Уезжал я в отлив под дождем. Гуа под низвергающимися потоками внушал ужас. Я едва различал опознавательные знаки, и рев волн справа и слева заглушал мотор. Мне казалось, что я долго, очень долго странствую в небытии, и, как ни странно, мне это нравилось. Завидев берег, дорогу, домики, я почти огорчился. Но меня ждал и другой сюрприз: Мириам удивительно хорошо приняла меня. Я приехал выжатый как лимон, побежденный, но она, казалось, все позабыла. Ни слова о Ньетэ. Ни единого намека на нашу ссору. Несмотря на утренний час, она была причесана и одета. Сидела в кресле в гостиной, положив больную ногу на стул, и писала африканскую реку.
Тебе нездоровится?спросила она.
Точь-в-точь как Элиана. Почти с той же интонацией. Подобные совпадения случались нередко и всегда приводили меня в замешательство: моя жизнь словно бы раздваивалась, и одна ее часть пародировала другую.
Много работаю.
Мой стандартный ответ.
Ну так отдохни, вот тут, возле меня.
И Мириам наклонила стул, сбрасывая на пол все, что на нем было нагромождено. Догадывалась ли она о моем замешательстве? Потешалась ли над ним в душе? Думаю, скорее ей хотелось быть нежной, как в другой раз хотелось кофе или шампанского. И она была изумительно нежна. Я говорю это без всякой злости. Скорее показывая, до какой степени я сделался равнодушен. Я наблюдал за ней так, как в первый раз наблюдал за гепардом: пристально следя за движениями, за голосом, пытаясь разгадать под напускным подлинную Мириам. Она говорила о своих картинах. В мае собиралась поехать в Париж на свой вернисаж. Она казалась счастливой, уверенной в себе, в своем таланте, своем успехе и очень любезно делилась со мной надеждами. Ни малейшей фальшивой ноты. Никакой двойственности. Она была сама искренность. И тем не менее мы расстались недовольные друг другом, а Ньетэ все ждала и ждала в прачечной.
Знаешь, чего бы я хотела?спросила Мириам.Чтобы ты прокатил меня на своей машине. Я не выходила из дома всю неделю.
Дождь идет.
Тем лучше. Никто нас не увидит, можно не бояться.
Я был рад повиноваться ей. Раз Мириам молчаливо предложила мне передышку, я не стал воскрешать нашу ссору возражениями и подогнал машину к крыльцу. Открывая мне ворота, вышла Ронга, и мы обменялись в саду несколькими торопливыми словами. Я узнал, что Мириам полностью предоставила Ньетэ попечению Ронги. И вела себя так, словно о Ньетэ никогда в жизни и не слышала.
Она в эти дни была грустной, озабоченной?
Нет,отвечала Ронга.
А впадала в тот странный сон? Помните?
Нет. Напротив, была все время очень деятельна. Писала письма... занималась живописью...
Вы думаете, она позабудет?.. Я имею в виду Ньетэ.
Я бы очень удивилась,ответила Ронга.
Я вернулся в гостиную. Мириам обхватила меня за шею, я ееза талию, и она, хромая, доковыляла до машины.
Отвези меня в Эрбодьер,попросила она.Я куплю там лангусту. Мне стало гораздо лучше, и я с удовольствием съем лангусту.
Мы ехали навстречу ветру, и нас покачивало, будто в лодке. Мириам смеялась, лицо ее снова было как у юной девочки. И я почти забыл о своих тревогах... Ехал я быстроразумеется, из-за Гуа, ведь в моем распоряжении был максимум час, но еще, конечно, и из озорства. Ведь Мириам впервые сидела со мной рядом в машинехолостяцкой машине, и вопреки всему, что я узнал о ней, я чувствовал себя постыдно счастливым. «Дворники». не в силах справиться с дождем, искажали окружающий пейзаж, запотевшие стекла прятали нас от редких прохожих. Время от времени я позволял себе пожать ей запястье, а она клала свою руку на мою. Нежность двух школьников. Самое лучшее, что подарила мне любовь... Набережные Эрбодьера были пустынны. Все мачты раскачивались в лад. У края мола веерами разбрызгивалась пена, чайки, сгрудившись в заливе, плавали словно утки. Я затормозил возле рыбной лавочки.
Сиди и не двигайся,сказал я.
Выбери самую красивую,попросила Мириам.
Я купил лангусту, которая так и норовила вырваться из рук, и долго препирался с Мириам, которая хотела мне за нее заплатить. Кончилось тем, что она сунула деньги мне в карман, едва я взялся за руль.
