Звучит недурно, заметил я. Когда ты едешь?
Тогда же, когда ты на Искью. Она положила кинокамеру на стол, подошла и села рядом со мной на козетку. И, как и ты, я поеду одна.
Она взглянула на меня. От приглашения, читавшегося в ее глазах, сердце у меня часто забилось. Она подалась ко мне, и ее пухлые алые губы приоткрылись. Не успел я понять, что делаю, как она оказалась в моих объятиях, и я уже целовал ее.
Наш поцелуй длился, наверное, секунд двадцать, я действительно увлекся, а потом ощутил у себя на груди ее руки: она отталкивала меня, и это настойчивое давление привело меня в чувство. Я выпустил ее и поднялся.
Вести себя такпросто безумие, сказал я, задыхаясь, словно старик, бегом поднявшийся по лестнице. Я стер со рта губную помаду.
Безумие так вести себя в Риме, возразила она, откидываясь на спинку козетки и улыбаясь мне, но не в Сорренто.
Нет, послушай начал я, но она вскинула руку, заставляя меня умолкнуть.
Я знаю, что ты чувствуешь по отношению ко мне. Я не ребенок. Я чувствую к тебе то же самое, сказала она. Поедем со мной в Сорренто. Все уже устроено. Я понимаю, что ты переживаешь из-за отца и своей работы, но обещаю тебе, ты будешь в полной безопасности. Я сняла виллу на имя мистера и миссис Дуглас Шеррард. Ты станешь мистером Шеррардом, американским бизнесменом на отдыхе. Никто нас там не узнает. Неужели ты не захочешь провести со мной месяц, только ты и я?
Но мы не можем, запротестовал я, понимая, что нет ни одной причины, чтобы мы не могли, и желая это сделать. Нельзя вот так бросаться, очертя голову
Не осторожничай сверх меры, дорогой. Никуда мы не бросаемся. Я все тщательно спланировала. Я поеду на виллу на своей машине. Ты отправишься днем позже поездом. Место там чудесное. Вилла стоит на высоком холме с видом на море. На четверть мили вокруг больше никакого жилья. Она вскочила на ноги и принесла крупномасштабную карту, лежавшую на столе. Я покажу тебе точное место. Смотри, вилла отмечена на карте. Называется «Белла Виста», ну разве не прелесть? А с террасы там видно залив и Капри. При вилле сад: апельсиновые и лимонные деревья, виноград Место совершенно уединенное. Тебе понравится.
Еще бы мне не понравилось, Хелен! сказал я. Признаюсь, я бы хотел. Да и какой мужчина не захотел бы, но что будет с нами после того, как пройдет этот месяц?
Она засмеялась:
Если ты боишься, что я заставлю тебя жениться на мне, не бойся. Я в ближайшие годы замуж не собираюсь. И думать об этом не желаю. Я даже не знаю, люблю ли тебя, Эд, но я точно знаю, что хочу провести месяц наедине с тобой.
Мы не можем, Хелен. Это неправильно
Она коснулась кончиками пальцев моего лица.
Будь, пожалуйста, душкой, уходи пока. Она потрепала меня по щеке, а затем отодвинулась от меня. Я только что вернулась из Неаполя и сильно устала. Говорить больше не о чем. Обещаю, там будет безопасно. Все зависит только от того, хочешь ты провести со мной месяц или нет. Обещаю, ты не будешь связан какими-либо условиями. Подумай пока. До двадцать девятого числа больше никаких встреч. Я буду ждать на вокзале Сорренто поезд из Неаполя, прибывающий в три тридцать. Если тебя не окажется в поезде, я пойму.
Она пересекла прихожую и на несколько дюймов приоткрыла входную дверь.
Я подошел к ней.
Нет, Хелен, подожди
Прошу тебя, Эд. Давай больше не будем ничего обсуждать. Ты либо приедешь на том поезде, либо нет. Вот и все. Ее губы скользнули по моим. Спокойной ночи, дорогой.
Я поглядел на нее, она поглядела на меня.
Выходя в коридор, я знал, что приеду на том поезде.
Часть вторая
I
До поездки в Сорренто оставалось пять дней. За это время предстояло многое сделать, но мне почему-то было трудно сосредоточиться.
