Если бы шофёр автобуса внезапно поставил управление на автомат, а сам принялся бы парить над крышей автобуса, над головами пассажиров, она, возможно, показав на него пальчиком, сказала бы:
Смотли, папа! Дяденька летает
С отцом, этим адъюнктом или социологом лет тридцати, абсолютно наверняка случился бы шок. Просто потому, что ему, прожившему тридцать лет или что-то в этом роде, никогда не приходилось переживать ничего подобного. Да, только лишь поэтому!
Теперь двухлетняя крошка показывала на машину «скорой помощи» с синими огнями и включённой сиреной. Машина проехала мимо автобуса по направлению к Сёрейде. Для девчушки это было чем-то неслыханным.
Папаша едва ли заметил, на что она показывала пальчиком. Он разделил переживания дочурки исключительно из педагогических соображений. Ему доводилось видеть машины «скорой помощи» и раньше.
Девочка едва успела сесть, как снова начала вырываться из рук отца. Теперь она, обезумев от восторга, показывала на лошадь, стоявшую перед большой конюшней.
Гав-гав! повторяла она.
Лошадь, Камилла. Этолошадь а не собачка.
И он был прав.
Отец, пожалуй, почесал бы голову, заметь он из окна автобуса кенгуру. Но исключительно потому, что он много, много раз проезжал через Фьёсангер, даже мимолётно не зацепив взглядом кенгуру. Девчушка же, со своей стороны, захотела бы разразиться точь-в-точь тем же самым «гав-гав!».
Она была бы ничуть не больше и не меньше взволнована, увидев кенгуру. Её познания в зоологии были ещё очень поверхностны.
В сущности, она видела сейчас именно кенгуру. С кенгурёнком в маленьком кармане на брюшке у мамаши. Или слона. Розового слона. С золотыми и серебряными крыльями
Маленькая Камилла пребывала в сказке. Точно так же побывал бы в сказке и адъюнкт, замелькай в воздухе детки-ангелочки.
БЫТЬ СМЕРТЕЛЬНО БОЛЬНЫМ заключало в себе колоссальное обострение памяти. Енни вспоминала своё детство так пристально, что ей ничего не стоило почувствовать себя двухлетней крошкой, которая была так удивлена всем, что видела.
Казалось, она самаЕннивпервые видела мир. Хотя видела его, скорее всего, в последний раз. Не были ли это две стороны одной и той же медали? Как и малютка, сидящая там, впереди, онаЕннистояла у крайней черты мира.
Енни выглянула из окна автобуса.
Трава была такая зелёная, горытакие высокие, ночное неботакое ослепительно синее, а люди и животныетакие живые
Казалось, будто мир выпорхнул всего несколько крохотных минут тому назад из рукава фокусника.
Высоко-высоко на склоне холма простиралось ещё несколько снежных пятен. Словно последний привет прошлого года, словно привет от жизни
Енни никогда больше не увидит, как несётся вниз снежная лавина. Пробил её последний час.
Снег!
Енни вспомнила, как впервые увидела что-то белое на холме. Увидела самое первое зимнее утро мира. Толстый ковёр крупнозернистого инея словно холодной пеленой окутал всё, что было вокруг.
Сахал! воскликнула она тогда.
Она поднялась в своей маленькой четырёхколёсной коляске и принялась вовсю размахивать руками.
Сахал!
Это было прежде, чем она почувствовала вкус блаженства. Она видела тогда лишь облитый сахаром ландшафт.
МИРЗАГАДКА, думала теперь Енни. Но по мере того, как мы вырастаем, мы привыкаем к загадке. Так что в конце концов тайна отступает. Мир становится чем-то надёжным, достойным доверия. И следует подавить своё возмущение и хорошенько поразмыслить, дабы отказаться от иллюзий, будто мирнечто непонятное, будто он нечто непостижимое. Необходимо заглянуть в самые глубины сознания, дабы пережить ощущение: мирчудо
Разве это не смешно?
Единственное истинное чудото, которое все видят. Но это и есть то единственное, о чём никогда не задумываешься.
Это нечто, с чем все люди согласны. Но это нечто никогда не становится темой беседы.
Самое тёмное, скрытоеясно как день. Самое сокровенное, тайноето, что мы все переживаем каждый деньбез исключения. Здесь, на земном шаре во Вселенной, мы просыпаемся. Шар этотволшебный. С озёрами, и лесами, и горами. И с лёгкими брызгами жизни всех величин и всех форм.
Здесь, на Земле, материя обретается повсюду. Здесь она вихрем кружится меж камней и деревьев. Здесь она движется косяком в реках и озёрах. Здесь она хлопает крыльями в воздухе меж небом и землёй. И всё больше и больше: материя на этой мистической планете осознаёт своё собственное существование. Она разводит руками и говорит: «Добрый вечер! Яздесь, люди!»
