- Смирнов, бабу свою и пацана любишь?!- В лоб спросил Федор.- Потерять боишься?!
- Кто говорит?- Голос у Смирнова мгновенно затвердел.
- Слушай внимательно. В Ситове, не забыл этот городишко? По твоей вине хорошие люди попали в беду. Я говорю о Меркуловых. О брате Константина Меркулова. Ты втянул его в свои игры! В твоих интересах нажать на нужные рычаги и выручить людей из беды. И хорошенько тряхни некоего Воронова Кирилла! Я думаю, это имя тебе хорошо известно. Действуй, Смирнов. Иначе жизнь твоя станет адом- Федор бросил трубку на рычаг. В глазах у него было бело от накатившего бешенства.- Нормально,- прошептал он, усмиряя гнев.- Все будет нормально.
Он сел в машину и завел двигатель. В зеркальце заднего вида брызнул отдаленный свет фар. Федор переключил скорость и не спеша поехал вниз по улице.
Он даже примерно не мог сказать, сколько времени провел в этой комнате. То, что это жилая комната, а не бетонная мышеловка Максим понял, когда его втолкнули в нее. В тот момент у него не было ни сил, ни желания сопротивляться. От толчка в спину он упал на пол и долго лежал без движения. Было тепло и очень тихо. И он догадался, что эта комната предназначена для таких как он.
Его окружала такая густая чернильная тьма, что когда он закрывал глаза, казалось, вокруг становится светлей. Перед его глазами змеились белые сполохи, клубились невесомые призрачные массы и радужные круги. И в какой-то момент он понял, что сойдет с ума, если так и будет лежать с закрытыми глазами.
После тошнотворной карусели, непроницаемая тьма показалась по-домашнему спокойной. Из глубин памяти вынырнуло вдруг старое русское словотемница, и полезла было в голову всякая чепуха с этим словом связанная: дыбы, каленое железо, выкрученные руки и выкаченные от нечеловеческой боли глаза. Но он тут же отогнал эти мысли и доверился темноте.
Еще через какое-то время Максим решил исследовать темницу. Он помнил, что комнатка должна быть маленькой, и возле одной из ее стен должна стоять кровать. Он осторожно привстал и выпрямился.
На полу лежал толстый ковер. Максим двигался вперед, выставив перед собой руки. И когда наткнулся на первый попавшийся по дороге предметударился коленом об кроватную сеткуот неожиданности едва не упал и с трудом удержался от крика. Он прошел вдоль кровати, нащупал в стороне от нее низкую тумбочку. Он протянул руку и дотронулся до стены, провел кончиками пальцев по лакированным доскам. И вдруг подумал о том, что в такой же комнате может сидеть Света с детьми.
- Господи!- То ли только подумал, то ли простонал Максим.- Помоги ты мне
Он хотел найти дверь и барабанить в нее, исходить криком до тех пор, пока ее не отопрут или пока у него не закончатся силы. Но вместо этого лег на кровать и раскинул руки в стороны. Вместо каких-то импульсивных решительных действий он вспомнил Федора Верхошатцева, который так и не помог ему, но который хотя бы попытался это сделать. Он вспомнил, как однажды они пировали на реке. И когда в разговоре занесло Максима на религиозную тему, Федор вдруг сказал: "Если можешь что-то исправить - не беспокойся. Если не можешь - не беспокойся тем более. Но бог помогает идущим".
- Что мне делать теперь?- Прошептал Максим, вновь закрывая глаза.
Очнулся он от пристального взгляда. Дверь была открыта настежь. В дверном проеме стояли двое. Максим поднял глаза к потолку и увидел, что в комнате нет освещения. Настоящая темница. Стоявшие в дверях молчали. Максим медленно, глубоко вдохнул и резко сел.
- Макс-братан!- Радостно воскликнул один из гостей.- Засиделся ты у нас. Домой пора! Домой
И в этот миг в глазах у Максима померк и тот тусклый свет, что падал в комнату из коридора. Но не из-за слов Кнока, а из-за родных голосов, плывущих издалека.
