- А как же, - откликнулся товарищ. - Ты будешь играть, а мы с Ленкой голосить, пока всех котов на улице не распугаем. А вообще, тётя Лара, вы не волнуйтесь, Женя один не останется. У него теперь есть семья Фроляк, да и ребята из части нам стали, как родные, скучать не дадут. Так что будем с Женей выздоравливать хоть и медленно, но верно. Скоро встанем, начнем ходить, а потом будет видно.
- Слышишь, мам? - улыбнулся младший Семенов. - Всё будет хорошо.
После отъезда родителей накатила тоска, отступавшая лишь когда приходили посетители. Телевизор, чтение и визиты товарищей из части развлекали днем, а ночью, когда больница затихала, хотелось тихо завыть в подушку и останавливало Женю лишь то, что рядом лежал Антон, которому было еще хуже. Да еще Ивана Гавриловича, старшего Фроляка, было жаль, он так переживал за парней, суетился, вскакивал к ним ночью, стоило лишь пошевелиться, что Жене оставалось лишь молча терпеть.
Однажды, отправив отца в магазин, Антон вдруг заявил:
- Меня ведь комиссуют и чем тогда заняться? Я же кроме службы ничего не знаю. И хотя хлеб у военных сейчас горький, но в части была хоть какая-то определенность.
- Полковник обещал подыскать тебе должность, - заметил Женя.
- Не хочу, - упрямо возразил Антон. - Мне, в любом случае, нужно привыкать к гражданке и определяться, чем и как я смогу зарабатывать на жизнь, чтобы содержать семью. По крайней мере, у нас с Ленкой есть жильё, так что сдадим обратно служебную квартиру и переедем в дом на окраине, который оставила в наследство бабка Иля.
- Да, ты говорил об этом. А кто там сейчас живет?
- Никто, дом старый, кому он нужен? Но если приложить руки, то может получиться неплохое жилье для семьи, как считаешь?
- Надо посмотреть, - вздохнул в ответ Женя.
- Я могу рассчитывать на твою помощь?
- Безусловно, тем более, меня как-то не тянет пока на родину.
Две следующие недели Женя занимался в постели как мог, пытаясь разминать мышцы рук и спины, а когда ему, наконец, сняли гипс, охнул от вида своей худой синей ноги.
- Ничего, дружок, - хохотнул старенький доктор-травматолог, - сейчас нужно постепенно восстанавливать кровообращение, делать массаж мышц и ни в коем случае не спешить, а то вся наша работа пойдет насмарку.
- Я понимаю, - ответил Женя, - и обещаю всё делать так, как скажете.
- Угу, посмотрим, а пока учись ходить на костылях, лишь понемногу опираясь на больную стопу. И ме-е-дленно, понял?
Родители приезжали раз в десять дней и однажды Лариса Евгеньевна привезла с собой местную газету, на развороте которой красовалась фотография Жени и была о нем статья.
- Откуда...? - удивился парень.
- Полковник Саенко связался с нашим военкомом, они же старые товарищи, и рассказал о твоих приключениях.
- Понятно. И что?
- Полетаев проникся, приехал к нам с женой и коньяком, расспрашивал о твоем здоровье, гордился, что тебя наградили боевым орденом "За мужество", а на следующий день вызвал к себе корреспондента из газеты и ...вот, что получилось. Теперь нам с отцом не дают проходу, все спрашивают о тебе, интересуются, когда вернешься. Накануне приходили ребята из "Гроно", а до них Анна прибегала вся в слезах.
- Анна?
- А что? Вы же столько лет были вместе и пусть расстались не лучшим образом, но ведь прошлое не выбросишь и не забудешь. А от нас Анна видела только хорошее и, конечно, испереживалась, как ты тут.
- Надеюсь, вы ей номер моего телефона не дали? - грозно спросил сын. - Я ведь специально предупреждал, мама.
- Нет, не дали, но она и не просила, а лишь передала тебе письмо. Держи, потом прочитаешь, а пока рассказывай, как нога, и шепни, что с Антоном, а то он какой-то пришибленный.