Всё равно так случается. Случается то, что мы привыкаем ко всему, что видим вокруг, словно это нечто само собой разумеющееся. Нам кажется, что жизнь на этой планетесамая разумная форма жизни. Только дронты и динозаврыэкстраординарны. Потому что давным-давно их на свете нет
Уже так поздно, учась в третьем или четвёртом классе, Енни удивлялась тому, что люди в Китае не сваливаются с планеты. Она задумывалась также о том, кем бы ей хотелось быть, не стань она инженером-химиком. Что она знала, в конце концов, о «законах природы»? Законы природы! Где они теперь?
ЧТО ТАКОЕ было в Камилле с её «гав-гавами», что заставило Енни подумать о читальных залах и о студенческих коллоквиумах? Однажды, пятнадцать или двадцать лет тому назад, она читала историю философии Арне Несса в двух томах и сдавала потом экзамен. Из этой книги она ещё помнила одно предложениевозможно, потому, что считала его истинным.
«В сознании нет ничего такого, чего сначала не было бы в чувствах».
Кто-то из философов высказал нечто в этом же роде. Сейчас эта мысль вновь осенила еёно теперь уже словно квинтэссенция всего, что можно сказать о мире.
Мы не рождаемся со списком желаний в этом мире, желаний, которые либо осуществляются, либо нет. И мы примирились бы с каким угодно порядком жизни.
Действительность не имеет никакого разумного преимущества по сравнению с какой угодно сказкой. С логической точки зрения все порядки в миреодинаково возможны. Илиодинаково невозможны. Но человек наделён почти непостижимой способностью к приспособлению. Если мы ежедневно можем находиться в окружающей нас действительности, не сходя с ума, да, не моргая глазами, не щуря глаз, виновато в этом лишь то, что действительность действительна, что она является фактом.
Кто, пожалуй, поверил бы в действительность, прежде чем увидеть доказательство того, что она существует.
Мир, думала Енни, мир становится привычкой. Инфляция происходит во всем. Когда чудеса появляются одно за другим, мы в конце концов становимся равнодушны к ним. Настанет день, когда мы больше не увидим, что мир существует.
Это лишь контраст к ожидаемому нами: что-то будет оставаться загадкой. А удивляемся мы лишь тогда, когда прерывается длинный ряд ожиданий. Мир должно закрутить на четверть оборота. А нам дóлжно пережить нечто сверхъестественное, чтобы почувствовать всем телом: мы существуем.
ЕННИ ВЫГЛЯДЫВАЕТ снова из окна автобуса.
Сёрейде. Небольшая соседняя местность на расстоянии мили к югу от Бергена. Несколько магазинов, школа, банк, почтовая контора. Каждый вечербезлюдье, ни души не встретишь.
Но Енни видит Сёрейде взглядом таким же острым, как у ребёнка.
Единственное, что делает наш мир более надёжным, чем самая шаловливая фантазия: он существует. И всё же Сёрейде столь же абсурдна для разума, как Средиземье хоббитов или Алиса в стране чудес.
Наверняка какой-нибудь философ сказал что-то и в этом роде: мистическоеэто вовсе не то, каков есть мир, а то, что он есть.
Наверняка и это утверждение Енни взяла на заметку, когда девятнадцатилетней девушкой прочитала его, готовясь к экзаменам по философии. Казалось, вокруг всего, о чём можно было иметь своё мнение, словно бы образуется кольцо.
Однако в течение долгих лет, что прошли с тех пор, она в общем-то об этом не думала. Для этого она была слишком занята тем, чтобы жить. Мир как таковой был вовсе не тем, о чём ежедневно только и думаешь.
Совсем другое дело, когда внезапно узнаёшь, что у тебя рак. Словатакие как мир, жизнь или смертьприобретают тогда большую весомость. У больных раком легко развивается сверхчувствительный интерес к философии. Многие сказали бы, что это один из признаков болезни. Такие мысли, во всяком случае, даже не возникали в кафе Весселя. Такого рода мысли были чужды лекторам и врачам в Финсе. Для этого они сами были слишком здоровы. Для этого они сами становились кормом для животных.
Разве они не были похожи на коров и свиней, точь-в-точь как в Блумстердалене? Они только выстроились в ряд. Не обращая внимания на это. Не делая ни шага назад.
Можно представить себе, чем занималась бы Сири в Финсе, если бы там была только её подруга. Возможно, она смотрела бы на звёзды. Возможно, она откинула бы голову и заглянула бы в мировое пространство. Возможно, она открыла бы самое себя и спросила бы, откуда она появилась.
ЕННИ ПРОЖИЛА бóльшую часть своей жизни на земле, как героиня комикса, не сознавая, кто она есть. Только в редких случаях она ощущала это, будто шок, охвативший всю её, будто знак того, что она существовала.
Человек, в лучшем случае, живёт восемьдесят или девяносто лет, думала она теперь. Поколение следует за поколением своим чередом Мы все умрём Мы живём не вечно
Громких фраз в жизни общества было немало.
Но если бы мы жили всего три или четыре года, мы точно так же примирились бы с этим. Такова наша природа. А проживи мы тысячу или десять тысяч лет, мы были бы так же недовольны приближающимся концом.