- Света!- Прохрипел он.- Света!!!
- Жива баба твоя,- кивнул Кнок. В этот момент голос у него был нормальным человеческим голосом.- Не звери же мы
- Света!!!- Максим бросился к двери.
- Папа! Папа!- Послышались детские голоса.
- Это им показалось,- прокомментировал Кнок и оттеснил Максима от двери.- Ну-ну, папаша, погоди маленько! Сейчас с человеком поговоришь, и иди на все четыре стороны!..
Максим посмотрел на него, на его напарника и понял, что Кнок не обманывает. Понял, что все закончилось. Осталось какое-то малое дело, сделав которое, он встретится с родными и навсегда покинет этот дом.
- С кем? С кем нужно поговорить?- Лихорадочно спросил он и обратился в слух.
- Со мной.
Максим вздрогнул и обернулся. Странно, что он не заметил его. Впрочем, новый собеседник был почти неразличим в темноте.
- Будьте добры, вернитесь на кровать.
Максим попятился от двери. Он ясно слышал, как гудит среди детских голосов мужской бас.
- Вам завтра на работу?- Спросил незнакомец. По голосу Максим понял, что он уже пожилой человек.
- Да, с утра я должен выйти на работу. Сколько сейчас времени?
- Вы умный человек, Меркулов?- Его вопрос проигнорировали.- Если нет, вам придется поумнеть.
Максим судорожно кивнул в знак согласия.
- Ваша супруга с детьми гостили у родных, верно?
- Да.
- А вы ездили в Екатеринбург за покупками. Опоздали на пригородный и ночь провели на железнодорожном вокзале. Вы не хотели стеснять знакомых в городе и ночевали на вокзале. Верно?
- Да,- уже уверенней кивнул Максим.
- От дальнейших контактов с Верхошатцевым вы постараетесь воздержаться
- Я понял.
- Это хорошо. Запомните, ничего особенного с вами не произошло. Запомнили?
- Да,- от волнения Максим даже заикнулся.- Я был в Свердловске и опоздал на пригородный.
- Очень хорошо. Сейчас вы выйдете с этим человеком,- Максим понял, что он говорит о Кноке.- И уже на машине заберете свою семью. Все должно выглядеть естественно И не нужно играть с нами, Меркулов! Вы все запомнили?
- Да,- голос у Максима сорвался.
- Идите, Меркулов
Он шел, не чувствуя под собой ног. Что за дом? Какая обстановка? Расположение комнат, люди? Ничего не запомнил. В его сердце стоял невыносимый, бесконечный, животный крик.
Кнок хохмил по-своему обыкновению. Но он его не слышал. На улице их встретила ночь. Молочно-белое дыхание клубилось в морозном воздухе.
- Держи!- Кнок что-то шлепком вложил в его ладонь.- Подарок от хозяина.
Максим посмотрел на ладонь и увидел золотые часы. Поднял на Кнока глаза:
- Зачем?
- Презент, дурик. Радуйся
Они вышли за ворота. Следом за ними выехала "девятка".
- Садись,- Кнок подтолкнул его к машине.- Сейчас твои появятся.
Максим оглянулся назад.
- Садись в машину, я тебе говорю
Максим сел на пассажирское место рядом с водителем. Незнакомого молодого парня за рулем сменил Кнок.
Когда из ворот вышла Света с детьми, в груди у Максима ёкнуло, и он попытался выскочить из машины.
- Спокойно,- придержал его Кнок.- Вы просто отдыхали друг от друга Здорово, мамка!- Он вышел и облокотился на крышу автомобиля.
- Дядя Витя!- Радостно закричала Ксюша.- Здравствуй!