- Да Иван Гаврилович слег, сердце, ночью его забрали в кардиологию.
- Ох, - всполошилась Лариса Евгеньевна, - а я, дура старая, даже не сообразила, что отца Антона почему-то нет, сижу тут второй час без толку. Ладно, вы полежите пока, а я схожу на разведку.
Мать вернулась лишь к обеду и рассказала всё, что успела выяснить.
- Это был приступ стенокардии, но сейчас Иван Гаврилович чувствует себя лучше и очень беспокоится, как вы тут без него. Вставать ему нельзя, так что я побуду здесь дня три-четыре, пока у него всё не нормализуется.
- Спасибо, тётя Лара, - выдохнул Антон, - а то я таких ужасов себе напридумывал. Медсестры, которых просил разузнать, ничего толком не говорят, лишь, что отец поправляется, но это ведь не объяснение. А матери что сказать? А Ленке? Я же должен им позвонить.
- Лежи спокойно, я сама позвоню к тебе домой и всё объясню.
- Тётя Лара, вы святая.
- Да ладно, - отмахнулась Лариса, - скажешь тоже. Кстати, палата у Гавриловича хорошая, с врачом поговорила, так что пока я здесь, послежу, чтобы уход за твоим отцом, Антон, был как надо. А перед отъездом договорюсь о переводе Гавриловича сюда, к вам в палату.
- Ох, тетя Лара, чтобы мы без вас делали? - младший Фроляк шмыгнул носом и потянулся её обнять, а потом, чмокнув в щеку, подмигнул Жене:
- Твоя мама - лучше всех!
Письмо Анны.
"Здравствуй, Женя! Узнав, что с тобой случилось, я очень расстроилась. Ведь, чтобы между нами не произошло, я никогда не желала тебе зла.
Но на самом деле я чувствую себя виноватой.
Первые дни после твоего отъезда я ходила, как пришибленная, и часто проклинала тебя, желая всяческих бед. И хотя понемногу моя боль стихала, обида оставалась.
Твоя мать помогла мне с работой в Киеве, я (в кредит) купила небольшую квартиру на Оболони и теперь вполне нормально живу. У меня появились новые знакомые и приятели, а ещё я подружилась с сотрудницей и теперь понимаю, как много потеряла, вычеркнув из своей жизни подруг.
Этот год был сложным, потому что я, как змея, сдирала с себя своё прошлое, иногда с кровью.
Ты был прав, когда упрекал меня во властности, ревности и эгоизме. В своё оправдание могу сказать, что ты НИКОГДА не давал мне отпор. Да, мы взрослели вместе, но я всегда чувствовала себя старше и поэтому считала нормальным решать за двоих. И властность, а за ней и ревность (Женя - мой, руки прочь!) расцвели махровым цветом на благодатной почве.
А ты лишь деликатно возражал иногда. И подчинялся. Так что мы ОБА виноваты, что наша жизнь не сложилась.
Но сейчас, пережив тяжелое время, я хочу сказать спасибо за то, что ты меня бросил, иначе я никогда бы не поняла, что же я за человек на самом деле.
Все эти годы мне довелось жить в твоей тени.
Ты ведь никогда не задумывался, легко ли это для меня. Возможно, властность и ревность были компенсацией моей заурядности. Хотя сейчас я понимаю, заурядных людей нет, в каждом из нас есть таланты, нужно лишь понять, что ты можешь и хочешь делать. Тебе, Женя, повезло, ты сразу нашел музыку и наш город лёг к твоим ногам. А я стояла у подножья твоей славы и следила, чтобы никто на неё не покусился, ведь считала ЭТО своей собственностью.
Из-за желания удержать тебя, я упустила нашу любовь.
Ты и в этом был прав, любовь действительно ушла и теперь я живу в сомнениях, смогу ли её вновь испытать. Моя душа сейчас, как пепелище, а там ведь долго ничего не растёт.
Однажды, когда мы с подругой хорошенько выпили, зная мою историю, она отвела меня на берег Днепра и сказала:
- Ты должна выкричать свою боль, поверь, сразу станет легче.
