Только два раза за год, перед рождеством и перед пасхой, случалось, что бабушка несколько задерживала выплату моего дохода. Несмотря на молодость ярой шестидесятницы, она к старости стала религиозна и сомневалась, хорошо ли давать мне сладости в рождественский и великий посты. Но всякий раз, поразмыслив над этим вопросом, решала его положительно и только наказывала покупать не какие-нибудь другие пряники, а мятные. Я торопливо облачался и летел в пряничную.
Это было удивительное заведение. В лавку вела низенькая дверь, по сторонам которой стояли, сложенные из узких дощечек, ярко-зеленые створки ночных ставен. Справа от двери было квадратное окошко, за зеленоватыми стеклами которого, широко расставив ноги, стойл гипсовый гном с желтоватой бородой и красным носом. Перед круглым животом он держал подносик, и на нем лежало по экземпляру всего, что производилось пекарней: миндальные, шоколадные и мятные круглые пряники, фигурныеконьки и рыбки и тут же карамели грушевые и «гадательные», с пророческими стихами и изображениями карт. Наконец, у ног гнома, блистая полосками золотой бумаги и зигзагами застывшего разноцветного сахара, неподвижно ехал пряничный всадник на богато изукрашенном коне.
Такова была выставка. А внутри Во-первых, запахтеплый, мучной, мятный, ванильный, пригорело-сахарный. Что может быть приветливее? О вступлении покупателя в лавку возвещал дверной колокольчик, звонко брякавший над вашей головой, и не успевал он еще смолкнуть, а вы полной грудью вдохнуть ароматы, хлынувшие вам навстречу, как из двери в задней стенке низкой сводчатой лавки показывался хозяин, он же пекарь Порохов.
Это был бодрый старичок в белом фартуке. Весь он, от седого бобрика волос над розовым лбом до присыпанных мучной пылью мягких туфель, был похож на в меру подрумяненный мятный пряник.
Вот сюда-то ясным предрождественским днем и двинулся я, зажав в кулаке двугривенный, предвкушая, как мы с Юркой будем есть пряники, а главное, обдумывая на ходу важный вопрос: мятные или миндальные
Я не решился еще ни на что, когда, открывая заветную дверь, понял, что мне придется подождать. Высокий человек в романовском полушубке и валенках, стоя ко мне спиной, укладывал в мешок пакеты с пряниками и конфетами, которые подавал ему стоявший за прилавком Порохов.
А, оптовый покупатель! приветствовал меня пряничник.
Человек в полушубке обернулся, и я узнал Якова Александровича. Он ласково со мной поздоровался. А я не сводил глаз с его лица, вспоминая недавний разговор. Да, сходство с прокурором было!
Сейчас, Яков Александрович, я шпагат принесу мешок перевязать, сказал Порохов и ушел в заднее помещение.
Что ты меня так рассматриваешь? спросил учитель. Уж не поморозился ли я? И он поспешно ощупал нос, щеки и уши.
Нет, отвечал я. А хочу вас спросить, не брат ли вам прокурор Вербо-Денисович или не родственник ли?
Как? медленно выговорил старый учитель, застыв с поднятой к лицу рукой. Как ты сказал?
Я, хотя и менее уверенно, повторил вопрос.
Да где же ты слыхал про такого? спросил он, и я заметил, как лицо его заливает краска.
А вот тут же, в этом доме он и живет наверху. Папа недавно его девочку от смерти вылечил, сказал я.
Неужто тут? как-то странно глянул вокруг и вверх Яков Александрович. В этом самом доме?
Вернулся Порохов с веревкой.
Подойдет ли? спросил он. Настоящий английский.
Но учитель едва взглянул на шпагат.
Завяжи, пожалуйста, сам, Николай Федорович, сказал он поспешно и опять обратился ко мне:А ты, Володя, купи что надо, а потом я хотел бы к вам зайти, и ты мне толком все расскажешь.
Отца не было дома, бабушка возилась на кухне, мама тоже. Она вышла на минутку, поздоровалась, обещала скоро прийти и просила гостя остаться обедать.
Мы сели с Яковом Александровичем у окна в столовой, и я рассказал все. И, опять покачивая головой, он сказал:
Да, странное совпадение В этом самом доме
Я только хотел спросить разъяснения этих слов, как пришел отец. Мне кажется, он тотчас понял все, строго посмотрел на меня и, уведя Якова Александровича в кабинет, плотно запер за собой двери.
