Я послушал, как ругается Генка, потом посмотрел на жалобное лицо Валерки-Арифметика, и мне стало нехорошо. В том месте груди, которое называется ложечка, у меня засосало, почувствовалось, что подбитый глаз болит и что я плохо вижу, хотя на дворе яркое солнце. «Вот что делается, в хвост его и в гриву!»подумал я, и тут мне вдруг вспомнилось, как вчера в киношке я сказал полковнику авиации, что полез бы в трубу, если бы понадобилось.
«Ни черта бы ты не полез в трубу, Американец! сердито подумал я о самом себе. Струсил бы ты, Американец, в трубу лезть!» Потом мне вспомнилось, что папа и мама ругали меня за измену Илюшке Матафонову. Тут мне стало совсем плохои глаз разболелся, и под ложечкой заныло, и в животе стало холодно. «Вот какой ты трус, Американец! сердито сказал я самому себе. Трус и хвастун! Эх, как расхвастался перед полковником авиации! Вот какой трепач и хвастун!»
Чего ты там бормочешь, Американец? зло спросил Генка. Чего ты там руками размахиваешь?
Ничего! сказал я и покраснел. Это я сам с собой разговариваю
Ну и дурак!
Нет, не дурак! ответил я. Знаете что, ребята, давайте сходим к Илюшке Матафонову. Узнаем, как у него дела, пятое-десятое
Давайте сходим! быстро сказал Валерка-Арифметик.
Генка сначала ничего не ответил. Он посмотрел на свой растерзанный пиджак, потом зачем-то на меня, потом на Валерку-Арифметика, у которого была шибко распухшая губа и только тогда сказал:
Чего же такогодавайте сходим! Пиджак я потом починю Только вы меня удерживайте, ладно?
От чего удерживайте? в два голоса спросили мы.
Чтобы я Илюшке в ухо не заехал Это из-за него мне пиджак изодрали! Сволочь такая!
Кто?
Илюшка Матафонов, кто же еще!
Но мы уже не обращали внимания на Генку Вдовина. Пусть себе ругается, раз он такой. Мы бегом бросились на лестничную клетку, чтобы спуститься на второй этаж и узнать, что делается у Илюшки Матафонова, как вдруг вышел из своей квартиры пенсионер Александр Матвеевич.
Так, интересно! сказал он, оглядев нас. Вы это нарочно или нет? А Илюшка Матафонов тоже раскрашен? Валерка, отвечай за всех!
Мы это не нарочно начал Арифметик и замолк.
Давай-давай! подбодрил его Александр Матвеевич.
Про Илюшку не знаю! Он, наверное, не раскрашен.
Так, интересно! прищуривая левый глаз, улыбнулся Александр Матвеевич. Больше вопросов не имею! И загнул один палец на руке. Почему вы пробираетесь на цыпочках по лестницепонимаю сам Он загнул второй палец. Почему Генка несет пиджак в рукетоже понимаю сам Прошу вечером доложить обо всех обстоятельствах дела. Он посмотрел на свои часы и приказал:Ровно в двадцать ноль-ноль
Это, значит, в восемь вечера! быстро сосчитал Арифметик.
Молодца! сказал Александр Матвеевич и похлопал его по плечу. Засимдо свиданья!
До свидания! словно солдаты, сказали мы.
Александр Матвеевич пошел себе дальше. Он был высокий, прямой и очень красивый Он был такой красивый, что ни в одном кино мы не видели таких красивых стариков. У Александра Матвеевича белые-белые волосы, огромный лоб, а глаза блестят и смеются, когда он видит нас.
Про Александра Матвеевича рассказывают интересноебудто он еще раньше, лет двадцать назад, был в нашем городе самый большой начальник, но потом его сняли с начальников и он уехал куда-то, а через много лет вернулся в город и ему дали большую пенсию. Мой папа однажды сказал про него: «Завидую! Такая энергия, сила, мужество. Завидую! Преклоняюсь!»
Мы постояли на лестнице до тех пор, пока Александр Матвеевич не скрылся, и Валерка-Арифметик сказал:
Вот и хорошо! Вечером все расскажем ему
Так вы удерживайте меня, чтобы я не дал в ухо Илюшке! попросил Генка Вдовин. Дверь открыла Илюшкина мама, увидела нас и медленно-медленно всплеснула руками:
Гена, Валера, Борябоже мой!
Удивительно смешно, что все матери говорят: «Боже мой!» И моя, и Илюшкина, и Валеркина, и Генкина. Вот страннопочему это?
Илюша дома? спросил я. Или гуляет?