- Здорово, Ксюха. Что тебе зайчик принес?..- Он вытащил из кармана плитку шоколада. Света шла неторопливо, не отрываясь смотрела в глаза Максиму. И от ее взгляда у него начала кружиться голова, а ноги налились щекочущей тяжестью. В отблесках уличного фонаря ее лицо казалось матовым и немного отпугивающим, незнакомым. Позже она расскажет, что успела подружиться с одной довольно-таки приятной девушкой, и та подарила ей наборы французской косметики и научила делать макияж, который подходил Светлане больше всего. Но все это будет после. А сейчас Максим смотрел на нее так, как смотрят на явленное чудо. Как же он боялся потерять их...
Он все же вышел из машины.
- Здравствуй, милая.
- Здравствуй.
- Я так соскучился
- Хорош базарить, поехали!- Кнок уже посадил детей на заднее сидение.
- А где у тебя полушубок?- Спросила Света.
- Дома оставил,- ответил за Максима Кнок.- Торопился за вами, чудик. Давай, Светка, садись резче! Мне еще в одно место успеть надо!
Максим улыбнулся и с неохотой выпустил ее узкую теплую ладошку.
Когда машина Кнока скрылась за поворотом, Кирилл посмотрел на корейца:
- Вы уверены, что это Смирнов?
- На сто процентов,- отозвался тот. Он сидел в глубоком кресле возле камина и потягивал из высокого стакана темное пиво. В кресле напротив него сидел мощный седовласый старик. Он позевывал и сонно смотрел на огонь. Между ними стоял низкий столик заставленный напитками и закусками.
- Ладно, ребятки,- сказал старик, поднимаясь.- Отдыхайте, а я на покой. Время позднее, а дело наше стариковское.
Кореец встал и поклонился ему на прощание.
11. Бездна.
Егор вздохнул глубоко и бесчувственно. На миг ему даже показалось, что весь воздух пролетел мимо легких. Сердце в груди ныло беспокойно и тягостно, и от этой боли бессонница становилась настоящей пыткой.
Он осторожно встал с кровати и вышел из спальни. Немного посидел на кухне с включенным светом, прислушиваясь к внутренним ощущениям. В ушах звенело, тело казалось невесомым, чужим. Он чувствовал каждый нерв, но с трудом заставлял себя двигаться и думать. Бессонница стала его наказанием. Он уже перестал бороться с ней, перестал бороться с самим собой. Устал опрокидываться в прошлоев свой собственный ад. И все же перебирал каждую ночь память так, как перебирают четки. Бусинадень, еще одна бусинаеще один день. День за днем, день за днем и день самосуда
В то утро моросил дождь. Было так сыро, словно прохудившееся небо накрыло землю. На автостанции Егор сел в автобус до деревни. Попутчиков было немного, знакомых еще меньше. За всю дорогу он перекинулся с ними буквально парой слов.
Родители Егора не ждали, но приезду обрадовались. В родительском доме было тихо и сонно, в углах притаились сумерки. Они долго сидели за обеденным столом. На подоконнике топорщился мясистой елочкой столетник.
Отец с матерью за последний год постарели.
- Ладно, батя,- сказал Егор, когда старики вдоволь наговорились.- Я ружьишко возьму. Пробегусь по ложбинам.
Лес встретил его сумрачным рокотом. Стылый воздух поднимался из болотистых низин. Егор добрался до затянутого колючим шиповником зимника. Спустился в ложбину между двумя холмами. Здесь по сумеречному ельнику тек ручей. Вода в нем была темна и тяжела, как ртуть. Егор бросил рюкзак у комля вековой ели, привалился к шершавому стволу. Над его головой сомкнулись мощные, почти голые ветви, слегка припушенные темно-зеленой редкой бахромой. Вода в ручье казалась застывшей, ее течение было незаметно, только доносилось с другого берега тихое журчание.
Егор плотней запахнулся в отцовский серяк и закурил. Дождь к этому времени прекратился. Под деревом было сухо, но от ручья шел колодезный холод. В этот час Егору не хотелось думать. Он выкурил подряд две сигареты, но чувствовал, что не насытился табаком. И еще он почувствовал, что задуманное свершится. Неуверенность в своих силах, которую он испытывал с утра, неожиданно отступила. Егор медленно поднялся с земли и пошел вглубь чащи.