Тридцать шесть лет.
Сутки в вечности. Щелчок пальцами во времени. Енни не казалось, что она уже давным-давно стала взрослой. Она по-прежнему была ребёнком, неофиткой.
И всё же. Она больше не завидовала людям, получившим более милостивый срок на этой земле, их нескольким жалким дням. Собственно говоря, было не существенно, остаётся ли ей жить ещё неделю или тысячу лет. Если она всё равно когда-нибудь перестанет существовать Вот этот вопрос был важнее, нежели определённый момент, когда закончится жизнь отдельного человека. Речь шла о чём-то большем, нежели удачная сделка: о точном времени, минуте в минуту.
Это не только я больна, думает она. Весь мир болен. Поэтому всё, что создаётся, пойдёт ко дну. В мире всё просто замечательно. Нас многое радует. Но совсем немногое из того, чему мы радуемся и за что цепляемся, продолжается долго.
Существовало ли на свете какое-нибудь целительное средство против её страха потерять саму себя? Было ли что-то, способное вылечить её страстное желание жить? Было ли нечто, что могло задушить её жажду жизни? Существовала ли перспектива, которая затмила бы вопрос о том, быть или не быть?
Все эти вопросы Енни задавала самой себе на последнем аванпосте своего мира.
ЗВЁЗДЫ
АВТОБУС ПОДЪЕЗЖАЕТ к площади перед аэропортом. Теперь в нём только трое пассажиров: Енни, Камилла и её папа. Они достают свой багаж.
После долгой поездки в автобусе, самой долгой в жизни Енни, ей кажется, что она так хорошо знает своих спутников. Они ей гораздо ближе, чем Сири, Рагнхильд и все друзья в лаборатории. Эти двоенечто большее, нежели случайные пассажиры. Ониближние.
Енни набрасывает зелёный плащ на руку, а другой рукой стаскивает с полки для шляп белый чемоданчик. Она выходит из автобуса как раз в тот момент, когда шофёр заводит мотор. Он закрывает дверцу и едет дальше.
По дороге между Сёрейде и Бергеномуже стемнело. Земля на несколько градусов повернулась вокруг своей оси, оставив солнце за горизонтом. Красные опознавательные огни вокруг аэропорта свидетельствуют о том, что ей предстоит умереть до конца XX века.
ЕННИ ИДЁТ тяжёлыми шагами ко входу в аэропорт.
Отправление Прибытие.
Над низким зданием аэропорта она видит первые вечерние звёзды, словно синевато-бледные крапинки в полумраке.
Дальние солнца. И всё же наши самые ближайшие соседи в небесном пространстве.
Енни предстоит умереть на земном шаре, который движется вокруг по орбите один среди сотен миллиардов звёзд по Млечному Пути и вне его. Движется ещё дальше, чем может дотянуться её мысль; ведь существует несколько сотен миллиардов подобных галактик.
Смертьтак близка, а звёздытак далеки!
В ОДИН ИЗ ПЕРИОДОВ своей жизни Енни интересовалась астрономией. Со времён гимназии и до тех самых пор, когда отправилась в Тронхейм изучать химию, она читала всё, что попадалось ей из книг об устройстве Вселенной. Это была какая-то одержимость.
Енни знала, что вся материя во Вселенной составляет органическое единство. Ей было известно, что вся материя некогда в первобытную эпоху была собрана в единый ком такого колоссального массива, что самый маленький предмет мог весить в то время много миллиардов тонн. Она знала, что этот первобытный атом взорвался из-за огромной гравитации. Она знала, что та Вселенная, которой она теперь окружена, явилась результатом этого взрыва. И более того: она знала, что все галактики продолжают с астрономической быстротой нестись во все стороны.
Ещё гимназисткой Енни поместила саму себя в крупное взаимосоединение. Она извлекла несколько координат в пространстве и времени, а также нашла там своё собственное место. Она научилась закрывать глаза на подобные условности, к которым по необходимости привыкнешь, как человек, живущий на Земле. С тех пор, пожалуй, жизнь на Земле всё крепче захватывала её.
Енни видит звезду над Бергенским аэропортом. Она знает, что, прежде чем встретить её взгляд в 21 час 5 апреля 1983 года, свет этой звезды оставил за собой миллиарды километров.
Свет этой звезды потратил время на долгий путь. За время каждого удара пульса Енни он распространился на сотни тысяч километров сквозь ночь мира. И всё-таки потратил на это дни, и месяцы, и годы. Десятки лет, сотни лет, тысячи лет
Выглянуть в космос было всё равно что обернуться назад во времени. Мы видим Вселенную не такой, какая она есть, но такой, какой она была долгое время тому назад
Когда радиотелескопы ловят свет отдалённых галактик, промелькнувший миллиарды световых лет тому назад, они наносят на карту Вселенной картину того, как она выглядела некогда в первобытные времена после Большого Взрыва. Ибо Вселенная не имеет безвременной географии. Вселеннаяслучайность. Вселеннаяэто взрыв.