Была.
Вот б! восхищенно выругался Влахопулов, колыхаясь выпуклым животом. Ну и баба! Такую и озолотить не грех. Куда там до нее Матильде Экзарховне!
Она, очевидно, близка к архиепископу Мелхисидеку? спросил Мышецкий заинтересованно.
Еще бы, Мелхисидек души в ней не чает! А мы с нимвот так! Симон Гераклович потер один кулак об другой. Я бы этого блудодея во святости давно из Уренска выставил, да он собака-то не из моей псарни. Сам Победоносцев нашел его в какой-то дыре и до преосвященства поднял!
Мышецкий быстро прикинул в голове, какие выгоды можно извлечь из этой запутанной комбинации. Вывод был один: «Надо заехать к Мелхисидеку, поклон шеи мне не сломает!»
Вот что, князь, продолжал Влахопулов внушительно, я велел вчера нашему итальяшке
Чиколини? догадался Мышецкий.
Да, полицмейстеру. Чтобы он, черноротый, не вздумал пропускать переселенцев через город. Увижу хоть одного «самохода» на улицевелю городовым телегу ломать!
Отчего так строго? спросил Сергей Яковлевич.
Оттого, что в прошлом году был уже мор по губернии. Вы еще не знаете, князь, что такое холера! А потому я и велел: поймали «самохода»не жалей. Хватай с барахлом и сопляками, тащи в острог! Река вскроется, на баржу всех запреми пусть плывут с богом: дальше уже не моя губерния
Легок на помине, явился полицмейстер, держа узелок под локтем. Поклонился учтиво, развязал перед начальством тряпицу. Взору открылись черные ватрушки, прокаленные калачи, куски деревенского хлеба.
С базара я, сказал Бруно Иванович.
Ты чтопобираться ходил?
Чиколини снял фуражку, мелко закрестился поверх шинельки.
Начинается, возвестил он со вздохом. Неужели и в этом годе в Мглинском да Запереченском уездах пухнуть мужики будут? Асеять? И он опять закрестился
Мышецкий взял ватрушку, разломил ее пополам:
С морковкой, кажется Ну-ка!
Полицмейстер остановил его руку с поднесенной ко рту ватрушкой:
Остерегитесь, князь. Этот хлебчик кусается.
Сергей Яковлевич придвинул ватрушку к самому пенсне: колючие перья отрубей щетиной торчали поверх излома.
Спасибо, что предупредили. Я действительно не приучен к подобным вафлям.
Влахопулов сгреб в кучу хлебные куски, кликнул лакея:
Эй, выбрось! Да не скроши птицеподохнет!
Мышецкий протянул руку:
Нет, Симон Гераклович, такими кусками не бросаются
Зачем вам это, князь? сердито фыркнул Влахопулов.
Мне нужен точный анализ того, что содержится в желудке мужика нашей губернии Может, предложил Сергей Яковлевич, сразу откроем запасные магазины, чтобы выдать хлеб наиболее нуждающимся?
Как бы не так! Хлеб-то они всегда сожрать рады, а что сеять под яровые?
А скоро сеять, вмешался Чиколини. Тяжелый год
Все не передохнут, веско рассудил губернатор. Кто-нибудь да останется. А потом, глядишь, и новый урожай подоспеет Выкрутятся, не первый год!
На том и держимся, скуповато подчеркнул Мышецкий.
Чиколини звякнул шпорами перед Влахопуловым:
Позвольте высказать свое мнение?
Валяй! Умхорошо, а полтораеще лучше Ха-ха!
Как вы изволили распорядиться, я заставы перекрыл
Молодцом!
Только вот До лавок две семьи пропустил я. Издалека народец тянется, колесной мази купить негде Да и детишки!
Губернатор, побагровев, треснул кулаком по столу:
Ты что, в бараке еще не валялся? На Свищево поле тебе захотелось? На вот, возьми, подмажь колесной мазью
Он протянул Чиколини кукиш.
Ваше превосходительство, приосанился полицмейстер, не забывайтесь: я ведь тоже служил по артиллерии!
Ну, так на же тебена лафете!
И кукиш правой руки был водружен на «лафет» (ладонь левой руки) и поднесен к самому носу бедного Чиколини.
Узнаешь свою пушку? спросил помпадур грозно.
Мышецкий поднялся, завязал губернские хлеба в узелок и протянул его полицмейстеру.
Отнесете в коляску, велел он. Позвольте откланяться, любезный Симон Гераклович?..
В коляске они долго молчали. Чиколини, зажав меж колен обшарпанную «селедку», печально вздыхал. Потом признался:
Извините, князь. Мне так неудобно перед вами за эту грубую сцену. Был вот я до этого в Липецке
Ах, оставьте! поморщился Мышецкий. Скоро его заберут от нас. Повыше сядет.
Да кому он нужен-то? рискнул Чиколини откровенностью.
Не говорите так, возразил Сергей Яковлевич. Россия бедна талантами Лучше поговорим об Обираловке!
Что поделаешь, ответил Бруно Иванович. Уренск ведь место административной ссылки. Писал я уже! Куда не писал только, чтобы оставили в Уренске одних политических. С ними спокойнее, да и не мне, а жандармам возиться!
Это не выход, ответил Мышецкий. Сколько ни перекладывай грязный платок из кармана в карман, он все равно будет грязным. Здесь нужны разумные репрессалии!..
Примечания
9
Так называемый «третий пункт»пункт устава чиновной службы, по которому начальник мог уволить подчиненного без объяснения причин его отставки. Здесь и далее прим. автора.