Я был несколько обижен таким оборотом дела, но, прикинув, нет ли за мной каких грехов, и не найдя ничего особенного, решил подождать, что будет дальше. А пока, отделив по-братски Юркину долю, стал помаленьку уничтожать пряники, благо ни мать, ни бабка не обращали на меня внимания.
Говорили в кабинете не менее часу. Но когда мама сказала через дверь, что обед готов, отец тотчас отозвался:
Подавайте, сейчас идем
Выйдя, они молча сели за стол. Есть мне после пряников решительно не хотелось, и я внимательно вглядывался в обоих. Лицо отца было грустно-задумчивое, а учителяспокойное и ясное.
В конце обеда разговор приобрел общий характер и оживился. Потом Яков Александрович стал собираться на вечерний поезд и, хотя родители уговаривали его переночевать, сказал, что обещал нынче вернуться и Арефьевна обеспокоится.
Но ведь зимой у вас так глухо, сказала мать. И дорога-то от станции все лесом, может, даже волки есть
Э, Надежда Владимировна, засмеялся учитель, да там и звери мне все знакомы, авось помилуют ради святок.
Проводив гостя, отец возвратился в столовую.
Где встретился с Яковом Александровичем? спросил он меня.
У Порохова в лавке, сказал я. Этот весь мешок, что он понес, все конфеты и пряники
Отец прошелся по комнате. Потом обратился к матери:
Ты знаешь, он из своего грошового жалованья целый год откладывает, чтобы к рождеству сделать елку с угощением. Говорят, кроме школьников, чуть не сто человек набиваетсяи бородатые мужики, и бабы с младенцамивсе его бывшие ученики. Ведь он лет двадцать пять все в тех же стенах.
Тут отец вдруг как бы что-то вспомнил, остановился и, взглянув на меня, сказал:
Пойдем-ка, мне надо с тобой поговорить.
Сердце у меня сжалось. Отец никогда не драл меня. Даже не бранил крепко, но так умел объяснить какое-нибудь мое непослушание или хулиганство, что уж лучше наказал бы Я поплелся за ним.
Войдя в кабинет, он указал мне на стул у стола против своего места, сел сам и на мгновение как бы задумался, верно подбирая выражения.
Видишь ли, я хочу поговорить с тобой как со взрослым мужчиной, начал он. Ты, конечно, уже догадался, что речь будет о Якове Александровиче и о том господине, он кивнул в сторону каменного дома. Да, мы, и в частности ты, были правыони родственники, и притом не дальние. И как я узнал сейчас, Яков Александрович имеет особые основания с этим родством не считаться. Не то чтобы он желал его скрывать, но вспоминать о нем не хочет, а равно не хочет, чтобы вспоминали другие и, прежде всего, сам этот барин А раз так, то мы, случайно догадавшиеся, обязаны забыть то, что нам известно. Ты меня понял?
Понял, отозвался я.
И никому не будешь об этом говорить, даже Юрке твоему. Хорошо?
Хорошо.
Так дай мне, пожалуйста, честное слово, что это исполнишь.
Даю.
Ну, спасибо. А теперь иди и попроси маму зайти ко мне.
С матерью разговор шел много дольше. Ей отец пересказал, должно быть, все, что узнал от Якова Александровича и не почел возможным сообщить мне.
Сознаюсь, несколько дней я сгорал от любопытства. Еще бы! Тут была настоящая тайна, да притом связанная с 1812 годом, генералом, шпагой, прокурором
Но слово я сдержал, никому ничего не говорил и ни о чем не спрашивал.
А в начале лета товарища прокурора перевели в какой-то большой город. Опять вытаскивали из сарая ящики, дощатые клетки, рогожи. В доме стучали молотки и яростно лаяла собачка. Потом господин Вербо-Денисович заходил к отцу с прощальным визитом, и через день мы видели, как он с женой и Олизшанде сели в одну извозчичью пролетку, бонна с болонкой и горничной в другую, а в третью кухарка с узлами и картонками. Старичок еще целый день распоряжался погрузкой и отправкой вещей и наконец, побрякивая связкой ключей и вежливо раскланявшись со зрителями, засеменил к вокзалу.
Но так интересовавшую меня историю я все же услышал. Только не скорочерез семь лет.