С бизнесом Рудокоповой все было более-менее ясно, зато остальное скрывалось в тумане. Семья? Хобби? Говорили, что у нее муж-итальянец, что сперва он помогал ей вести дела, но уже много лет Рудокопова все решает сама. Любит и покупает хорошие машины. Несколько раз ее видели в антикварных салонах. Негусто
Как вы слетали на Кипр? спросила Рудокопова, когда машина выехала на набережную Днепра.
Да ничего, нормально слетал. Хорошо там, на Кипре. Впрочем, на средиземноморских курортах вообще неплохо, но всюду примерно одинаково. Скучновато. А вы как съездили?
Отлично. Если бы не ваша сотня, было бы намного сложнее. А так тем же вечером все удалось решить. Кстати, мы ведь, кажется, на «ты»?
А-а. Ну, да. Женя не помнил, чтобы они были на «ты», но спорить не стал.
А вообще все прошло отлично. И поработала, и отдохнула. Попала на три аукциона: «Хампель» в Мюнхене, небольшой аукцион в Линдау, тоже на юге Германии, и на венский «Доротеум».
Интересно, вежливо сказал Женя. Аукционы его интересовали мало.
Не то слово. Это необыкновенно увлекательно. Иногда такие страсти кипят
Ну и как? Что-то удалось купить?
Кое-что, кое-что Об этом я и хотела с тобой поговорить.
Игра II
Знаете, почему я у вас сегодня выиграю? Зеленый Фирштейн любил во время игры давить партнерам на психику. Потому что я не жадный. Вы возьмете какого-нибудь дракончика, или привалит вам ветер, и вы над ними трясетесь, держите до конца кона, ждете, когда придет второй, а потом третий, чтобы собрать из них панг на благородных камнях. А второго не будет. Потому что каждый из вас держит такого же дракона. У каждого по одному бесполезному дракону. Кто, кроме меня, способен разорвать этот порочный круг? Нет среди вас таких. Поэтому сносится зеленый дракон.
Зеленый Фирштейн снес Зеленого дракона. Это каламбур? спросила Сонечка.
Это конг, ответил Толстый Барселона, подбирая снесенного дракона. Спасибо, друг. Сношу четыре бамбука.
Вот черт, порадовался за Барселону Зеленый Фирштейн.
Кстати, о друзьях, Старик Качалов взял кость из Стены. Как дела у Синего?
У Зеленого Фирштейна в Лос-Анджелесе жил брат, которого звали Синим Фирштейном. Теперь его так, конечно, никто не зовет, да и сам он, пожалуй, давно и навсегда забыл, что когда-то в глухом детстве, проведенном в Десятинном переулке на Старокиевской горе, он был Синим Фирштейном. От Зеленого его отличал только цвет пальто. Зеленому родители купили мутно-гороховое, а Синемубледно-чернильное. Когда и почему братьев назвали Фирштейнами, дворовые предания умалчивают.
Да кто их разберет, американцев, почесал небритую щеку Зеленый Фирштейн. Я вчера с ним по «Скайпу» разговаривал. Говорит, все окей, а что именно окей, я уже не понимаю. Иногда мне кажется, что я с марсианами говорю.
Не жалеешь, что остался? Сонечка умела задавать вопросы по существу.
С какой стати? Я хоть сейчас могу уехать. Только что мне теперь там делать?
Я спросила, не жалеешь ли, что ТОГДА остался?..
Семья Фирштейна уезжала в два приема. В конце семидесятых в Штаты перебрались папа с Синим. Папа рассчитывал устроиться и через год-два забрать маму с Зеленым, но что-то у них не сложилось, и за Зеленым вернулись только в конце восьмидесятых. Зеленый Фирштейн к тому времени заканчивал Политех и уже торговал с однокурсниками компьютерами. Ехать в Америку он отказался. То есть не совсем отказался, но он не хотел ехать без денег, да и компания у них собралась неплохая, жаль было бросать друзей. Потом, конечно, все накрылось, но кто ж тогда знал, как оно обернется
Не приставай к человеку, вступился за Зеленого Фирштейна Толстый Барселона. Границыэто абстракция, чистая условность. Их скоро не будет. Чей, кстати, ход?
Как обычно, хищно оскалилась Сонечка. Того, кто спрашивает. Ходи!
Слышу слова старого анархиста, заметил Старик Качалов. Есть, значит, еще пепел в пепельницах
Напрасно ты мое вольное прошлое потревожил, поднял бокал Толстый Барселона. Возьми вот нашу страну. В девятнадцатом веке ее не было, в двадцатом ее границы менялись раз пять, а что будет в двадцать первом, даже предположить никто не возьмется.