Вот будешь потом ходить за покупками, тогда будешь и платить. Это будет твоим делом.
Ее слова испортили мне все удовольствие. Данная минута, секунда ничего не значили для Мириам. Она вся была в своих планах, проектах, соображениях. Я отвез ее в Нуармутье, и расстались мы холодно. Я сожалел о своем бессмысленном приезде и снова задавался вопросом, стоило ли мне возвращаться. Я устал крутиться в этом порочном круге. В конце концов, она вправе распоряжаться судьбой своего гепарда. Гуа я пересекал в облаках водяной пыли. У меня еще оставалось время навестить двух своих клиентов. У первогочистая формальность: осмотрел двух коров и тут же получил по счету. Роясь в карманах в поисках сдачи, я обнаружил, что Мириам дала мне шестьсот двадцать франков лишних. Почему именно шестьсот двадцать? Что она имела в виду? Она не из тех, кто нечаянно ошибается. Может, это хитрость, чтобы я вернулся и привез их? Затем я отравился на ферму Эпуа, там болела кобыла. Руки привычно делали свое дело, я им не мешал... Шестьсот двадцать франков... Почему? Особенно эти двадцать? Прекрасно, кобыла теперь справится. Я открыл свою сумку. В ней не хватало одного флакона. Сначала я не придал этому значения. Должно быть, я его где-то забыл. Хотя я отнюдь не рассеянный. Скорее страдаю от маниакальной аккуратности. Кончив лечить кобылу, я вернулся домой, но флакон все не шел у меня из головы. Все расставила на свои места цена. Шестьсот двадцать франков. Я проверил этикеткув общем-то, обычно я заказывал лекарства партиями и не знал наизусть, сколько какое стоит. Стало быть, Мириам изъяла у меня флакон. И без щепетильности за него расплатилась. Лангуста? Предлог. Она все предусмотрела с присущей ей изобретательностью... Я вышел... У нее было предостаточно времени, чтобы открыть мою сумку и найти то, что ей было нужно. Теперь она убивает Ньетэ! А я ничем не могу помочь животному. Море билось в песчаных дюнах, и шум его заполнял все пространство до самого горизонта. Я был болен, меня тошнило от усталости и отвращения. Но приходилось притворяться, снова притворятьсяиз-за Элианы. Тем более что она приготовила превкусную тушеную капусту. Я расхваливал Элиану до небес, много говорил, стараясь позабыть о другом столе, стараясь скрыть свое состояние. После обеда у меня дико разболелась голова, и я никуда уже не мог ехать. Пил таблетку за таблеткой и не находил себе места. Беспрестанно смотрел на часы. Повторял: все уже кончено! Она мертва! И представлял себе Ньетэ с одеревеневшими лапами, потускневшими глазами. Я ходил взад-вперед по кабинету, не в силах остановиться, спокойно подумать, справиться с охватившей меня паникой, будто подталкивавшей меня в спину. Двуличие Мириам, врожденная жестокость, издевательская игра, которую она вела со мной,все, что она говорила, делала, думала, возмущало меня до неистовства. Эти шестьсот двадцать франков!.. Да они хуже пощечины! Она что, за куклу меня держит?! «вот будешь потом ходить за покупками!» Эти ее слова вдруг всплыли у меня в памяти.
Значит, она уверена, что когда-нибудь я непременно буду жить с ней. Я мечтал никогда больше ее не видеть, разорвать наши отношения раз и навсегда, а она обдумывала нашу совместную жизньметодично и не спеша. Она отдавала отчет и в моей слабости! Чтобы избавиться от Ньетэ, она достала яд с моей помощью, но помимо моей воли. Я стал ее невольным сообщником. А чтобы избавиться от Элианы... Нет! Этого я не выдержу! Но что делать, Боже мой, что делать?!
Вечером я не мог ужинать. Заботливость Элианы выводила меня из себя. Да, я согласен ее защищать, но сначала пусть оставит меня в покое. Она толковала мне о блюдах, о настойках, а я безнадежно искал средство нам обоим спастись.
До чего же у тебя дурной характер!сказала она.
У меня?!
Да, у тебя. Ты так изменился с некоторого времени, дружочек. Я знаю, у тебя тяжелая работа! Но поверь, ведь деньги не самое главное.
Милая моя дурочка, никогда-то она ни о чем не догадывалась. Мне хотелось пойти и лечь спать. Я торопился в следующий день...
Мириам в гостиной раскладывала картины. Передвигалась она при помощи стула, который служил ей костылем.