Какая мне разница?
Даже если он скажет, мол, да, люблю, я что, поверю, растаю, растелюсь ковриком у ног и предложу пройтись по мне снова? Мне не нужен хозяин, не нужен тот, кто решает за меня жить или умереть, тот, кто верит чужому. Ясостоятельная свободная женщина, у меня весь мир на ладони, и я не собираюсь оглядываться. Он хочет, чтобы я была счастлива? Я буду. Хочет, чтобы жила дальше? Пожалуйста.
Иногда я ловлю в зеркале взгляд Макара и кажется, будто он знает, о чем я сейчас думаю. Пусть. Хотеть жить в полную силуэто нормально. Не знаю, смогла бы я так быстро настроиться на новую волну, если бы со мной не было Егора. Он как дыхание, как капелька детства, как стимул не вянуть, а раскрыть подвявшие лепестки. Я справлюсь, вот, наберусь впечатлений на год вперед, уверюсь, что жить здесь не могу и уеду окрыленная.
И не одна, а с маленьким подкидышем, которого безмерно люблю.
Я глажу мальчика по темным волосам и внутри такое тепло разливается: так хочется кого-нибудь сопящего затискать, обнять, потрепать впалые щечки, расцеловать. За то, что он есть, за то, что не бросил, за то, что поверил, даже не зная всей правды и не отвернулся, когда узнал. Это и есть любовь, а то, что чувствует Ярсожаление, раскаяние, вина, но этого слишком мало, чтобы хотя бы попытаться простить его. Внутри как блок, который не позволяет даже имя его произносить без едкости, без желчи.
Он был в моей жизни. Какое-то время я будув его, средства, но не цели мои изменились. А потом
Машина останавливается у серой высотки. Егор выпрыгивает первым, я выхожу за ним, Макар осматривается, куда бы поставить машину.
Да пусть стоит у подъезда, говорю ему и веду в дом.
На третий этаж из-за меня поднимаемся на лифте: ходить еще немного напряжно, но пройдет, а здесь такая экзотика для мальчишки: оплеванные жвачками стены, дыра в потолке, тусклая лампа с прошлогодними мухами и дверь, неприветливо сжавшая Макара. Лифт не ждет, когда все войдут, здесь правило: кто успеет.
Напоровшись на мужские плечи, дверь одумывается и распахивается, Макар невозмутимо заходит, но Егор заливается соловьем. Я развожу руками. Выходим шустренько, и так как Егор последний, подпихивает меня в спину, чтобы не схлопотать как Макар.
У деревянной двери мы останавливаемся, я думаю, интересно, какие лица будут у моих близких? Мама расстроится, что не предупредили, нечем кормить деточек, хотя холодильник у нас давно не пустует, слава Богу, прошли времена, когда на десятку тянули неделю и мой отец падал в голодные обмороки на работе. Папа обнимет нас с Егоркой, а Макара придирчиво осмотрит, примеряясь: зять или не зять, или будущий зять? Бабуля живет в соседнем доме и когда позвоним ей, прибежит с горячими пирожками. Мне кажется, они у нее есть всегда, хотя она и следит за фигурой.
Тычки в спину намекают, что думаю я слишком долго, и я нажимаю на звонок. Трель в квартире, несколько секунд и дверь распахивается. В коридоре темно, и какое-то время отец не может рассмотреть пожаловавших гостей, а потом наступает момент узнавания, да и я подсказываю:
Привет, пап.
Обнимаю его за плечи, всегда как в детстве.
Злата! он не всхлипывает, еще не хватало! Это за ним в прихожую вышла мама и забрала меня от папы. Вот здесь уже все по-женски. Наобнимавшись, я оборачиваюсь к спутникам, мнувшимся на пороге.
Мам, пап, а я не одна.
Да мы уж заметили, отец, как я и думала, рассматривает Макара.