Дома, дома! Боже мой Ну, теперь-то я все узнаю!
Мы живо проскользнули в ту комнату, где жил Илюшка.
Он стоял к нам спиной и не сразу обернулся, хотя услышал, что мы пришли. Но потом все-таки обернулся.
Боже мой! закричали мы.
У Илюшки Матафонова под глазом был такой же синяк, как у меня, нос распух, как у Генки Вдовина, а на шее была здоровенная царапина, как у Валерки-Арифметика. У него была еще губа разбитаэтого у нас ни у кого не было.
А пиджак, сердито спросил Генка Вдовин. Пиджак изорвали?
Я в одной бобочке был! ответил Илюшка.
Тут вошла в комнату его мать, села напротив нас, оглядела с ног до головы каждого и спросила:
Кто же это вас так разукрасил? А ну, отвечайте!
Мы не знаем! быстро сказал Илюшка.
Кто их знает! сказал Валерка-Арифметик. Хулиганы какие-то
Бандитствующий элемент! сказал я.
Илюшкина мать вздохнула, потом засмеялась, потом опять вздохнула.
Чертовы конспираторы! сказала она. Круговая порука!
Когда она вышла из комнаты, Илюшка подмигнул ей вслед и пригласил:
Садись, робя!
Мы сели и замолчали. Я теперь был не шибко чтобы грустный, но и не шибко чтобы веселыйтак себе, средний. Генка Вдовин, конечно, перестал злиться на Илюшку, потому что того тоже побили, а Валерка-Арифметик отчего-то сделался веселый. Он улыбнулся на наши шишки и синякисвоих-то не видать!
Ну вот! сказал Илюшка. Нас всех побили Поодиночке-то легче! Трусы вы, робя, вот что я вам скажу!
Я убью Леньку Пискунова! закричал Генка Вдовин. Все пиджаки ему порву в клочья!
Совсем другое дело! заулыбался Илюшка. Так надо было с самого начала Ну, командиром, конечно, буду я! Ты не возражаешь, Генка?
Черт с тобой! сказал Генка. Лишь бы Американец с Арифметиком не струсили
Мы не струсим, сказал я. Мы тоже будем воевать с Ленькой Пискуновым!
Справедливо! сказал Валерка-Арифметик. Очень даже справедливо!
Александр Матвеевич дает слово не вмешиваться
Когда Илюшка Матафонов узнал, что Александр Матвеевич приказал нам явиться в восемь и доложить обо всем, то испугался.
Дураки! закричал он. Александр Матвеевич узнает про ларек, сообщит милиции, и нам ничего не достанется! Какие вы дураки!
Мы с него возьмем честное слово, что он не будет вмешиваться! предложил я. Александр Матвеевич знаешь, как держит честное слово Его хоть пытай огнем, честному слову не изменит!
Вдруг он не даст честное слово, засомневался Илюшка.
Даст! сказал Валерка.
Не даст! сказал Генка Вдовин.
Мы начали спорить, даст Александр Матвеевич честное слово или не даст, а пока спорили, пришло уже время идти к Александру Матвеевичу. Мы вылезли из-за поленницы дров, где сидели в тайном одиночестве, и стали осторожно пробираться к дому. Нам не очень хотелось, чтобы другие пацаны видели ваши подбитые глаза.
Александра Матвеевича еще нет! сказала его жена Ольга Алексеевна. А когда он вам назначил встречу? В восемь? О, так еще целых семь минут!
Пять! сказал Валерка-Арифметик, доставая из кармана большие черные часы. Ровно пять минут!
Это те самые часы, что выбросили на помойку, а ты поднял и отремонтировал! засмеялась Ольга Алексеевна. Может быть, они врут, Валерка?
Часы идут абсолютно точно! рассердился Арифметик. Вы хоть бы знали, как часы вообще устроены
Проходите, ребята! весело сказала Ольга Алексеевна.
В комнате у них было просто, как в общежитии у студентов. Стояли две железные кровати, покрытые серыми одеялами, большой стол с клеенкой. На стены прибиты некрашеные полки, уставленные книгами, а возле окнасправа и слевависели портреты Ленина и Дзержинского. Ленин был на портрете веселый, хитрый и добрый, а Дзержинскийтакой серьезный и печальный, словно чем-то болел.
Больше ничего у них в комнате не было. От этого было свободно, светло и нечего было нечаянно задеть и уронить на пол, но мы все равно застеснялись. Это потому, что в комнате Александра Матвеевича и Ольги Алексеевны была очень даже сильная чистота. Ну просто как в больнице. Поэтому мы остановились в дверях и не проходили.