Молодые, не перекрывайте проход, отходите. Стоянка короткая, а вы обниматься надумали. Пропустите людей.
Ну вот, Натуль, мы с тобой «молодые».
Вить, я не пойму, ты как будто и улыбаешься, а вид грустный. Что? Плохи дела?
Плохи. Хуже, чем я предполагал.
Пока ехали домой, Виктор все подробно рассказал Наталье об отце, о том, о чем ему поведал врач.
Как там моя Ленка?
Они с бабушкой передают тебе приветы, поцелуи и просят не беспокоиться. У них флотский порядок.
А ты, как и договаривались, на недельку? Отпустили?
Да, я договорилась. Надо будет, еще на недельку задержусь. Не хочу тебя одного здесь оставлять.
Ты настоящий друг, Наташка, Виктор грустно улыбнулся, я ведь и не знаю, сколько еще мне здесь придется быть. Ты меня, а я мать одну оставить не смогу. Вот так. Ну, ты сейчас сама все увидишь.
Подъезжая к дому они увидели неожиданное. У ворот стояли отец с матерью. Отец стоял прямо, вздернув острый щетинистый подбородок, и улыбался одними глазами. Мама обеими руками толи держалась за его согнутую руку, толи поддерживала отца. Начинал вновь накрапывать дождь, и не понятно было, стекают по их лицам капли дождя, или это слезы.
Папа, мама, ну что же вы, идите в дом, Виктор замахал на них руками.
А Наталья бросилась к отцу, обняла его и на носу у неё тоже повисла непонятная капля. Суетясь и мешая друг другу, наконец, вошли в дом и родители вновь начали обниматься с невесткой, расспрашивать о матери, о внучке Леночке, непрерывно предлагая ей, то присесть, то переодеваться. Наконец все разделись, благо в доме было тепло. Виктор перед тем, как уехать на вокзал растопил печь, а мать перед самым их приездом подбросила угля. Скоро отец лег на диван а все расселись вокруг него и просидели за разговорами до ужина. К вечеру отцу вновь стало плохо, и Виктор предложил матери колоть лекарство, которое порекомендовал врач Валерий Абрамович. Сделали укол, и отец через несколько минут уснул и проснулся только на следующее утро.
Наталья сразу включилась в работу. Она не просто помогала матери, она полностью заменила её в уходе за отцом. Виктор заканчивал начатые с отцом ремонтные работы во дворе. Отстроил душ, отремонтировал забор, напилил дров. А по вечерам сидели вчетвером у постели отца и, если он себя нормально чувствовал, вели долгие разговоры. Обо всем.
Отцу с каждым днем становилось все хуже. Он уже почти ничего не ел, очень сильно похудел и ослаб. Говорил тихо и не долго. Кололи его все чаще. Случилось так, что Виктор заглянул днем к нему в комнату, и отец поманил его к себе рукой. «Присядь». Отец лежал на своем диване, глубоко утонув головой в большую подушку. Болезнь фатально, необратимо меняла образ родного Виктору человека. Белая щетина, вихор седой пряди на белой наволочке, запавшие глаза на заострившемся лице как будто отдаляли больного, ставили непреодолимую, все увеличивающуюся преграду между ним и остальными живыми людьми. Виктор присел. Сел поближе, потому что все уже стали привыкать к тому, что отец говорил тихо.
Сына, ты читал Антуана де Сент-Экзюпери? глаза отца улыбались.
Эту улыбку Виктор запомнит на всю жизнь. Пройдут десятилетия после смерти отца, вспоминаться будет именно эта улыбка. Одними глазами. Она станет для Виктора образом отца.
Да-а, удивился неожиданному вопросу Виктор, и вспомнил, совсем недавно читал «Планета людей». Замечательная вещь. А почему вы спросили?
А «Маленького принца»? Читал?
И «принца» читал. Только давно.
Если помнишь, отец говорил с трудом, принц каждое утро, вставая, убирал свою планету.
Молчал, смотрел на Виктора с той же улыбкой. Виктор пожал плечами.
Возможно. Да-да. Что-то вспоминаю.
Планета у него маленькая была, день заканчивался быстро, надо было спешить. Ты это учти в жизни за собой убрать, надо успеть, ты людям должен память о себе оставить, чтобы не стыдно было.
Виктор смотрел на отца, он не знал пока, что отвечать.
Антуан знал, что ему не долго отмерено, он маленькую планету придумал, спасибо ему за «принца».
Почему вы это вспомнили?
Так. О жизни думаю. Вот, принца вспомнил. Незамысловатая, казалось бы, тема. Да? Но в ней каждый свой смысл находит. Видишь?, так уж литература устроена, хорошая литература. Антуан этот, он лётчиком был, и писателем. Хорошие профессии. Достойные. У него во всем, что он написал, о достоинстве говорится, о чести, об ответственности. Вот. Об ответственности. Потому принц свою планету с утра убирает. Антуан Сент-Экзюпери лётчик и писатель, а ты моряк
Виктор молчал, понимал, что отец что-то договорит.
