Хорошо?
Хорошо.
Не устала?
Нет пока.
А чего ты морщишься? спрашивает Нина, нахмурив тонкую, словно росчерк пера, линию своих бровей.
Я? Морщусь? Это ты хмуришься, искренне удивляется Светлана.
Ты! Глянь-ка на себя в зеркало, настороженно и очень серьезно возражает Нина.
Зеркала полосой в человеческий рост опоясывают стены зала. Стоит только повернуть голову.
Светлана, стараясь сохранить то же выражение, медленно оборачивается Её привлекательные черты искажены.
«Болью! Страданием! Что со мною происходит?» думает она, и отчетливо чувствует, как ноет и дергает Что? Где? Конечно, в правой груди! Словно кто-то невидимый стиснул её твердыми пальцами и теперь выкручивает, выворачивает и ждет, чтобы она закричала.
Что случилось? спрашивает Нина, и вопрос застает Светлану врасплох. В самом деле, что?
Грудь болит, отвечает Светлана, Саша ударил. Не специально, конечно. Просто неудачное положение. Понимаешь?
Не знаю я таких положений. Сволочь твой Саша и садист, угрюмо шепчет Нинаили ревнует, или бесится от зависти и все-таки, не сдержавшись, просит, дай посмотреть.
Нет, не дам.
Боль почти успокоилась. Кто-то раздвинул тиски, убрал плоскогубцы, извлек гвозди.
И Светлана почти злорадствует: Не дам! Ни за что!
Ах, так! Ладно, обижается Нинка и отворачивается.
Они обе знают, что в душевойот взгляда подругиничего не скрыть.
Светлана тешит себя маленькой надеждой, что когда они до нее доберутсячаса через два, Нинка забудет
Эй, Нинуша, ласково окликает подругу Светлана. Не бери в голову. Всепустяки.
И Нина, смягчившись, улыбается: Ладно, старушка, проехали.
Ястарушка? Фи!
И они продолжают тренировать своии без тоговыносливые тела, пока пот, едкий, как мыльная пена, не начинает пощипывать им глаза.
Пункт приземления номер два: альфа.
«Альфа» это космический корабль. Капсула анабиоза. В нее попадают старыми, высушенными, извлекают из неёноворожденных, в водах.
Вот сестра кончиком пальца прикасается к кнопке сенсорного управления
Поехали! весело кричит Нина.
Начинает действовать режим автоматического массажа, и обе кровати-ловушки, в каждой из которыхпо беспомощному телу, начинают вибрировать. Этот процесс происходит неровно, по-разному: то мелкая дробь сотен молоточков застучит по Нининой пояснице, томягкие протяжные волны изомнут Светланины плечи, спину, полушария ягодиц, то озорная щекоткапо каждому квадратному сантиметрику их кожи.
«О-о», изнемогает Светлана и в полузабытье шепчет, рассказывая невидимому слушателю:
Смерч, торнадо, вихрь, ураган! Он зарождается где-то на окраине Вселеннойу самых пяток и, двигаясь вдоль раскинутых бедерпо Млечному Пути, набирает мощь: сухой, словно из пирамиды, что затеряна в песках, горячий, но не обжигающий, а ласковый поток. Солнечный ветер. Он проникает в меня, и там, в глубине моего живота: в матке и трубахкак на музыкальном инструменте: как на тромбоне, органе или шотландской волынке, играет на мне и, заставляя дрожать каждый мой орган, извлекает мелодию из моих жил и мышц, и уж потомпо гладкой долине моего живота, по холмам грудей, по фарфоровому изгибу шеи
Светлана и Нинадва космонавта, приготовившиеся к старту, лежат по соседству в коконах-ракетах, на расстоянии трех шагов друг от друга, и молчат. Носы торчат наружу. На глазах массивные очки. За их темными стеклами мелькают в сумасшедшем темпе разноцветные огоньки«альфа-излучения». Они легко пронизывают плотно прикрытые веки и напрямую проникают в усталые мозги.
Молчат. Говорить не хочется. Каждая думает о своем: мечтает или вспоминает, чтослаще. Светланавспоминает.
Все началось два года назад.
«Моя старая «шестерка», кряхтя и сопротивляясь моему принуждению, набирала скорость. Стрелка спидометра достигла отметки ста двадцати. В салонескрипело, скрежетало, стонало. Сто тридцать. Мелко, как в ознобе, затрясло кузов, а рев двигателя стал напоминать предсмертный хрипвот теперь, наверное, предел!
Никогда раньше я не ездила так быстро, но сегодня меня подгоняет страх.