И я заорала, проклиная тебя, ругалась, как ...не знаю кто, а потом долго ревела белугой. А наутро всё изменилось. Всё. Спустя неделю я познакомилась с хорошим парнем, мы часто встречаемся и отлично проводим время, я никуда не спешу и ничего не жду, а просто наслаждаюсь сегодняшним днем и всем довольна.
Так что прости меня, Женя, если своим последним проклятием я подтолкнула высшие силы отомстить за свои слёзы. Я не желала тебе зла.
И мы не враги.
Наверное, видеться нам пока не стоит, а если такое и случится, не паникуй - я изменилась и продолжаю меняться, надеюсь, в лучшую сторону.
И ещё, я нашла своё призвание - цветы и составление букетов. Вместе с подругой мы хотим открыть цветочный магазин и сейчас занимаемся изучением рынка и поставок цветов из-за границы. Не ожидал? А уж я-то...
И прости меня. А я прощаю тебя.
Желаю скорейшего выздоровления. Анна".
Женя отложил письмо дрогнувшей рукой и отвернулся к стене. Антон, которому он когда-то рассказал об Анне, понимающе молчал и ничего не спрашивал. А Лариса Евгеньевна, заметив, что сын просто вспотел от переживаний, молча ухватила письмо несостоявшейся невестки и вышла в коридор.
- Мать письмо забрала, - тихо шепнул Фроляк.
- Ничего, ей можно, - глухо ответил Женя, потому что понимал - родители вправе знать, что написала Анна. В конце концов, это касалось всех Семеновых.
Поздно вечером, когда Антон уснул, состоялась беседа, которую и мать, и сын так долго откладывали.
- Мне стыдно, - шепнул Женя. - Я словно увидел себя со стороны и ужаснулся. Это Я - эгоист и тряпка. Создал себе уютный мирок и жил в нем, пока всё устраивало.
- Не кори себя, вы были детьми, когда начали встречаться, - вздохнула мать. - Упрямо твердили, что будете вместе всю жизнь, а я знала - такого не случится, потому что, повзрослев, поймете, насколько вы разные.
- Столько ошибок наделали...
- Как и все. И хорошо, что вовремя остановились. А если бы нет? Свадьба, семья и абсолютное несчастье вдвоем. А потом крах, развод и горе из-за брошенных детей.
- Жуть, - вздрогнул Женя.
- Ага, так что всё к лучшему.
- Но Анна - молодец, знатно меня припечатала, правильно.
- У нас с отцом были похожие разногласия, - призналась Лариса, - я - властная, он - деликатный. Но мы создавали семью уже будучи взрослыми и, если я перегибала палку, отец уступал, но лишь в непринципиальных вопросах. Когда дело касалось чего-то серьезного, Владимир был, как кремень, и этот его внутренний стержень я ценю больше всего.
- А ещё ты его любишь, - подмигнул сын.
- Люблю. И горжусь, что этот интеллигентный, умный и порядочный человек рядом, иначе неизвестно во что бы я превратилась. И хорошо, если только в стареющую злобную Анну из прошлого.
Они помолчали.
- Ты похож на отца, Женя. - Лариса погладила руку сына. - И стержень его в тебе тоже есть, даже не сомневайся.
- Только что-то поздно он проявился, - хмыкнул печально парень.
- Повторяю, вы с Анной были детьми, вот и наделали ошибок.
- Ага, только я плыл по течению, а она управляла лодкой.
- Ну, знаешь, - хмыкнула мать, - девочки изначально практичнее и хитрее, умение манипулировать парнями у них в крови. Вот Анна и вертела тобой, как хотела. Пока не довертелась до разрыва.
* * *
Время шло и вскоре, к хромающему по коридорам Жене, присоединился Антон. Поддерживая друг друга, они наматывали "километраж" по больнице, возвращая энергию поврежденным мышцам, а рядом с парнями частенько семенил Иван Гаврилович, вздыхая, что если б не приехал ухаживать за сыном, то не узнал бы, что у него больное сердце.
