Роза любила именно Кору.
Кора жила с бабушкой и дедушкой. Бабушка ходила каждый день по мосту в Хэнрэтти, где убиралась и гладила чужое белье. Дедушка был золотарем. Это значит, что он ходил по городу и чистил выгребные ямы. Такая у него была работа.
Прежде чем накопить денег на оборудование настоящей уборной, Фло купила туалет с химической стерилизацией и поставила его в угол дровяного чулана. Лучше, чем бегать в отхожее место на улицу, особенно зимой. Корин дедушка этого не одобрил. Он сказал Фло:
Многие обзавелись этой химикалией, и многие потом об этом пожалели.
Он произносил это слово «кимикалия».
Кора была незаконнорожденной. Ее мать то ли работала, то ли была замужем где-то в другом городе. Возможно, что она работала горничной, потому что все время присылала домой обноски. У Коры было много нарядов. Она приходила в школу в желтовато-коричневом атласном платье, переливающемся на бедрах; в ярко-синем бархатном, с болтающейся на плече розой из той же материи; в тускло-розовом креповом с бахромой. Эти платья были рассчитаны на женщину намного старше (хотя Роза так не думала), но подходили Коре по размеру. Она была высокая, плотная, со зрелой фигурой. Иногда она укладывала волосы валиком на макушке, опуская его с одной стороны на лоб. Кора, Донна и Бернис часто делали себе одну и ту же, взрослую, прическу, густо красили губы, пудрились толстым слоем, так что пудра спекалась, как слой муки. У Коры были крупные черты лица. Сальный лоб, ленивые веки брюнетки, зрелое и праздное самодовольство, что скоро зачерствеет и оформится во взрослый нрав. Но сейчас, вышагивая по школьному двору под ручку со спутницами, шепчась с ними о чем-то серьезном, Кора была великолепна. На самом деле из них троих ближе всех к миловидности подходила Донна, с ее бледным овальным личиком и кудрявыми светлыми волосами. Кора, как и две ее подруги, не тратила времени на мальчишек-соучеников. Девушки ждали, пока у них не появятся настоящие кавалерыа может, уже старались этими кавалерами обзавестись. Мальчишки иногда вопили им что-то от двери подвала, выкрикивали мечтательные непристойности, и Кора тогда поворачивалась и кричала в ответ:
Для люльки стар, для кроватки мал!
Роза понятия не имела, что это означает, но ее переполняло восхищениеразворотом бедер Коры, ее жестоким и дразнящим и в то же время ленивым и безмятежным голосом, шикарным видом. Оставшись одна, Роза разыгрывала всю сцену в лицахкрики мальчишек и прочее. Сама она изображала Коруповорачивалась, как тогда Кора, к воображаемым преследователям и бросала реплику с таким же вызывающим презрением:
Для люльки стар, для кроватки мал!
Роза расхаживала по заднему двору, воображая, что это у нее на бедрах переливается плотный атлас, ее собственные волосы закручены валиком, ее губы ярко накрашены. Она хотела, когда вырастет, стать точно такой, как Кора. Она не хотела ждать, пока вырастет. Она желала быть Корой прямо сейчас.
Кора носила в школу туфли на высоком каблуке. Она не отличалась легкой походкой. Когда она проходила по классу в очередном роскошном наряде, заметно дрожал пол и отчетливо дребезжали окна. Запах Коры тоже был слышен издалека. Запах талька и косметики, теплой смуглой кожи и волос.
"* * *
Три девушки сидели на самом верху пожарной лестницы в первый теплый весенний день. Они красили ногти. У лака был запах бананов с острой и странной химической ноткой. Роза хотела подняться по пожарной лестнице в школу, как обычно делала, чтобы избежать опасностей, ежедневно подстерегающих у главного входа. Но, увидев трех девушек, она повернула назадона не смела ожидать, что они потеснятся и пропустят ее.
Кора окликнула ее сверху:
Можешь подняться, если хочешь. Поднимайся!
Кора дразнила ее, манила, как подманивают щенка.
Хочешь, мы тебе ногти накрасим?
Тогда они все захотят, сказала другая девушка, Бернис, которой, как выяснилось, принадлежал лак.
А мы всем не будем красить, сказала Кора. Мы только ей. Как тебя зовут? Роза? Мы только Розе накрасим. Давай поднимайся, миленькая.
Она заставила Розу вытянуть руку. Роза с ужасом поняла, до чего пятнистая у нее рука, до чего загрубелая и грязная. И еще холодная и дрожащая. Маленький омерзительный предмет. Отбрось Кора эту руку с отвращением, Роза не удивилась бы.
Растопырь пальцы. Вот так. Расслабься. Гляди, как у тебя рука трясется! Я не кусаюсь. Думаешь, я кусаюсь? Держи руку неподвижно, вот молодец. Ты же не хочешь, чтобы лак лег неровно, а?