А мама, когда я представляю мужчин, обнимает и того, и другого. Кто такой Егор, она знает, а Макара обнимает так, на всякий случай. Иногда у них с папой подозрительно одинаковые мысли.
А где бабуля? разочарованно спрашивает мальчик.
Сейчас будет, обещает ему папа и идет к телефону, пока мама обустраивает гостей. У нас трехкомнатная. Папа с мамой резко переезжают в зал, нам с Егором достается большая светлая комната, а Макару, пока его статус не выяснен, отдельная.
А ты где жила? спрашивает Егор, пока я разбираю сумки. Сюда Полине слишком долго и дорого ехать, чтобы помочь мальчику.
В маленькой, говорю.
А чо тебя так притесняли?
Да там удобно, никакие домовые не поместятся, спи себене хочу.
Глаза Егора загораются как у вампиреныша, только что цвет не меняют.
А у вас что, домовые есть?
А у вас что, нету?
Он так быстро качает головой, что я переживаю, как бы не свернул шею.
Да был один, говорю, может, уже и другое жилье себе нашел.
Мальчик подозрительно осматривает все углы.
Он всегда выходил из шкафа, подсказываю.
Шкаф тут же раскорячивает дверцы, но Егор с грустью констатирует, что тесновато тут, и все захламлено вещами, некуда честному домовому деться.
А ты, говорю, ночи дождись.
Ребенок нетерпеливо посматривает на свои часын-да, только шесть вечера, а еще наговориться, а еще наесться, а еще дождаться, когда все улягутся Я надеюсь, что ночью он отрубится и не будет, как я в детстве, лежать рассматривая потолок и прислушиваясь к каждому шороху. Вообще, домовой у нас правда есть, ко мне, по крайней мере, приходил, и такв состоянии то ли сплю я, то ли брежу. Но перестал являться стоило подрасти.
Когда вещи разложены, выходим в зал. Я замечаю, что Егор рассматривает не обстановку, а где просторней, где темней, чтобы приключения сегодня обязательно были. Макар беседует с моим отцом на балконе, мы с мальчиком тянемся на запахи в кухню.
Ой, мама, восклицаю, увидев расставленный и заставленный вкусностями стол, когда ты столько наготовила?
Все было, улыбается Егору, схватившему котлету, как чувствовала.
Егор, не дожидаясь общих сборов, ест вторую, мы говорим о пустякахвот потом, когда все улягутся, когда останемся на кухне вдвоем за чаем, я расскажу ей упрощенную версию своего развода. Я представляю, как не терпится ей узнать, почему с мужем разошлись, а его брат со мной, но это она еще не знает, что мальчик и живет у меня, а так бы побросала свои котлеты недожаренными, выгнала мужчин с балкона и заперла меня там, пока не расколюсь.
Звонок настойчиво требует открыть дверь. Так нагло удерживать громкую кнопку может только один человек. Иду я, потому что мама и особенно Егорка заняты, на пороге подвергаюсь обниманиям, целованиям, отхватываю большой пакет с горячими пирожками, а потом меня отпихивают с требовательным криком:
Бабуля пришла!
И бабушка с готовностью забывает о внучке, щедро наделяя лаской мальчика.
А руки мыл? заметив в его руке котлету, строго интересуется. И тут же возмущенный взгляд на меняне уследила.
Протер влажными салфетками, заступается за меня Егор.
Тьфу какая гадость! еще пуще возмущается бабуля, и они оба идут в ванную, друг другу поливают из ковшика на руки. Егор возвращается почему-то с сухими руками, но влажными волосами и радостно оповещает:
А у вас вода не идет!
Мы знаем, вздыхает мама.
Даже холодной нет!
Да, да, поддакивает мама.
Я ставлю на стол бабулины пирожки, мама заканчивает с котлетами, и мы собираемся за столом. Надо же, какой он маленький, особенно, когда столько людей, и трое из них мужчины. Зато пустеет быстро. Ни Макар, ни Егор не смущаются, что меня радует, а то уговаривай поесть, как маленьких. Папа спаивает Макара самодельным коньяком, бубуля менясамодельной вишневой настойкой, а Егоракомпотом. Мама наблюдает за нами с умилением.