Ты с морей иногда письма нам присылал, мать их вслух читала, а потом я их сам перечитывал
Отец замолчал. Видимо придавила боль. Виктор забеспокоился.
Позвать Наташу?
Не надо,. потом, дай договорю, еще помолчал, поморщился, тебе писать надо, ты молодой еще, можешь, если надо подучиться, ты письма писал так, что мы все, о чем ты писал буквально видели. Тебе писать надо.
А ведь вы не первый это мне говорите. Мне на днях попутчик в самолете сказал то же. Священник. Представляешь? Посидели, поговорили и он мне прощаясь такое сказал. Может и правда, попробовать?
Священник? Мне бы, скривился от боли и замолчал. А в глазах у отца Виктор увидел просьбу.
Виктор позвал Наталью, и она сделала отцу укол. Это был последний разговор Виктора с отцом.
Глава четвертая. Капитанша
В каюте капитан-директора сизыми слоями плавает ароматный дым. Несмотря на лёгкий мороз, иллюминаторы открыты настежь, так же настежь открыта и дверь в широкий проходной коридор до рулевой рубки. Кроме капитана в каюте еще двое. Мужчины солидные, на рукавах бронзовеют широкие галуны, тот, который выглядит и ведет себя, как старший устроился на диване, с галунами до локтя в кресле. На столе яркими наклейками красуются три бутылки заморского пива, в центре стола бутылка бренди. На краю, ближе к дивану черного дерева сигарный ящик с открытой крышкой. Такого же черного дерева настольный каттер для обрезки сигар. На внутренней стороне крышки ящика мулатка в бикини на фоне цветущих олеандр. Хозяин каюты Сергей Корольков стоит в дверях, ведущих в спальню капитана, с бокалом в одной руке и сигаретой в другой. Лицо у него раскраснелось толи от выпитого спиртного, толи от спора, разгорающегося в последние минуты.
Транспортный рефрижератор «Ван Рейн», капитаном которого уже второй рейс ходит Сергей Михайлович Корольков, часа два назад ошвартовался в рыбном порту Мурманска, и на его борт следом за пограничниками и таможенниками поднялись: заместитель начальника управления и работник министерства собственными персонами. Офицеров пограничников и таможенников сразу подхватил старпом и увел к себе в каюту, а начальство, встреченное Сергеем у трапа, торжественно прошествовало в капитанскую каюту и сразу, без церемоний, бросив пальто и шапки в свободное кресло, расселось по диванам. Поскольку рукопожатия, похлопывания по плечам, поздравления с приходом в родной порт и гостеприимные слова Сергея были сказаны ещё у трапа, то гости дружно разобрали предложенные им бокалы и, звонко чокнувшись, недружно буркнув «с приходом», проглотили содержимое. Оба закурили по сигаре, и вот уже полчаса идет беседа, мало походящая на радостную встречу после долгого рейса. В основном говорят двое. Вкрадчиво, тихо начал министерский гость и, вначале спокойно, а затем, все более распаляясь, отвечает ему Сергей. Потому, как второй гость смотрит на Сергея и кивает, нетрудно понять, что тихий собеседник говорит от их лица. Одним словом гости пришли встретить капитана транспортного рефрижератора с рядом вопросов, не терпящих отлагательства. Иначе, зачем портить моряку такой праздник, как приход в порт после длительного рейса. А то, что праздник портится с каждой минутой, нетрудно понять по лицу капитана.
Следует сказать, что свидетелем разговора является еще один человек. Первой в каюту прошла Татьяна, жена Сергея. Она первой и по трапу поднялась. Сергей, потискал в объятиях жену и, видя чинно взбирающееся по трапу начальство, шепнул ей «иди в каюту», а сам широко улыбаясь и шутливо отдавая честь, двинулся навстречу гостям. И теперь она сидит в кресле у него за спиной в спальной каюте, хмурится и стряхивает с лежащей на коленях норковой шапки невидимые капли. Дорогие гости, естественно, знают об её присутствии в каюте, они успели поздороваться с ней еще у трапа, но никого её присутствие не беспокоит. Значит тема, обсуждаемая в каюте, не тайна для Татьяны и все это учитывают. А то, что тема разговора не для посторонних становится ясно, когда один из гостей раздраженно говорит Сергею, после того, как в нескольких шагах от двери кто-то остановился и стали слышны голоса, «да закрой же дверь!». Сергей неспеша подошёл к столу, затушил сигарету, допил из бокала, аккуратно поставил его на стол и только тогда направился к двери, плотно прикрыл её и огрызнулся «а я знал, что вы с таким дерьмом ко мне придете?».