Я тут подумал, сын: пора тебе начинать серьезно заниматься делами фермы. Я доверяю тебе вопросы аренды и налогов
Не успел отец договорить, как София спрыгнула с колена брата и зашлепала босыми ногами к своему стулу, а по пути почти криком заявляя:
У тебя, папа, куча помощников, зачем тебе еще и Живчик? Пусть он учится, а потом мы вместе с ним уедем в красивый город.
София! окликнула Хелен дочь и тревожно взглянула на Ланца.
А ты куда собралась? насмешливо спросил отец у Софии, косясь на сына и на жену.
Я не хочу жить на ферме всю свою жизнь! Я буду учиться, стану умной и богатой и выйду замуж за киноактера, а не за грязного соседа-фермера.
Хелен и Брайан стиснули зубы от напряженного ожидания реакции отца на столь откровенное заявление.
Грязные фермеры! Кто тебя этому научил? возмущенно вскрикнул Ланц и хлопнул ладонью по столу так, что задребезжала посуда.
Маленькая София не столько испугалась тона отца, сколько резкого звука удара по столу, но смело выправила спину и упрямо смотрела в глаза отца.
Не кричи на меня, а то я буду плакать! угрожающе топнула ногой она. Мне так крестный сказал. А я ему верю.
Опять Бен! Ты снова околачивалась в клинике? взревел Ланц. Сколько раз я говорил тебене смей туда ходить?
Хелен прикрыла ладонью губы, боясь вымолвить лишнее слово и вызвать у мужа еще более бурную реакцию.
Он мой крестный! сердито выкрикнула София дрожащим голосом от подбирающихся к горлу слез.
Замолчи, дрянная девчонка! соскочил со стула тот.
Ланц! окликнула мужа Хелен.
Отец! привстал Брайан.
Милинда испуганно прижалась спиной к кухонным шкафам и, втянув голову в плечи, захныкала. Хелен подошла к ней, повернула дочь к себе лицом и притянула к бедру.
Тише, Лин. Все хорошо Ланц, не кричи. Софи всего лишь ребенок
Она ребенок?! повторил раздраженно Ланц. Да она еще тебе такое покажет, что не рада будешь, что на свет ее родила! Я в ее возрасте понимал, что значит земля, ухоженная своими руками, что значит труд отца и матери А эта девчонка совершенно неуправляемая и не ценит то, что мы ей даем!
Ланц!
Хелен оставила Милинду и быстро подошла к мужу. Она погладила его по руке и успокаивающим тоном проговорила:
Ланц, не злись, прошу тебя Она не понимает, что говорит
Очень надеюсь на это!
Брайан, отведи сестру в ванную, она все равно уже наелась пончиков, попросила Хелен.
Брайан напряженно выдохнул, молча взял сестру на руки и унес с глаз отца. Она и не сопротивлялась: не хотела показывать своего испуга поведением того.
София, я тебя очень прошу, не разговаривай так с отцом! Однажды он может тебя выпороть! убедительно попросил Брайан сестру, усадив ее на край ванны.
Я его сама выпорю! ответила хныча София.
Ладно, я тебе помогу, засмеялся брат и, заметив слабую улыбку на лице сестры, сменил тему разговора. Знаешь, сегодня я встретил одного замечательного парня, мы подружились! Как-нибудь я возьму тебя к нему в гости.
Куда?
В Эль-Пасо.
В Эль-Пасо! Ура-а! Я так хочу туда попасть! оживилась София, и ее лицо просияло от радости.
Тише, тише, не кричи, тебя может услышать отец, и мы даже не успеем найти ремень.
Малый Анжелес, май 1982 года
Сегодня в 12:00 на кладбище городка Малого Анжелеса Джордж Синкли в последний раз взглянул на Барбару Синкли, мать его детей, и кивнул служащему кладбища, чтобы гроб накрыли крышкой и опустили в яму.
Прощай, Барбара, надеюсь, на небесах тебе не дадут спиться, скрипучим голосом проговорил Джордж, усмехнулся своему остроумию и, поежившись от прохладного ветра, пошел прочь из парка смерти.
У дома отца встретила четырнадцатилетняя дочь Мэри, худенькая рыжеволосая девочка с большими зелеными глазами. Она обиженно посмотрела на мужчину за то, что он не позволил ей пойти на кладбище, и скрестив руки на груди, взглядом проводила его в дом.