Я был словно подросток, с нетерпением ждущий первого свидания. Это меня раздражало. Я-то воображал себя достаточно искушенным, чтобы справиться с ситуацией, в которую поставила меня Хелен, но оказалось, что это не так. Мысль о том, чтобы провести целый месяц наедине с этой будоражащей воображение девушкой, действительно меня захватила. В моменты просветленияа они случались редкоя говорил себе, что соглашаться на этобезумие, но тут же успокаивал себя тем, что Хелен все предусмотрела. Она сказала, там безопасно, и я верил ей. Я говорил себе, что буду дураком, если не ухвачусь за возможность и откажусь от ее предложения.
За два дня до моего отъезда в Рим прилетел Джек Максвелл, чтобы принять дела на время моего отсутствия.
В 1949 году мы работали с ним бок о бок в Нью-Йорке. Он был крепкий репортер, однако иных талантов, кроме как чутья на новости, за ним не водилось. Я был о нем не особенно высокого мнения. Он был слишком смазливым, слишком лощеным, слишком хорошо одевался и вообще в целом был слишком хорош.
Я подозревал, что он любит меня не больше, чем я его, впрочем, это никак не помешало мне устроить ему теплую встречу. После того как мы часа два просидели в редакции, обсуждая предстоявшую ему работу, я предложил вместе поужинать.
Прекрасно, согласился он. Посмотрим, что может предложить этот древний город. Но предупреждаю, Эд: я надеюсь увидеть только самое лучшее.
Я отвел его в «Альфредо», один из лучших ресторанов Рима, и заказал поркеттажаренного на вертеле молочного поросенка, из которого вынимают кости и начиняют его печенью, колбасным фаршем и травами, невероятное кушанье.
Когда мы поужинали и приступили уже к третьей бутылке вина, Максвелл наконец расслабился и сделался дружелюбным.
Ты счастливчик, Эд, сказал он, принимая предложенную мною сигарету. Может, ты пока еще не в курсе, но ты на особом счету в нью-йоркском офисе. Хаммерсток очень высокого мнения о тех материалах, которые ты присылаешь. И я скажу тебе кое-что по секретутолько, чур, никому ни слова. Хаммерсток вернет тебя обратно в Нью-Йорк через пару месяцев. План такой: я заменяю тебя здесь, а ты возглавляешь там отдел международных новостей.
Не могу поверить, сказал я, уставившись на него. Ты меня разыгрываешь.
Это факт. Я не стал бы шутить такими вещами.
Я силился не выдать своего волнения, но вряд ли у меня хорошо получилось. Занять должность главы отдела международных новостей в нью-йоркском офисе было пределом моих мечтаний. И не только потому, что это означало куда больше денег, это была еще и самая настоящая синекура по сравнению со всеми остальными должностями в «Вестерн телеграмм».
Через пару дней об этом будет объявлено официально, сказал мне Максвелл. Старик уже одобрил. Ты счастливчик.
Я согласился, что так и есть.
Тебе не жаль покидать Рим?
Это я переживу, сказал я, широко улыбаясь. Такая работа стоит того, чтобы уехать из Рима.
Максвелл пожал плечами:
Ну не знаю. Я бы на эту должность не хотел. Очень уж напрягает, я бы с ума сошел, торчать все время под носом у старика. Он поудобнее устроился в кресле. А этот поросенок был недурен. Наверное, мне понравится в Риме.
Ни один город мира с ним не сравнится.
Он сунул в рот сигарету, чиркнул спичкой и выпустил облачко дыма мне в лицо.
Кстати, как тут прижилась неистовая Хелен?
Этот вопрос меня насторожил.
Кто?
Хелен Чалмерз. Ты же вроде ее нянька или что-то в этом роде?
Для меня загорелся красный свет. У Максвелла нюх на скандалы. Если у него зародится хотя бы малейшее подозрение, что между мной и Хелен что-то есть, он начнет копать и в итоге раскопает, что именно.
Я был ее нянькой ровно один день, небрежным тоном отозвался я. А с тех пор я ее и не видел. Старик велел мне встретить ее в аэропорту и заселить в отель. Наверное, она грызет гранит науки в университете.
Его брови изумленно взлетели.
Что она делает?
Учится в университете, повторил я. Она ведь приехала сюда архитектуру изучать.
Хелен? Он подался вперед, уставившись на меня, а потом расхохотался. Никогда не слышал ничего смешнее. Хелен изучает архитектуру!
Он снова откинулся на спинку кресла, взревев от смеха. Люди начали оборачиваться на нас. Он в самом деле ржал так, словно услышал самый уморительный анекдот на свете. Мне это вовсе не казалось таким уж смешным. Я с трудом сдерживался, чтобы не отодвинуть кресло и не съездить кулаком по его смазливой физиономии.