сильно, грубо.