А-а-аа.
На несколько секунд я провалилась в пустоту.
Черная тьма густым едким туманом повисла у меня перед глазами.
Ясловно заблудилась.
Затем что-то выплыло с периферии моего мира и промелькнуло, оставив трассирующий след. И он растаялмедленно, нехотя. Но возник звук. Из тишины. Его метаморфоза развивалась по нарастающейнеясный, едва различимый шорох; прерывистое, с неровным тембром шипение, напоминающее свист кипящего чайника, и, наконец, ужасный плачизнемогающий протест против несправедливости, обида, обреченная на забвение, холодный озноб страхавсё слилось в этой мелодии женской физиологии.
Я открыла глаза и поняла, что слышу свой собственный оглушительный рев и глотаю свои родные слезы, а мой мир, сосредоточенный сейчас в тесном пространстве этой кухни, разваливается на куски.
Я поняла, что язаболела! Я догадалась, что уплотнение у меня в грудине гематома, опухоль!
Я с трудом взяла себя в руки, а Дима был напуган до смерти. На короткий получас».
Глава 6. Утром следующего дня
Ты проспишь, дорогая, Дима настойчиво тряс Светлану за плечо.
Прежде чем открыть глаза, прогоняя последние обрывки сновидений, она несколько раз моргнула:
Привет, дорогой.
Как ты себя чувствуешь?
Нормально.
Она ответила машинально, еще не понява в самом деле, как же она себя самоощущает?
Да, вроде ничего, могло быть и похуже, осторожно подумала она, боясь сглазить первое впечатление.
И, действительно, распив с Ниной бутылочку коньяку, она выпила и с Димой, а перед сном, чтобы успокоить ходившие ходуном нервы и боль, приняла две таблетки радедормаобычного бытового снотворного, но, в сочетании с приличной дозой алкоголя, небезобидного
Неминуемые последствия досадливо присутствовали. Головная боль и головокружение, тошнота, нарушение координациивсе имело место, но в легкой, переносимой степени.
«Пронесло, но учту на будущее», решила Светлана и, потягивая застывшие мышцы, кряхтя и вздыхая, встала.
Ты опоздаешь, дорогая, напомнил о себе Дима. (Чашка растворимого кофе и полусгоревшая сигарета в руках).
Нет, коротко возразила она. Твое участиеотклик на мою истерику? Забавно.
Почему нет? Дима стоял, прислонившись к косяку туалета.
Эрзац? игнорируя его вопрос, спросила Светлана. Впрочем, интонация её голоса была, скорее, утвердительной.
Кофе! Разницы между той бурдой, над которой ты священнодействуешь каждое утро в течение двадцати минут, и этойя, к своему счастью, не вижу.
Ну и дурак! высказала Светлана свое мнение из-за запертой двери.
Все, ты уже опоздала, не расслышав последнюю реплику, перебивая шум спускаемой воды, прокричал Дима.
Нет, я не опоздала, упрямо возразила Светлана. Он снова не расслышал.
Исполнив физиологические оправления, Светлана вышла и на немой вопрос, лениво вспыхнувший в Диминых глазах, нехотя ответила:
На работу не пойду. В больницу поеду. Грудь болит.
Превосходно выглядишь! покосившись на Светлану, немного удивленный тем, что она сказала, отпустил Дима комплимент.
Мужская логика, мужской аргумент! взорвалась Светлана. Лишь бы выглядеть приятно! Достаточно хорошо, чтобы услаждать взоры высшей расы. Мужчин! А все, что не снаружи, не существенно. И нет некрасивых женщин, потому что все некрасивые, старые или больныенезаметные недочеловеки, она почувствовала желание начать скандал, затеять ссорунастоящую, с матом и битьем посуды, но, вспомнив о вчерашнем вечере, сдержалась. Надеюсь, не врешь. Но в больницу я все равно поеду. И коль ты все еще мой муж
Светлана оборвала фразу и многозначительно взглянула на него. Ей показалось, что он покраснел. Она удивилась и снова задумалась: «Так тебе и надо; не знаю, что на тебя нашло; не верю, что ты телепат и угадал моё желание, настроившись на мою волну, нет, не верю, что ты настолько чуток, что уловил мои призывные испарения, не верю! Слишком давно я тебя знаю. Так что же на нас нашло?»
Она опять вернулась во «вчера».
«Через несколько минут мы успокоились. Он плеснул коньяку прямо в кофейные чашечки. Я ополоснула лицо и, не давая никаких объяснений, вновь вернулась к плите.