Грязные стены жилых домов, расположенных справа от меня, слились в одну ровную поверхность-монолит. Арочные проемы, словно следы ракетных залпов, выделяются черными прогоревшими пятнами на неровно-сером. Одинокие человеческие силуэты размыты сумерками и бешеной скоростью. По левой стороне навстречу мнес удвоенной скоростью против реальнойнесутся одинаковые в своей воинствующей суете болиды авто: не различить ни марок, ни пассажиров, скрывающихся в потаенных глубинах их пропыленных салоновподводных лодках нашего одиночества. Сумерки. Опасность только грезится. Происшествия ночив нашем непредсказанном будущем. Как и сама ночь. Мозаика необъяснимых, незначимых случайностейеще не сложилась. Еще не опьянели собутыльники, ссоры усталых супругов, надоевших друг другу, соседей, доведенных до ручки пустыми обоюдными придирками, родителей и их взрослых детей, не оправдавших надеждтолько-только разгораются. Никто пока не схватил кухонный нож, чтобы, не помня себя, ударить близкого в живот. Молоток лежит среди инструментов, не торчит из костяного пролома округлого свода черепа. Никто не плеснул кипяток в искаженное злостью лицо. Выстрел не прогремел, старая двустволка с забытым патроном, спрятанная в платяном шкафу среди зимней одежды, еще не подвернулась под руку. Капроновый чулок, соскользнувший с девичьей ноги, еще не накинут на лебединую шею, не связался пока в тугой затейливый узел. Все еще может закончиться хорошо. Но мне уже страшно. Меняпреследуют. За мною гонятся! Мне страшно. До визга, до безумия.
Темно-синяя «Ауди», еще две секунды назад заполнявшая своими обтекаемыми формами зеркало заднего вида моей труженицы«шестерочки», вдруг сбросила скорость, почти остановилась.
Я её сделала! Кажется, я выкрикнула эту фразу вслух. Я Что я хотела добавитьне помню. Эйфория, ликованиеэмоции захлестнули меня на краткий миг, а затем Я ударила по тормозам, и они застонали. Машину занесло влево. «Уррр-р», взревел в последний раз двигатель и заглох. И это уже не имело значения. Улица впереди была перегорожена бетонными плитами, взгромоздившимися в человеческий рост, а сзади плавно подкатившая «Ауди», развернувшись поперек, уже приоткрывала свои двери
Я посмотрела по сторонам. Пусто. Такое самоощущение называется паникой. Но, помимо паники, душа была охвачена азартом погони, и япобежала. Ярванула! Птичьей тенью, выскочив из машины, как из ненавистной клетки. Грациозно, мягко, по-кошачьи пригибаясь, растягивая туловище в струну. Стремительно, тупо, настырно, как камень-ядро, выпущенное из пращи. Да, ярванула! В наступившей полутемноте я, конечно, не разглядела изломы асфальта, вспученные силой отбойного молоткаони выросли на моем пути девятым океанским валом. Успев тихонько охнуть, я упала. Сначала на колени, но сразу же развернулась, села на попку и, обхватив свои свежеободранные бедра и икры руками, заплакала:
Oй, ой.
Они подходили не торопясь.
Становилось страшнее. Они приближались. Одинчуть впереди, второйотставал от него на пару шагов.
С начала погони заметно стемнело. Зажглись разномастные фонари. Их светло-ярко-голубой свет напоминал об экранах, мерцающих по квартирам, а желтые лампочки, развешанные по переулкам и закоулкам, во дворах и подворотнях набрасывали на предметы ржавую вуаль. Стемнело, но звездная тайнопись еще не проявилась на сером безоблачном небе, на небольшом его клочке, что, как неровная заплата, раскинулся в бесконечном далёко над крошечной территорией города Волгогорска, и не выкатился округлый диск луныбезжизненной и без атмосферной планеты Амстронга и Олдрина, младшей сестры нашей старушки Земли. Все еще вечер, не ночь.
За моею спиною бетонная стена. Справаторец пятиэтажки. Тамни одного окна. По левой сторонепустырь, ведущий к автомобильной стоянке. Набраться бы смелости и пересечь пятисотметровое пространство, заваленное строительным и бытовым мусором: там искореженные обрезки металлических труб, покрытые бурыми пятнами высохшей крови, прожаренные тушки животных: кошек и собак, сожженные малолетними подонками, истлевшая одежда, пропитанная запахом десятков немытых тел, тысячи мятых банок из-под пива и джина, сотни использованных презервативов, хранящих в непросохшей влаге и смертельные болезни, и зародыши новых жизней; преодолеть бы, как сталкер, как военный диверсант, эту опасную зону и добраться до автостоянкидо людного места. Нет, не добегу туда, не долечу.