С того дня, как скончалась ее мать при очередном приступе эпилепсии, Мэри уединилась в своей комнате на чердаке и ни с кем не разговаривала, ничего не просила, не появлялась в школе и отказывалась есть, когда брат и отец звали ее к столу. Мать Мэри была алкоголичкой, распутной и легкомысленной женщиной. Ее несколько раз запирали в психиатрической клинике, но, когда Джордж отказывался платить за лечение, снова отпускали, и она почти сразу же возвращалась к привычному делу.
Барбара никогда не рассказывала дочери, что заставило ее пойти по такому пути. Мэри всегда знала, что, если она обратится к матери с просьбой о чем-нибудь, та обязательно поможет ей. Мать была единственной в доме Синкли, кто, несмотря ни на что, заставлял Мэри быть непохожей на всех родственников, вдохновляя ее на отстаивание своих принципов, делясь жизненными советами и хитростями, защищая от брата и отца.
Джордж и пятнадцатилетний Клинт Синкли работали на заводе грузчиками, а в свободное время злоупотребляли марихуаной и виски. И в эти часы Мэри приходилось не сладко. Она пряталась, как могла, уходила из дома, но вместе со зловонным перегаром, бранью и унижениями ей не раз приходилось испытывать на себе кулаки отца. В ее маленькой красивой головке никак не укладывались мысли о том, что же она такое сделала или не сделала, что заслужила несправедливое обращение к себе. Иногда ночью девочка просыпалась от мучительных, удушающих снов в насквозь мокрой майке и, еще долго дрожа от отчаяния и страха, ощущая вспышки ярости и тут же заглушая их, не могла уснуть.
Джордж неоднократно повторял дочери, что если она только посмеет показать свой характер, то тут же лишится дома и всего, что имеет. Отец никогда не церемонился с дочерью или женой. Для него они были обузой, лишними ртами. Тем более что он был уверен в своем отцовстве только Клинта, вероятно, потому что тот был похож на него и внешне, и характером.
Сейчас Мэри стояла на крыльце и пустым, холодным взглядом смотрела на отца. Она молча ненавидела его. О, как она его ненавидела! Но ощущение своей слабости, незащищенности и горе, пережитое с потерей единственного близкого человека, не давали ей сил на борьбу с безжалостными обстоятельствами. Она вышла посмотреть на отца словно хотела получить печальное подтверждение тому, что больше никогда не увидит мать и не почувствует ее заботу.
Джордж не заставил дочь долго ждать, остановился в двух метрах от нее, прищурился, злорадно усмехнулся и всегда неприятным для Мэри голосом заявил:
Все! Сдохла твоя защитница! Теперь, моя дорогая, уборка, стирка, едана твоих плечах.
Мэри не отвечала. Ее сердце сжалось в комок. Она смотрела в пустоту, сквозь отца. Перед глазами стоял туман, а за ним Мэри ничего не могла представить: ни своей дальнейшей жизни в доме отца, ни жизни, где бы то ни было еще.
«Может ли быть так безнадежно, так глухо, беспросветно больно и одиноко? с горечью думала она, когда отец прошел мимо нее, ухмыляясь и скалясь. Что со мной? Почему я не могу потребовать другого отношения к себе? Что б ты провалился в пасть дьяволу»
Мэри устремила равнодушный взгляд на горизонт и медленно опустилась на колени, хотелось плакать, забыть Но глаза оставались сухими, а в горло будто залили воск.
***
На следующее утро все было по-прежнему: крик отца, нытье и оскорбления Клинта, грязная кухня, забитая раковина, заплеванный ковер в гостиной и смешанный запах табака и разлитого на пол пива. Все по-прежнему, только Барбары не было рядом с дочерью.
Эй ты, рыжая сучка, когда ты вычистишь ковер и сделаешь завтрак? раздался раздраженный крик Клинта. Вставай и иди на кухню, сволочь ты эдакая!
Дверь в комнату Мэри распахнулась, на пороге появился полуголый брат и, почесывая лохматый засаленный висок, с отвращением посмотрел на сестру. Мэри натянула одеяло на худые плечи и опустила глаза, чтобы не видеть мерзкого лица брата, от которого ей тоже немало доставалось.
Ты что, оглохла? рявкнул Клинт и двинулся к сестре.
Я тебе не рабыня, Клинт! Сейчас умоюсь и займусь завтраком Подожди немножко, ровно ответила Мэри и махнула рукой в сторону двери, намекая на то, чтобы тот проваливал.
Мамаши больше нет, поэтому ты будешь слушаться меня и отца! издеваясь заявил Клинт и наклонился к ее лицу. Тыникто, просто отродье Барбары!