Я, конечно, рада, что вы приехали, снова бабулин строгий взгляд на меня, но разве Егору не нужно ходить в школу?
Да он с репетиторами дома занимается, оправдываюсь я.
Это не дело! Мальчику нужно общение, не все ему, как клуше, с тобой дома сидеть. С ровесниками надо контакт находить.
Да он легко идет на контакт, пытаюсь отбиться.
Егор следит за нашим разговором, но говорить некогданикогда не видела, чтобы он столько ел, как бы не поплохело. Есть все-таки свои преимущества в том, что я не любитель готовить.
Злата, продолжает бабуля, я понимаю, что Егорне простой мальчик, но есть же специальные школы, лицеи, гимназии. У вас вообще академия при институте есть, а если Егор в будущем собирается делать карьеру политика, то общение, правильное общение, на всех уровнях, даже на тех, что ниже тебя по статусу, ему пригодится. Ты так не думаешь?
Я вгрызаюсь в отбивную, и бабуля делает вывод:
Не думаешь. Ты слишком увлекалась саможалением.
Нет такого слова! это Егор, правильные словапо его части.
Зато есть такое состояние, не теряется бабуля и так как мальчик умненький, даже вопреки моему кощунственному воспитанию, ему достается улыбка, мнеукоризненный взгляд.
Да я как-то не думал о школе, говорит Егор. Меня хотели спихнуть в Англию, а там программа сильнее, чем у нас.
А почему ты не учишься в Англии? спрашивает мама.
Сбежал.
Бабуля помогла, сдаю бабушку.
Она строго машет мне пальчиком и смотрит лукаво, мол, я ведь тоже много чего могу рассказать. Но я не ведусь, она сама не захочет расстраивать родителей и вообще ей нравится быть в курсе новостей единолично.
Ой, ухожу со скользкой темы, мы же продукты в машине забыли!
Я принесу, поднимается Макар.
Я помогу, вызываюсь я.
Он не спорит, и мы выходим на улицу.
О чем ты говорил с отцом? спрашиваю у багажника. Оглядываюсь на окнавроде бы за тюлью никого.
Интересовался, какие у меня в отношении тебя планы, усмехается, но по доброму. Прямой у тебя отец, сразу в лоб.
Это есть, соглашаюсь. А ты что сказал?
Я тоже сказал ему прямо, что ты мне нравишься, я едва не роняю пакет с шампанским, но с твоей стороны этого нет.
Давлю в себе желание оправдаться и раз пошла такая пьянка, тоже говорю откровенно:
Ты мне нравишься, но
Пока достаточно, обрывает Макар и я заворожено смотрю, как в его глазах загораются зеленые звезды. Наверное, я не права, наверное, не должна чувствовать тихую радость, но я пытаюсь жить заново, и
Макар не отстраняется, когда поднимаюсь на цыпочки и приближаю к нему лицо, не хватает меня, как колючий букет роз в охапку, а осторожно проводит рукой по щеке и, заглянув в глаза, уверена ли? сначала чуть дует на мои похолодевшие от ветра губы, а потом согревает своим теплом. Нежно, так нежно, и так неуловимо, что я невольно тянусь ближе и смутно ощущаю его горячие руки даже сквозь слои одежды и куртку, которую успела набросить перед выходом на улицу.
Простудишься, шепчет он, но не отпускает. Только губы его сползают по моей шее жаркой змейкой, чтобы вновь вернуться к губам, но едва проваливаюсь в сладкую пропасть, слышу голос с небес, мальчишеский, очень знакомый:
Эй, вы скоро там?!
Мужские руки нехотя позволяют мне освободиться, и я задираю голову вверх. Егор приветственно машет рукой.