Кофе. Хочу кофе, повторила я. Кофеисцеляющий напиток, амброзия, живая вода. Он вмиг вернет мне и здоровье, и душевное равновесие.
Но Дима властным, но осторожным движением, чтобы не задеть мне груди, вновь привлек меня к себе, и я сразу же почувствовала, что его возбуждение не потеряло своей силы и мощи.
Он прижал меня к двериединственной ровной поверхности кухонного интерьера и, подхватив мою левую ногу под колено и заставив меня эквилибрировать на одной правой как аиста, как цаплю, бесцеремонно задрал мою юбку до пояса.
В кровать, простонала я.
Он словно не услышал. Пальцем он отодвинув краешек моих трусиков в сторону
Он сразу же набрал бешеный темп. Чередуя длинные удары с короткими, он проникал в меня как автомат.
Я принялась судорожно вращать тазом, стараясь подстроиться под заданный Димой ритм, ии понеслась по теплым волнам под парусами своего собственного корабля.
Кажется, я кричала. А, может быть, и нет, может быть, слова и неистовые стоны звучали только во мне. Внутри моего помраченного сознания.
Так не могло продолжаться долго. Неудержимый оргазм взорвал его тело через три минуты.
В то же мгновение кончила и я. Мое тело обмякло, я пошатнулась, но он удержал меня за талию, позволив моей ноге медленно разогнуться и опуститься на пол. Я отпрянула от стены, потрясла головой, прогоняя дурман, но Дима Он, оказывается, и не думал прекращать. Он опустился на колени, и, наконец-то, содрал с меня трусы. Крепко обхватив руками обе мои ноги так, что я едва не потеряла равновесие, он коснулся своим языком внутренней поверхности моего правого бедра Высоко! Очень высокотам, где кожа уже слегка пигментирована и аккуратно выбрита. (И опять мои голые ягодицы прислонились к уже нагретой мною поверхности кухонной двери). Он лизнул. Кожа там чувствительная и нежная. Он провел влажным языком, как кистью. Несколько коротких мазков по левому бедру, по правому. Он подбирался к моему раздвоенному треугольнику не спеша, целуя и покусывая, словно негодуя, замирая и вновь скользя своим проворным инструментом до границы волос, и вновь отступая, будто не решаясь проникнуть за главный рубеж. Я стала сходить с ума.
Умоляю, начинай, ну же, ну, вот теперь я выкрикивала слова в голос, изнемогая и задыхаясь. И он приник к моему лону. И припал так жадно, как будто его мучила жажда, и только этот источник был способен её утолить. И напоить допьяна.
Когда горячая волна, поднявшись от пальцев ног и не миновав лобок, живот, соски и губы и мочки ушей, перетрясла мое тело, я все-таки потеряла равновесие и рухнула на пол. И умерла.
Подхватив под мышки, Дима приподнял меня и, легонько подталкивая под лопатки, довел до кровати и только там оставил в покое.
А утром, когда я лишь намекнула на вчерашнюю близость, он покраснел.
И я удивилась. Но не тому, что он сохранил способность краснеть, а томукак мы стали далеки. Надо же! Обычнаямежду супругамипроцедура заставляет меня укорять его, а ониспытывает неудобство, как будто, воспользовавшись минутной слабостью, переспал с женою друга или изнасиловал, напоив вусмерть девственницу.
Смешно. Тебе не кажется, что мы смешны?
Люди легко становятся смешными. Поневоле. Но если это осознавать, смириться с этим совсем не трудно. И не стоит бояться показаться таковой, в конце концов, это вызывает расположение.
А я не хочу, упорствую я. Я знаю, он прав, но меня обуревает дух возражения. Он снисходительно смотрит на меня.
Я удивилась вчера, и вотсегодня.
Дима ушел. За ним убежала в школу Софья. Я осталась одна. Я позвонила Сашесвоему шефу, своему любовнику.
Привет, это я, сказала я, когда он поднял трубку.
Да, я, откликается он сухо и молчит, и его молчание, как простуда, как грипп, мучает меня.
Я опоздаю на работу.
Да.
Яв растерянности. Не знаю, что сказать. С чего начать? Напомнить ему о том, как вчера я ревела под ним раненым зверем, потому что он раздавил, размозжил, разбил мне грудь и не заметил? Нет. Глупо! Объяснить, что планирую посетить поликлинику? Любовнику? О своих болячках? Лучше не рисковать, если я не хочу, чтобы он меня бросил, и я повторяю: