Джина, прочитавшая все по моему лицу, тактично заметила:
В конце концов, она же дочка миллионера.
Да, я знаю, отозвался я. С этой минуты пусть заботится о себе сама. Она фактически послала меня куда подальше.
На том мы и порешили.
Следующие четыре недели я ничего не слышал о мисс Чалмерз. У меня было полно дел в редакции, поскольку через пару месяцев я собирался в отпуск, и мне хотелось, чтобы все было в ажуре к тому моменту, когда из Нью-Йорка прибудет мне на смену Джек Максвелл.
Я собирался погулять недельку по Венеции, а затем провести оставшиеся три недели на юге, на острове Искья. За последние четыре года это был первый мой отпуск, и я ждал его с нетерпением. Я собирался ехать один. Люблю побыть наедине с собой, когда выпадает возможность, и еще мне нравится, что всегда можно передумать и сменить гостиницу или срок пребывания, а если ехать с кем-нибудь, никакой свободы передвижения уже не получится.
Спустя четыре недели и два дня после моего телефонного разговора с Хелен Чалмерз мне позвонил Джузеппе Френзи, мой добрый друг, работавший в издании «ЛИталия дель пополо». Он предложил мне отправиться вместе с ним на вечеринку к кинопродюсеру Гвидо Луччино, которую тот устраивал в честь одной кинозвезды, произведшей фурор на кинофестивале в Венеции.
Я люблю итальянские вечеринки. Они шумные и веселые, всегда с отличным угощением. Я сказал Джузеппе, что заеду за ним часов в восемь.
Луччино жил в просторной квартире рядом с Порта Пинчиана. Когда мы добрались до его дома, вдоль тротуара уже выстроились «кадиллаки», «роллс-ройсы» и «бугатти», на фоне которых мой «бьюик» 1954 года совершенно поблек, когда я втиснулся на последнее свободное место.
Вечеринка удалась на славу. С большинством гостей я был знаком. Среди них американцев было не меньше половины, и Луччино, питавший к американцам самые теплые чувства, запасся крепкой выпивкой. Часов в десять, пропустив не один стаканчик неразбавленного виски, я вышел в патио, чтобы полюбоваться луной и немного остыть.
В патио стояла в одиночестве девушка в белом вечернем платье. Ее обнаженные плечи и спина казались фарфоровыми в лунном сиянии. Она опиралась руками на балюстраду и, склонив голову набок, смотрела на луну. В свете луны ее светлые волосы поблескивали, как стекло. Я направился к ней и остановился рядом. И тоже принялся созерцать луну.
Весьма недурно после той суматохи, что внутри, заметил я.
Да.
Она не обернулась, чтобы взглянуть на меня. Я украдкой покосился на нее.
Настоящая красавица. Мелкие черты лица, блестящие алые губы, глаза, сияющие отраженным лунным светом.
Мне казалось, я знаю в Риме всех, сказал я. Как получилось, что с вами мы не знакомы?
Она повернула голову и взглянула на меня. Затем улыбнулась.
Мы знакомы с вами, мистер Доусон, сказала она. Неужели я так сильно изменилась, что вы меня не узнаете?
Я таращился на нее, внезапно ощутив, как пульс у меня участился и что-то сжалось в груди.
Я не узнаю вас, признался я, думая, что передо мной стоит самая прекрасная женщина в Риме, такая юная и соблазнительная.
Она рассмеялась:
Вы в этом уверены? Я же Хелен Чалмерз.
II
Моим первым порывом, когда я услышал ее имя, было сказать, как она изменилась, как я удивился, увидев, насколько она прекрасна, и наговорить прочей ерунды, однако, глядя в эти сияющие отраженным светом луны глаза, я передумал. Я понял, какой ошибкой будет сообщать очевидное.
Я провел с ней в патио полчаса. Эта неожиданная встреча выбила меня из колеи. Я отчетливо сознавал, что она дочь моего босса. Сама она тоже держалась скованно, но скучной не казалась. Мы вели разговор о разных отвлеченных предметах. Обсуждали вечеринку, говорили о том, кто есть кто, о том, как хорош оркестр и как чудесна ночь.
Меня тянуло к ней, как булавку притягивает к магниту. Я не мог отвести от нее взгляд. Я не мог поверить, что это прелестное созданиета же самая девушка, которую я встречал в аэропорту, это казалось просто невозможным.
Внезапно, посреди нашего разговора о высоких материях, она спросила:
Вы здесь на машине?
Ну да. Стоит на улице.
Вы не довезете меня до дома?
Что, прямо сейчас? Я ощутил разочарование. Вечеринка скоро достигнет апогея. Разве вы не хотите потанцевать?
Она внимательно посмотрела на меня. Взгляд ее голубых глаз ощупывал, вызывал неловкость.
Извините. Я не собиралась вас торопить. Не волнуйтесь, я возьму такси.
Ничего вы меня не торопите. Если вы действительно хотите уйти, я с радостью доставлю вас домой. Просто мне казалось, вам здесь нравится.
Она пожала плечами и улыбнулась.
Где ваша машина?
В конце улицы, черный «бьюик».
В таком случае встретимся в машине.
Она отошла, а когда я хотел ее сопроводить, она вскинула руку в безошибочно читавшемся жесте. Она давала понять, что нас не должны видеть вместе.
Я позволил ей уйти вперед, пока закуривал сигарету. Внезапно все стало похоже на тайный сговор. Я заметил, что руки у меня подрагивают. Дав ей пару минут, я вернулся в набитую людьми просторную гостиную, высматривая Луччино, но, так и не увидев его, решил, что мои благодарности подождут до завтрашнего утра.
Я вышел из квартиры, спустился по лестнице и оказался на длинной улице.
Оказалось, мисс Чалмерз уже ждет в «бьюике». Я уселся на водительское сиденье.
Поезжайте в самое начало виа Кавур.
Я поехал по виа Витторио-Венето. Обычно плотное движение в этот час немного ослабло, и у меня ушло всего десять минут, чтобы довезти ее до улицы, на которой она жила. За время пути никто из нас не проронил ни слова.
Остановите, пожалуйста, здесь, попросила она.
Я затормозил и вышел из машины. Обошел ее кругом, открыл для нее дверцу с пассажирской стороны. Она вышла и оглядела из конца в конец пустынную улицу.
Подниметесь ко мне? Не сомневаюсь, у нас найдется немало тем для разговоров, сказала она.
Я снова вспомнил, что она дочь моего босса.
Я бы с удовольствием, но, наверное, не стоит, ответил я. Уже поздно. Не хочу никого беспокоить.
Вы никого не побеспокоите.
Она двинулась по улице, а я погасил фары в машине и последовал за ней.
Я рассказываю об этом так подробно, потому что хочу, чтобы у вас сложилось верное представление о начале наших с Хелен отношений. Возможно, в это сложно поверить, однако, знай я, что в квартире никого нет: ни подруги, ни прислугивообще ни души, меня туда и на аркане не затащили бы. Только я не знал. Я думал, что там будет хотя бы домработница.
Но все равно меня смущало, что я иду в гости к девушке в столь поздний час. Я все гадал, как отреагирует Шервин Чалмерз, если кто-нибудь расскажет ему, что меня заметили входящим в квартиру его дочери без четверти одиннадцать вечера.
Мое будущее и все, что с ним связано, было в руках Чалмерза. Одно его словои меня вышибут из газетного мира раз и навсегда. Заводить роман с его дочерью, вероятно, так же опасно, как заводить роман с гремучей змеей.
Обдумывая все впоследствии, я осознал, что Хелен тоже не собиралась рисковать. Она не позволила мне выйти с ней вместе из квартиры Луччино и велела остановить машину в двух сотнях ярдов от входа в ее дом, чтобы ни один умник из числа моих друзей, заметив мою машину, не смог бы сложить два и два.
Мы поднялись на ее этаж в автоматическом лифте, никого не встретив в фойе. В квартиру мы вошли никем не замеченные. Когда Хелен закрыла входную дверь и провела меня в большую красивую гостиную с неярким светом, украшенную вазами с цветами, я внезапно осознал, что мы с ней в квартире вдвоем.
Она бросила в кресло свой палантин и подошла к изысканному коктейльному бару.
Будете ржаной виски или джин?
Вы ведь не одна здесь живете? поинтересовался я.
Она обернулась и пристально посмотрела на меня. В приглушенном свете выглядела она ошеломительно.
Почему же нет? Одна. Разве это преступление?
Я ощутил, как у меня вспотели ладони.
Я не могу остаться. Вы должны это понимать.
Она продолжала сверлить меня взглядом, и ее брови удивленно поползли вверх.
Значит, вы боитесь моего отца?
Дело не в том, что я боюсь вашего отца, ответил я, разозлившись, что она с такой проницательностью попала прямо в точку. Я не могу оставаться здесь с вами наедине, и вы должны это понимать.