Несите уже что-то вкусненькое, а то котлеты заканчиваются! поторапливает, сверкнув на водителя недобрым взглядом, и скрывается на балконе.
Не успеваю перевести дыхание, что застали за поцелуем, как слышу позади женский голос, трясущийся от волны новостей, которыми не терпится поделиться с другими:
Никак Злата вернулась? И не одна. С мужем, что ли?
И оборачиваться не нужно, чтобы узнать нашу соседку напротив, прескверную тетку Веру. Она обходит нас с Макаромтак-то заглядывать в раскрасневшееся лицо удобней; упирает руки в бока и качает головой, ахая:
Хорош! Ах, хорош! Не муж, а картинка! Не боишься, что уведут?
Не боюсь, огрызаюсь я.
А зря! Я-то помню, как в третьем классе тебе мой Витька нравился, а его увела Светка с пятого этажа, охомутала, и как теленочек ей в рот заглядывает. Или вот в пятом ты убивалась по моему Славику, а тоже ведь, не познакомь ты его с Лариской, может, и была бы моей невесткой! И та попользовала и себе не оставила и тебе хорошего парня не дала!
Я морщусь: не хватало мне такой свекрови. Мне, правда, тоже не сахар досталась, но эта бы из нашей со Славиком постели и не вылезала со своими советами. Это если бы мне Славик нравился, но мне ни в третьем, ни в пятом классе как-то не до мальчиков было. Единственный, кто мне действительно нравился так, что сносило крышу
Стоп!
Не к ночи будет сказано. Я больше не маленькая девочка, чтобы сносить едкие комментарии почти незнакомой тетки, я больше не влюбленная дурочка, чтобы вспоминать сейчас Яра.
Мне не нравился ни один из ваших сыновей, поворачиваюсь к соседке, и хорошо, что они женились, а не ожидали обратного, а то так бы в холостяках и ходили. И нет, я не боюсь, что моего мужа уведут, потому что в разводе.
Пока соседка пытается переварить услышанное и догнать вопросами, а с кем же я тогда открыто целовалась, мы с Макаром уходим. В лифте, так странно, смотрю в стену, а он снова на меня: пристально, и так чувственно, что хочется или спрятаться под его взглядом или скинуть куртку. Но я мужественно терплю три этажа, правда, на выходе облегченно перевожу дыхание, что не ускользает от моего спутника.
Злата, говорит он у двери квартиры, привалившись плечом к планке, поцелуй ни к чему тебя не обязывает.
Я киваю и почти распахиваю дверь, когда слышу:
Надеюсь только, он тебе так же понравился, как и мне.
Не оборачиваясь, захожу в квартиру. На кухне мое появление встречают репликами:
Ого, сколько всего! это папа.
Ой, зачем так много? это мама.
И чего так долго? это Егор.
Ого, а я и не думала, что на улице так холодно: такие красные у тебя щеки, это предательница-бабуля. Она ничуть не раскаивается под моим возмущенным взглядом, разгружает пакеты, мои и Макара, усаживает по новой за стол и невинно интересуется у меня:А хороший коньяк у твоего отца, правда? Такой запах приятный.
Не знаю, пожимаю плечами, я наливку пила.
Но коньяк-то тоже попробовала, усмехается.
Отец бросает подозрительный взгляд на Макара, я смотрю в тарелку, а мама пытается разрядить неловкую ситуацию тостом, но при этом пробалтывается:
Подул сильный ветер, тюль поднялась, и мы ее с бабулей поправили. Выпьем же за безветренную погоду!
Ну да, мрачно думаю я, а поправив и увидев меня с Макаром на улице, отправили мальчика на выручку, на балкон. Интересно, папа тоже в курсе?
Я курил на другом балконе, говорит он, но только я успеваю расслабиться, добавляет:Но у меня слишком хороший слух, чтобы не подслушать, как некоторые громко перешептываются на кухне.
Что-то ты опять покраснела, сочувствует бабуля, а здесь же вроде бы не холодно. Закрою форточку.