X
Я выехал в вечерний отливутренний я пропустил, потому что Малле приехал слишком поздно. Он был в полнейшем недоумении. Анализы ничего не показаливо всяком случае, той дозы яда, которую он рассчитывал увидеть. Тогда он стал настаивать на рентгене. Я уже ни на что не надеялся, но договорился с коллегой из Нанта. Я исчерпал все способы защиты. И был без средств и без сил. Воздействовать нужно на Мириам, и партию следует выигрывать в Нуармутье. Элиану я оставил в довольно плачевном состоянии и, переправляясь через Гуа, не знал, что буду делать и что говорить. Я устал до изнеможения, и, клянусь, если бы моя смерть могла принести пользу, я остановился бы и дожидался прилива. Но я должен продолжать битву. Битву! Разве не отступал я постоянно перед Мириам? То, что простодушно или малодушно я называл битвой, разве не было моим стремлением остаться с Элианой? Но когда, отступая, я окажусь припертым к стене, разве я не пойду в наступление на Мириам? Вот тогда мы посмотрим. Пока мне хватает ехать в машине, чтобы чувствовать, что я действую. Что же касается будущего, то я постараюсь распорядиться им как можно лучше в зависимости от обстоятельств. Я понимал, что моя программа смехотворна. Но примите во внимание, морально я был совершенно раздавлен. И потом, я совсем не стараюсь оправдать себянаоборот, хочу показать, что моя усталость и страх сыграли свою пагубную роль в развитии событий.
Подъехав к вилле, я увидел возвращающуюся из города с хлебом Ронгу. Она догнала меня, и я пожал ей руку в знак нашего союзничества, несмотря на смерть Ньетэ. Я счел необходимым извиниться:
Все произошло за моей спиной, Ронга, даю вам слово. Госпожа Хеллер взяла яд у меня в машине.
Я знаю,ответила она.
Горе Ронги было так велико, что в одну секунду лицо ее стало мокрым от слез.
Ну-ну, Ронга! Я понимаю ваше горе, я и сам был к ней очень привязан...
Я хотела увезти ее с собой, когда буду уезжать,проговорила она. Она была для меня не домашним животным, а другом. Конечно, это невозможно, но когда я думаю, что она останется лежать здесь и никто не будет ухаживать за ее могилой...
Ронга вытерла глаза тонким батистовым платочком. Ее внутреннее достоинство, ее воспитанность поразили меня.
Но вы же не уезжаете прямо сейчас?
Через неделю. Разве вы не в курсе? Госпожа Хеллер меня отправляет. Я должна сделать генеральную уборку, пока она будет в Париже, а затем я уеду...
Она едет в Париж?
Ах, ну да!воскликнула Ронга. Вас же несколько дней не было! Да, она уезжает завтра... она сама вам все объяснит...
Вспыхнувшая внезапно надежда воодушевила меня, согрелане знаю даже как сказать. Она была мощной и сладкой, как дуновение самой жизни. Примерно то же я ощущал совсем недавно, когда ехал к Мириам. Теперь я так же радовался ее отъезду. Я вынужден был взять себя в руки, так мне хотелось припуститься к дому бегом.
А куда поедете вы, Ронга? Вернетесь в Африку?
Нет, поищу себе место во Франции. У меня есть кое-что на примете. И конечно, в любом месте мне будет лучше, чем здесь.
С ней вам всегда было так плохо?шепотом осведомился я.
Она со мной не разговаривает. Я для нее не существую. И никогда не существовала. Я была вещью, которую рисуют...
Ронга открыла калитку. И тут же из-за угла виллы появилась Мириам в своем синем плаще и с перевязанной щиколоткой. Появление ее было так неожиданно и так походило на описание матушки Капитан, что я невольно застыл на месте. Но нет, это не тень. Мириам, хромая, подошла ко мне. На Ронгу она даже не взглянула.
Франсуа, милый! Какая счастливая неожиданность! Я знала, что ты приедешь, но ждала тебя только завтра.
Ты куда-то ходила?
Нет. Хотела посмотреть, чем занята Ронга. Ее не было добрый час. Знаешь, она... я больше не хочу иметь с ней дело... Ты зайдешь хоть ненадолго?
Она взяла меня под руку и потащила к дому. Мне это было неприятно. Я хотел избежать ее прикосновений, но она нависла на моей руке всей своей тяжестью, и я с гневом и страхом чувствовал, что она влюблена в меня.
Видишь,продолжала она,я уже хожу. Пока еще побаливает, но рана уже зарубцевалась.
