Вирджинии кого? Это еще кто такая?
В этих твоих поездах, которые у тебя с языка не сходят, разобраться намного сложнее, чем в книгах. Почему бы тебе не попробовать прочесть одну из тех книг, что я тебе советовал?
Да мне с самого детства не было никакого дела до книг. Ты же знаешь, как много времени мне нужно, чтобы закончить одну-единственную книгу Ты вот тоже, когда я рассказываю тебе про Томаса и его друзей, вообще меня не слушаешь. Сколько ни твержу тебе их именаникак не можешь их запомнить Даже не знаешь, которого из них зовут Перси.
Которого из них зовут Перси? Расскажи мне еще раз.
Лимон со значением прокашливается.
Парсевальэто маленький паровоз зеленого цвета. Он довольно хулиганистый и любит всякие проказы, но очень серьезно относится к работе. Он нередко подшучивает над своими друзьями, но сам довольно доверчив.
Всегда удивлялся тому, как ты это все запоминаешь.
Это написано на обменной карточке, которая прилагалась к моей игрушечной модели поезда. Как тебе это, а? Круто ведь, правда? Это простое объяснение, но в нем тоже есть глубина. Перси прикалывается над своими друзьями, но сам он всегда им верит, понимаешь? Это же ужас как трогательно. Я, когда до этого додумался, сам чуть не расплакался. В твоих книгах небось тоже есть такая глубина.
Просто попытайся что-нибудь прочесть, и сам увидишь. Начни, например, с романа Вирджинии Вулф «На маяк».
И что я из него пойму?
Поймешь, сколь ничтожно существование каждого отдельного человека, что каждый из насэто всего лишь крошечная жизнь среди бесчисленного множества других жизней. Осознаешь, что ты всего лишь легкая щепка, затерянная в бесконечно огромном океане времени, и тебя поглощают его волны. Это сильная книга, она тронет тебя до глубины души. Каждый маяк человеческой жизни угасает в одиночестве.
И что вся эта хрень означает?
Это слова одного из главных персонажей романа. Это значит, что каждый умирает. И что смерть одинока.
Я не собираюсь умирать, Лимон ухмыляется.
Ты умрешь, и умрешь в одиночестве.
Даже если умру, я все равно вернусь.
С твоей упертостью может и так произойти Но я когда-нибудь умру. В одиночестве.
Вот, я тебе о том и говорю: как соберешься умирать, оставь мне какую-нибудь зацепку.
Хорошо-хорошо. Если мне представится возможность понять, что меня вот-вот убьют, я сделаю все, что в моих силах, чтобы оставить тебе послание.
Да, и когда будешь писать своей кровью имя убийцы, пиши разборчиво, чтобы никаких там инициалов или ребусов, хорошо?
Не буду я ничего писать кровью Мандарин раздумывает некоторое время. Слушай, а как насчет вот такого? Например, если у меня будет возможность поговорить с убийцей перед тем, как он со мной закончит, я передам ему для тебя сообщение.
Сообщение?
Я скажу что-нибудь такое, что его удивит и заинтересует. Например: «Передай Лимону, что ключ, который он ищет, находится в камере хранения на станции Токио». Что-нибудь в этом роде.
Так я же не терял никакого ключа, зачем мне его искать?
Это неважно. Я скажу что-нибудь, что зацепит его любопытство. Я уверен, что в конце концов он разыщет тебя и с невинным выражением лица попытается вежливо спросить: «Извините, а вы, случаем, не теряли какого-нибудь ключа?» Или просто пойдет и проверит камеры хранения на станции Токио.
Ага, что-нибудь, что его заинтересует. Значит
И, если тебе встретится подобный человек, ты сразу поймешь, что это и есть тот, кто убил меня. Или что он имеет к этому непосредственное отношение.
Это что, по-твоему, зацепка? Непонятно же ничего!
Ну, я же не собираюсь передавать убийце сообщение, которое он с легкостью поймет. Ты что, думаешь, в таком случае он пойдет на сотрудничество?
Ладно, слушай, Лимон вдруг становится очень серьезен. Я не собираюсь так просто умереть.
Уверен, что нет. А если и умрешь, ты достаточно упорен, чтобы вернуться.
Ты тоже, Мандарин. Ты и я, если мы умрем, обязательно вернемся.