- Не ври, - ругала его жена, - сколько раз я тебя просила показаться кардиологу? А ты лишь фыркал в ответ и сбегал на работу. - Небольшого роста, полненькая и хлебосольная Тереза Петровна закармливала всё отделение потрясающей выпечкой. Булки и рогалики, плюшки и рулеты она приносила еще теплыми, за что благодарные больные стали называть её "мать Тереза".
А спустя месяц Женя с Антоном попрощались с больницей и, стараниями Ларисы Евгеньевны, переехали в санаторий "Гопри", располагавшийся в городке с чудным названием Голая пристань. Тут парней лечили грязями, с ними занимался физиотерапевт, они много гуляли, разговаривая о своем будущем, и вскоре почувствовали себя вполне здоровыми, чтобы вернуться к нормальной жизни.
Херсон встретил их позёмкой, и немудрено, ведь наступил декабрь. Женя возвращаться на Киевщину по-прежнему не хотел, поэтому вместе с разросшейся семьей Фроляк переехал в их старый дом на окраине, заняв угловую комнату за кухней.
А дом, оставленный в наследство Антону, был интересным. Старый, но крепкий, сложенный из кирпичей, вперемешку с саманом, он уютно скрипел от порывов зимнего ветра и под этот скрип так сладко спалось, особенно под утро. Топили дом углем, которым их обеспечила военная часть, и полковник Саенко, иногда заезжавший проведать парней, любил поиграть с малышкой Женечкой, сидя у большой изразцовой печи на кухне.
Вскоре родители Антона вернулись к себе в Николаевскую область, но часто приезжали на выходные, загружая под завязку старенькие "Жигули" мешками с картошкой, капустой и другими овощами. А вот родные Лены, живущие под Очаковом, обеспечивали дом фруктами, так что яблоки, груши и виноград на столе никогда не переводились. Ну, а Лариса Евгеньевна, приезжая с мужем два раза в месяц, загружала хозяйский холодильник сыром, колбасами, мясом и салом (куда ж без него).
* * *
Для Антона и Жени первоочередной задачей стал поиск работы.
А вот её-то и не было.
Это сейчас с улыбкой называют те времена "лихие 90-е", но тогда, когда независимость Украины была только на бумаге, а фактически страна разваливалась от повсеместного хаоса, людям было не до смеха. Все ощущали себя, как в протекающей лодке - вроде, и плывёт понемногу, но проступающая вода под ногами тревожит, и страшно, удастся ли доплыть до берега и остаться в живых.
Жизнь была, скажем так, особенной.
Лихо мчали на иномарках мужики в малиновых пиджаках (элита) в сопровождении "бойцов" в спортивных костюмах. Словно тараканы из щелей повылазили "гопники", сбивавшиеся в "бригады", чтоб отбирать у людей всё, что понравится и всё, что плохо лежит. А плохо лежало многое - когда-то благополучные отрасли страны встали намертво и теперь их растаскивали все, кому не лень. Жутковато смотрелись пустые пролеты огромных заводских цехов, брошенные здания фабрик, остановленные новостройки никому не нужных теперь монстров промышленности. И среди этого хаоса вполне была понятна озлобленность безработных и тоска тех, кто исправно ходил на работу и не получал за это месяцами ни копейки. Честность и порядочность человека у многих стали вызывать жалость пополам с брезгливостью, ведь новый жизненный принцип гласил: "Если ты не взял то, что плохо лежит, ты - не честный, ты - дурак".
Как грибами после дождя, Украина обрастала рынками и базарами, где торговали всем подряд - от старья, разложенного просто на земле, до новомодных заграничных шмоток, завезенных "челноками" из Турции, Польши и Югославии. (Китай освоил украинский рынок немного позже). Черные плиссированные юбки и белые кофточки с набивными воротниками у женщин стали признаком зажиточности, а у мужчин превалировали "вареные" джинсы, турецкие свитера и, конечно же, барсетки. Зато зимой наступала эра кожаных дубленок (ещё недавно бывших несбыточной мечтой простого человека) и пуховиков.