Она привела меня в гостиную и тут же, даже не прикрыв дверь, сжала мою голову в ладонях и прижалась губами к моим губам с такой страстью, что мы едва не упали.
Франсуа, счастье мое! Ты уже не сердишься? Все забыл?
И она снова поцеловала меня, и в ее поцелуе было столько простодушной неподдельной страсти, что это не могло не тронуть меня. Хромая, она добралась до своего табурета и села.
Франсуа... Дай я на тебя посмотрю!.. Нет, я не потеряла тебя! Ты любишь меня? Меня нужно любить, Франсуа... особенно теперь, когда я так стараюсь для нас обоих...
Сними плащ,сказал я.
Она словно растерялась. Она не поняла, что мне стыдно сжимать в объятиях женщину, которая преступницей проникла ко мне в дом.
Ты не без странностей, любовь моя!
Она сняла плащ. Да, это прежняя Мириам, которую я так люблю. Серые глаза ее светились нежностью.
Завтра я уезжаю в Париж,продолжала она,подписывать контракт. Директор галереия тебе уже говорила... Ты забыл? Но не важно, он наконец согласен. Если у меня было плохое настроение все последнее время, Франсуа, милый, то только потому, что мне приходилось выдерживать жестокие бои. Но он принял мои условия. В субботу я получила от него письмо. В Париже я останусь примерно с неделю, улажу все дела с выставкой, потом вернусь сюда, проверю, все ли в порядке, и запру дом. Это будет отъезд навсегда. Так что у тебя еще достаточно времени...
Гостиная опустела. Большинство картин исчезло. Вдоль стены выстроились чемоданы с пестрыми этикетками.
Садись, Франсуа, любовь моя! У тебя такой вид, будто ты приехал ко мне по вызову.
Я осторожно придвинул ногой к себе стул. Продолжения я ждал с любопытством и страхом, как охотник, наконец выманивший из логова зверя, которого давно выслеживал.
Пришлось поимпровизировать немножко, ты этого не любишь, но я по-другому не умею. Впрочем, увидишь: все устроится как нельзя лучше. В конце концов я выбрала Мадагаскар.
Она рассмеяласьвозможно, чтобы хоть как-то замаскировать свое откровенное бесстыдство,и по своей отвратительной привычке схватила меня за руку.
Мне-то все равно, но ты же никогда не уезжал из Франции. Я точно знаю: там мы будем процветать. Я должна взять реванш! Сначала мы поедем в Антананариву. Там у меня есть знакомый, он обещал тебя устроить. Ты же знаешь, это страна скотоводов! И какая разницакоровы на Мадагаскаре или в Вандее! Просто вместо ста или двухсот голов у тебя под присмотром будет пятнадцать или двадцать тысяч! Стоит потрудиться, правда? Ты рад?
Я молчал. Я чувствовал, что сейчас она откровенно выскажет мне все, что думает.
Мы сядем в самолет в Орли,продолжала она,и доберемся до Антананариву быстрее, чем ты добираешься сюда, когда дожидаешься отлива. По существу, Мадагаскар куда доступнее Нуармутье. Не забудь, кстати, перевести все деньги в парижский банк. Тебе будет проще потом ими распоряжаться... Разве нет? Ты не согласен?
Ты прекрасно знаешь, что Элиана больна.
И что это меняет?
Как?
В любом случае при разводе вина будет на тебе, поскольку ты оставляешь семью. И если ты будешь дожидаться, пока твоя жена выздоровеет, для тебя все равно ничего не изменится к лучшему.
Я не ответил, надеясь услышать продолжение, но Мириам сочла, что отмела мое возражение и я согласен с ней целиком и полностью.
Тебе лучше почти ничего с собой не брать,заговорила она снова.Начнем с нуля, как настоящие эмигранты. Ты ведь хочешь, чтобы мы с тобой стали эмигрантами?
Жизнь до сих пор тебя не очень-то баловала. Мне кажется, ты уедешь без особых сожалений.
Не в этом дело,нетерпеливо возразил я.
Погоди! Я все предусмотрела. Чемоданы свои отправь в Нант, мы заберем их дорогойя собираюсь купить машину, подержанную, чтобы доехать сюда и потом обратно в Париж. Можно было бы обойтись и без нее, но у меня много картин, и я совсем не хочу их испортить.
Против воли я внимательно слушал ее, и меня так и подмывало со всей жестокостью бросить ей в лицо: «Ты бредишь и несешь несусветную чушь!» Но я только пожал плечами.