Она окунула кисточку во флакончик с лаком. Цвет был насыщенный, красный, как садовая малина. Роза упивалась запахом. У самой Коры пальцы были большие, розовые, теплые. И не дрожали.
Правда, красиво? Смотри, какие у тебя сейчас будут красивые ногти.
Кора накладывала лак по сложной, ныне забытой моде тех временоставляя лунку и свободный край ногтя непокрытыми.
Видишь, он розовый, подходит к твоему имени. Розаочень красивое имя. Оно мне нравится больше, чем Кора. Я просто ненавижу имя Кора. Что это у тебя пальцы замерзли в такой теплый день? Правда, они ужасно холодные по сравнению с моими?
Она кокетничала, повинуясь собственной прихотикак все девушки этого возраста. Они пробуют чары на чем угоднона кошках, на собаках, даже на своем лице в зеркале. Розе не по силам была такая нежданная милость, поэтому ей никак не удавалось насладиться моментом. Она была слаба, ослеплена, в ужасе.
С этого дня Роза впала в одержимость. Она тратила все свое время на попытки ходить и говорить, как Кора, повторяя каждое слово, произнесенное Корой когда-либо. Розу пленял каждый жест Коры, ее манера засовывать карандаш в густые жесткие волосы и то, как она иногда стонала в школе, выражая царственную скуку. То, как она облизывала палец и поправляла форму бровей. Роза облизывала собственный палец и приглаживала брови, мечтая, чтобы они были темными, а не выгоревшими на солнце и почти невидимыми.
Но подражания было недостаточно. Роза пошла дальше. Она воображала, как заболеет и Кору почему-то позовут за ней ухаживать. Ночные объятия, поглаживания, укачивания. Она сочиняла истории об опасности и спасении, катастрофах и благодарности. Иногда она спасала Кору, иногда Кора ее. Потомсплошное тепло, счастье, взаимные откровения.
«Очень красивое имя».
«Давай поднимайся, миленькая».
Любовь начинается, крепнет и наконец льется потоком. Сексуальная любовь, еще не знающая, куда себя направить. Эта любовь должна быть в человеке с самого началакак твердый белый мед в ведерке, ждущий, когда его растопят и он потечет. Ей недоставало определенной остроты, настойчивости; и еще по чистой случайности любимое существо оказалось того же пола. В остальном это была ровно такая же любовь, какую Роза испытывала во взрослом возрасте. Высшая точка прилива; неустранимое безумие; неудержимый потоп.
Когда все кругом зацвелосирень, яблони, боярышник вдоль дороги, началась игра в похороны. Заводилами были старшие. Та, что изображала покойницу, в эту игру играли только девочкилежала, вытянувшись, на верхней площадке пожарной лестницы. Остальные поднимались медленной вереницей, распевая какой-нибудь гимн, и вываливали на тело вороха цветов. Они склонялись над телом, притворно рыдая (у некоторых получалось по-настоящему) и прощаясь с ним. В этом и заключалась вся игра. Предполагалось, что все девочки смогут по очереди побыть покойницами, но вышло по-другому. Старшие, изобразив покойниц, мгновенно потеряли интерес к игре и уже не желали исполнять второстепенные роли на похоронах кого-то из младших. Те продолжали играть одни, но вскоре поняли, что игра утратила всю торжественность, весь блеск, и ушли одна за другойтолько самые упорные отщепенцы остались, чтобы довести дело до конца. Среди них была и Роза. Она цеплялась за игру, надеясь, что Кора пойдет в ее погребальной процессии, но Кора ее игнорировала.
Каждая покойница сама выбирала свой погребальный гимн. Кора выбрала «Как прекрасен, должно быть, рай». Она лежала под грудой цветов, сирени, в розовом креповом платье. Еще на ней были бусы и брошь, на которой зелеными блестками было выложено ее имя. На лицетолстый слой пудры. Крупинки пудры трепетали меж нежных волосков в углах рта. Ресницы дрожали. Лицо было строгое, сосредоточенное, неприступно мертвое. Печально распевая и опуская на тело свою охапку сирени, Роза была готова совершить какой-нибудь акт поклонения, но ничего не придумала. Она могла лишь жадно выхватывать детали, чтобы вспоминать потом. Цвет волос Коры. Сияние нижних прядей, заложенных за уши. Эти пряди были светло-карамельного цвета, светлее верхнего слоя волос. Рукиголые, смуглые, сплющенные под собственной тяжестью, тяжелые руки женщины. На них лежит бахрома. Чем пахнет Кора на самом деле? Что заявляют миру, хмурясь или спокойно разглаживаясь, ее выщипанные брови? Потом, оставшись одна, Роза будет тщательно обдумывать каждую деталь, напрягаясь, чтобы ничего не забыть, все познать, оставить себе навсегда. Какой ей был с этого прок? Когда Роза думала о Коре, ей представлялось темное светящееся пятно, плавящийся центр с запахом и вкусом горелого шоколада, недосягаемый для нее.