Так соединяются противоположности: любовь и ненависть, трусость и самопожертвование, забота и отчужденность. Одни руки и одна душа для зла и добра. Жизнь порой заставляет человека сделать такое, что после не верится: как смог решиться?..
Он не задумывался о том, на что идет ради детей. Не задумывался и о том, только ли ради них пошел на это? Вопросы навалятся позже.
К вечеру похолодало. Дождь, бусивший с утра, незаметно превратился в жиденький снегопад. Из леса Егор вернулся к четырем часам.
- Вот и хорошо!- Обрадовалась мать.- Я только что баньку истопила. Погрейся
- Батя где?
- К Фиме ушел. Прийти скоро должен.
- Мам, ты мне молочка только налей. Сходить кое к кому нужно,- сказал Егор, стараясь не смотреть ей в глаза.
- И не выдумывай!- Вскинулась мать.- Отец карпа поймал. Жареный вон на сковородке лежит,- она заговорила с ним как с несмышленышем.
- Я потом поем. Успею еще.
- Егорушка, не ходи ты к ней!- Испуганно сказала мать.- Не ходи
- Да ладно, мам. Должен ведь я пацанов увидеть. Что же я, в деревню съездил и их не повидал?!
Он подошел к умывальнику.
- Ох, горюшко,- прошептала мать и сказала уже громко:- Ты карпика все равно поешь!
- Да ладно уже,- сквозь зубы пробурчал Егор. Он торопился уйти из дома до возвращения отца.
На улице пахло баней, едким дымком и распаренным березовым веником. Не смотря на раннее еще время, быстро смеркалось, и дома, и трактора возле домов, и лес за околицей погрузились в сумерки. Егор остановился на мгновение, словно прислушивался к ватной тишине, вдруг навалившейся на него со всех сторон. В воздухе пролетали редкие блеклые снежинки. Придорожная грязь, жухлая трава и почерневшие от сырости заборы тут же впитывали их. И только сейчас он почувствовал, что воздух пронизан не одним только запахом бани и остывающей земли. С неба струилась морозная снежная свежесть. Егор вдохнул полной грудью этот сложный, наэлектризованный живым духом воздух и на его лице вспыхнула такая же сложная, непостижимая улыбка.
В магазине он купил четыре бутылки водки, хлеб, консервы, конфеты и шоколадные батончики для пацанов. На улице надвинул на глаза кепку и натянул на голову капюшон. Он не думал о том, что может застать у Зинаиды посторонних. Как гвоздик вбил в душу эту уверенность. А со своей матерью Зинка разругалась так, что ненавидела ее теперь сильней Егора.
Во дворе яростно лаяла собака. Егор сжал челюсти и свернул к дому. В окне по обыкновению шевельнулась шторка, и на миг ему показалось, что за стеклом мелькнула расплывшаяся образина, словно языческий идол пронес топорный лик за тюлевыми занавесками. Егор толкнулся в запертые ворота и отступил назад. Цепняк во дворе бесился от ярости, утробно взрыкивал и гремел цепью.
- Да чтоб тебя!- Прошептал Егор и стукнул кулаком в угол дома.
Через секунду в дверях завозились, и недовольный голос осведомился:
- Кого надо?!
- Зин, ты чё, не узнала меня?- Спокойно спросил Егор.
- Кто там?!
- Прекращай комедию ломать!
- А, это ты- Она затопотала по крыльцу, по дощатому настилу во дворе. Шаги были грузные, и он слышал ее тяжелую отдышку.- Ну, заходи!
Загремел запор, и воротина медленно откатилась в сторону.
За месяц что он не видел ее, Зинаида раздобрела еще больше. Черт знает, что с ней творилось? Рыжеватые волосы топорщились во все стороны, лицо стало жирным и бесформенным, еще более отталкивающим.