Как деревья, которые плодоносят каждую весну?
Мы оба вернемся.
Синкансэн плавно раскачивается, въезжая в тоннель. Он приближается к подземной станции Уэно. За окном становится темно, и внутреннее пространство вагона отражается в почерневших окнах. Лимон достает из кармана кресла рекламный журнал и начинает читать.
Эй, тотчас одергивает его Мандарин. Сейчас не время для развлечений.
Я это уже сто раз говорил: думатьэто по твоей части. Готовить мотидело повара, верно?
Если яповар, который готовит моти, то кто тогда ты?
Синкансэн начинает замедлять ход. Сначала появляются фонари на стенах тоннеля, затем они въезжают в просторное освещенное пространство. За окном возникает платформа. Мандарин встает со своего места.
Ты в туалет? спрашивает Лимон.
Пойдем, говорит Мандарин, пытаясь протиснуться мимо него в проход.
Куда пойдем? Лимон не понимает, что происходит, но серьезное выражение лица Мандарина производит на него впечатление, и он встает, чтобы последовать за ним. Мы выходим? Тебе не кажется, что проехать на синкансэне всего одну остановку от станции Токиоэто непозволительная роскошь?
Автоматические двери, ведущие в передний тамбур третьего вагона, открываются. За ними никого. Платформа скользит за окнами с левой стороны.
Ты совершенно прав.
Ты о чем это? Лимон вопросительно вздергивает бровь.
Сесть на синкансэн в Токио и сойти в Уэноэто роскошество. Можно же было взять билет на обычную электричку. Но кое-кто здесь выходит
Кто?
Тот, кто украл наш чемодан и хочет сбежать с ним как можно быстрее.
А-а, Лимон понимающе кивает, кажется, до меня дошло.
Он подходит поближе к дверям и постукивает указательным пальцем по стеклу окна.
Если кто-нибудь сойдет на Уэно, это и будет наш вор.
Поезд начинает плавно тормозить.
Будет легко понять, что у него в руках наш чемодан, хотя есть вероятность, что он засунул его в другую сумку. В любом случае это должна быть довольно большая сумка. Так или иначе любой, кто сойдет здесь с поезда, будет нашим главным подозреваемым. Если увидишь кого-нибудь, сразу беги за ним, говорит Мандарин.
Я?
А я что, с кем-то другим разговариваю? Сам же сказал, что готовка мотидело повара. Ты, может, никогда и не готовил моти и никогда не думал своей головой, но я знаю, что ты не раз преследовал самых разных подозрительных типов.
Раздается высокий звук тормозов, и поезд окончательно останавливается.
А что мне делать, если их будет больше, чем один? обеспокоенно спрашивает Лимон, пристально рассматривая платформу.
Тогда тебе придется броситься вслед за самым подозрительным, коротко отвечает Мандарин.
А если подозрительных тоже будет сразу несколько человек? В последнее время практически все выглядят подозрительно.
Двери вагонов открываются. Мандарин выходит на платформу; за ним, не отступая ни на шаг, выходит Лимон. Они оба стоят снаружи поезда, внимательно глядя вдоль идеально прямой линии выстроившихся один за другим вагоновбудет нетрудно заметить, если здесь кто-нибудь сойдет. У Лимона и Мандарина отличное зрение. Если там будет какое-нибудь движение, они обязательно заметят.
Но из поезда никто не выходит.
Примерно через два вагона от них, у дверей пятого или шестого вагона, стоит мужчина, указывающий пальцем внутрь вагона. У него на голове плоская кепка, больше в нем нет ничего примечательного.
Первый вагон поезда теряется вдали, и Мандарин понимает, что он все равно не видит поезд на всю его длину.
Трудно сказать, что происходит у первых вагонов, ворчит он.
Сомневаюсь, что вор находится в одном из них. Все вагоны после одиннадцатогоэто «Комати», он поедет в Акита. А мы с тобойв «Хаятэ». Сейчас «Комати» присоединен к нашему поезду, но между «Комати» и «Хаятэ» нет сквозного прохода для пассажиров.
Ну конечно. Во всей этой железнодорожной хрени черт ногу сломит.
Послушай, Мандарин, ты сам говорил мне однажды, что это не очень вежливоназывать что-либо «хренью».